Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе
Хэрриот пишет кратко, как полагается человеку действия. Ему принадлежала честь собрать совещание по поводу новых зверских убийств, «на котором магистраты одобрили совместные эффективные меры, пути сотрудничества и общие действия». Но он ни словом не намекает, что это были за меры. Его уверенности в себе, благодаря которой он после убийства Марров потерял благоразумие и проявил излишнее рвение, несколько поубавилось. Теперь он производил впечатление рассерженного, разочарованного пожилого человека, который пытается найти решение чужих проблем, да и то лишь потому, что это дает возможность проверить собственные силы, и который стыдливо начинает сознавать, что проблемы эти ему не по зубам.
Власти Уайтчепела до этого времени занимались расследованием меньше других, хотя после убийства Марров, как и остальные приходы, также искали подозреваемых. Собранное Хэрриотом совещание как будто вывело их из апатии. Видимо, они испугались (и не без основания) вынужденной отставки, если бы министр внутренних дел убедился в их совершенной бездеятельности. «С глубоким сожалением мы вынуждены констатировать, – писали они, – что прошлым вечером в таверне «Королевский герб» на Нью-Грейвел-лейн произошло ужасное убийство… Предпринимаются все усилия, чтобы обнаружить преступников, совершивших это страшное дело». Нет свидетельств того, чтобы магистраты Уайтчепела тогда или в другое время предприняли какие-либо действия и, выйдя с совещания Хэрриота, не потеряли к расследованию всякий интерес.
Хотя, разумеется, дело прежде всего касалось приходов Шэдуэлла, поскольку в этом районе проживали все жертвы убийств. По крайней мере министр внутренних дел мог надеяться на энтузиазм властей. Письма из Уайтчепела и из речной полиции поступили в министерство в течение пятницы, однако день клонился к закату, а из Шэдуэлла новостей не поступало. Райдер отправил с курьером запрос и узнал, в чем крылась причина молчания. Вернувшись с совещания у Хэрриота, магистраты приступили к допросу подозреваемого – некоего энергичного ирландца по имени Сильвестр Дрисколл, которому не посчастливилось снимать комнату неподалеку от таверны «Королевский герб» на Нью-Грейвел-лейн. Во время ареста при нем оказалось большое количество спиртного, хотя он утверждал, что «это только капля из того, что он обычно запасает перед праздниками: галлон бренди, за который он заплатил тринадцать с половиной шиллингов, кварту виски и еще некоторое количество британского бренди на пробу». Обыскивая его комнату, полицейский обнаружил еще сырые после недавней стирки белые полотняные штаны с явными следами крови. Дрисколл возражал, утверждая, что штаны испачканы краской, но «господин врач» установил, что пятна на ткани – кровь. Тогда арестованный заявил, что в той же комнате, которую он снимал, проживала еще молочница, и эти штаны лежали под ее кроватью. Миссис Дрисколл подтвердила его алиби, но магистраты не склонны были верить ни первой, ни второй версии. Решили, что ирландец предстанет перед судом. Покончив с этим важным делом, Кэппер переключил внимание на запрос министра внутренних дел. И к концу дня отправил с гонцом ответ. Почерк выдает усталость и волнение писавшего. К концу кажется, что слова выводила рука старого больного человека:
«Шэдуэлл, 20 декабря 1811 года
Сэр!
В ответ на ваше письмо позвольте сообщить обстоятельства убийства, которое произошло прошлым вечером в таверне под названием “Королевский герб”, что на Нью-Грейвел-лейн, хозяином которой являлся некто Джон Уильямсон. В одиннадцать часов сторож, чья будка стоит прямо напротив таверны, вышел, чтобы совершить обход. В тот момент в округе было все спокойно. Через десять минут он вернулся и увидел мужчину, снимавшего комнату в этом доме, который спускался из окна с высоты двух пролетов лестницы, цепляясь за две связанные простыни. Он-то и сообщил, что вся семья убита. Дверь немедленно взломали и обнаружили в пивном зале мертвых Кэтрин (sic) Уильямсон и ее служанку Бриджет Хэррингтон. Им перерезали горло и т.п. Мужчину нашли в подвале в том же состоянии.
Есть все основания предполагать, что этот зверский акт совершили те же преступники, которые убили семью Марров. Обстоятельства во многом подтверждают эту догадку. У дома видели схожего по описанию человека. Как и в случае с Маррами, преступники убегали через задний двор, где был найден след подбитой гвоздями обуви. Надеюсь, что мы располагаем некоторыми уликами, хотя не могу говорить об этом с уверенностью. Но мы вам сообщим всю полученную информацию. Прошу прощения за неточности – пишу в большом волнении.
Ваш покорный слугаРоберт Кэппер».«Надеюсь, что мы располагаем некоторыми уликами». Кэппер уж слишком осторожничает. Налицо имелись по крайней мере пять улик: новый измазанный кровью ломик (или это очередная плотницкая стамеска?); факт пропажи часов Уильямсона; описание внешности некоего Кэчпоула; описание Тернером внешности человека, который, по его утверждению, склонялся над миссис Уильямсон; след на глинистом склоне напротив заднего окна с запачканным кровью подоконником; описание Андерсоном внешности мужчины, который, по его словам, слонялся вечером у таверны «Королевский герб».
И это еще не все. В пятницу «Таймс» сообщала:
«Мистер Генри Джонсон, ответственное лицо из прихода Святого Павла и Шэдуэлла, а также две горожанки дали под присягой показания, что в тот момент, когда поднялась тревога в связи с убийством Уильямсонов, они видели, как по улице в сторону Рэтклифф-хайуэй бежали двое мужчин. Один из них как будто хромал и не мог угнаться за другим. Он словно выбился из сил – то ли от бега, то ли от большого физического напряжения. Хромой был ниже товарища. А тот, что был выше, его подгонял. “Ну, давай же, Махони (или Хьюи). Давай же!” или что-то в этом роде. Они удалились в сторону Блугейт-Филдс».
Если Кэппер забыл обо всех этих уликах, значит, он в самом деле писал в большом волнении.
Невозможно судить, какое впечатление произвели эти сведения на министра внутренних дел, и нет свидетельств того, что он ими как-то воспользовался. Хотя возможно, что Беккетт сообщил о них Грэму на Боу-стрит. И снова министр внутренних дел действовал исключительно от имени правительства, предлагая, как и после убийства Марров, необыкновенно высокую награду за информацию, которая могла бы способствовать поимке преступника или преступников, – 500 фунтов. И одновременно обещая прощение любому предоставившему такую информацию, если только он лично не принимал участия в расправе.
Правительственное объявление появилось в субботу 21 декабря, в тот самый день, когда газеты сообщили о втором «страшном убийстве». Тон, взятый «Таймс», был очень типичен: «В четверг вечером, между одиннадцатью и двенадцатью часами на Нью-Грейвел-лейн, Рэтклифф-хайуэй, случился еще один акт кровавой жестокости, сопоставимый по своей бесчеловечности с уничтожением семейства Марров». По словам «Лондон кроникл»: «Мы с такими же страхом и тревогой узнали, что еще трое людей расстались с жизнями, став жертвами ночных убийц, и погибли тем же способом, что несколько дней назад несчастные Марры, которые проживали в двух минутах ходьбы от дома новых жертв».
Прошло несколько часов, и столицу охватила очередная волна страха. «Невозможно представить, – жаловался мистер Джонсон с Френчерч-стрит министру внутренних дел, – с каким ужасом и отвращением восприняли люди, особенно в Ист-Энде, новость об этих леденящих кровь событиях». Циркулировавшие в городе страшные рассказы вызвали новый приступ паники. Ходили слухи, что в пятницу на Сити-роуд убит еще один владелец паба, а следующий в списке покойников – хозяин «Белой розы»[15] на Рэтклифф-хайуэй. По ночам у дверей этого питейного заведения стали выставлять вооруженную охрану. А потом начали поговаривать, что в Лаймхаусе до смерти забили двух полицейских, когда те попытались арестовать подозрительного типа. На самом деле полицейские преследовали подозреваемого, арестовали и повели по улице. Но не успели далеко уйти, как на них напали двести разъяренных ирландцев и освободили товарища. К полицейским подоспело подкрепление, и они во второй раз взяли подозрительного человека под стражу, но его снова отбили. В конце концов он скрылся, а потом выяснилось, что ирландцы приняли полицейских за насильно вербующих в армию военных. Впоследствии подозреваемый сдался сам. Как писала «Таймс»: «пришел в рубашке, залитой кровью своих недругов, и дал удовлетворительные объяснения, почему сопротивлялся во время этого прискорбного инцидента». Подобные сцены можно было наблюдать по всему Лондону. Никто не знал, где убийцы нанесут следующий удар. «Многие из наших читателей, – писал намного позднее Томас Бабингтон Маколей, – помнят атмосферу Лондона после убийства Марров и Уильямсонов: страх на каждом лице, тщательно запертые двери, покупатели, спрашивающие мушкеты и трещотки ночных сторожей. Известен один лавочник, который в тот период продал за десять часов три сотни трещоток». Как свидетельствует Де Куинси, в городке Кесуике тремястами милями южнее Лондона за перипетиями этой саги внимательно следил Роберт Саути. Именно по поводу этих убийств он сказал, что это тот редкий случай, когда «частное событие возносится до уровня события общенационального масштаба». Сам Де Куинси был еще больше увлечен происходящим. Его подхлестываемое опиумом воображение впитывало каждую деталь, чтобы впоследствии снова и снова перерабатывать. В 1811 году он жил в доме, который тремя годами раньше достался ему от Вордсворта, но даже здесь, в деревне Грасмир, «поднялась невообразимая паника. Одна дама, моя соседка, жила в это время в уединенном доме с несколькими слугами без мужа. Она не ложилась спать, пока не возводила между собой и непрошеным гостем в человеческом обличии восемнадцать запертых на солидные замки, засовы и цепочки дверей. Дама рассказала мне это сама, а потом я воочию убедился, что так оно и было. Добраться до ее гостиной было все равно, что парламентеру войти в осажденную крепость. Через каждые шесть шагов приходилось останавливаться перед чем-то вроде опускающихся решеток».
