Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе
По распоряжению церковных старост, доверенных и попечителей
ТОМАС БАРНС,
причетник
Шэдуэлл
19 декабря 1811 г.»
Но каков же мотив? Что за дикая жажда наживы или страсть к мести принесла столь ужасные плоды – семь жертв менее чем за две недели? И все с вышибленными мозгами и перерезанными глотками? Ничего подобного никто не мог припомнить, дело было выше человеческого понимания. Члены приходского совета зашли в тупик. Те, кто настаивал на простом мотиве ограбления, указывали, что и Марры, и Уильямсоны были сравнительно богатыми людьми. Правда, из дома Марров ничего не пропало, а у Уильямсона украли часы. Может быть, бандитов просто вспугнули? В первом случае трезвон вернувшейся Маргарет Джуэлл, во втором – крики жильца Уильямсонов. И они, испугавшись, бежали. Однако в этой теории оставалось слишком много необъяснимых мест. Почему преступники оставили деньги в кармане Марра и в кассе лавки? Почему ограничились только часами Уильямсона? Почему не взяли хотя бы лежавшие в кассе деньги? Что за нрав у этих жестоких бандитов, если они при малейшей тревоге сразу удирают, ничего не украв, лишь совершив бессмысленные убийства?
Но если главный мотив – не грабеж, может, в обоих случаях вся эта бойня – результат мести? Были люди, которые пытались обнаружить связь между Маррами и Уильямсонами и таким образом получить ключ к разгадке преступления. Но ничего очевидного не всплывало. Марр был молод и всего несколько месяцев жил в этом районе. Уильямсону исполнилось пятьдесят шесть лет, и он давно обосновался в Шэдуэлле. Но члены приходского совета отчаянно искали общее в двух семьях. Ведь в противном случае – если мотив не расчетливая личная месть – страшно подумать о том, что случилось. В Шэдуэлле орудовал маньяк или банда маньяков – коварных, безжалостных, бесчеловечных. И они этими долгими декабрьскими ночами могли снова нанести удар.
Какой смысл был назначать награду в сто гиней, если правительство после убийства семьи Марров предложило пятьсот и это ничего не дало? Обыкновенный жест, и не более, но члены приходского совета считали, что обязаны сделать хотя бы это ради Уильямсонов. И еще – следовало предпринять все возможное, чтобы успокоить и свои напуганные семьи, и соседей. Так же поступил совет расположенного к востоку от Шэдуэлла соседнего прихода. Приходское правление деревушки Рэтклифф собралось утром на заседание. И как и следовало ожидать, повело себя разумнее, чем их товарищи по несчастью из Шэдуэлла на своем полуночном собрании. Члены совета не спеша все обдумали, а те, кто успел побывать в таверне «Королевский герб», описали найденный рядом с телом Уильямсона металлический стержень. Он имел в длину около тридцати пяти дюймов и был похож на предмет, найденный на прилавке Марра. Может, это вовсе не лом, как решили сначала, а плотницкая стамеска? Та же самая, что присутствовала в доме Марра? Нет, это было невозможно, поскольку та хранилась у магистратов. К тому же эта показалась совершенно новой. Озадаченные члены совета решили действовать с большой осторожностью и написали объявления согласно старому логическому правилу. Хотя дело их непосредственно не касалось, соображение, что в округе безнаказанно орудовала банда монстров, призывало к действию. Долг повелевал оценить риск, а затем, сообразно ему, назначить награду. Они воспользовались примером Шэдуэлла и предложили сто гиней. Но вдобавок еще двадцать гиней тому, кто сумеет не только сообщить, кому была продана новая плотницкая стамеска, но и предъявить доказательства своих слов. В приходе Рэтклифф не сомневались, что она – самый важный ключ к разгадке тайны.
От властей прихода большего никто и не ждал. А как обстояли дела с магистратами? Критика в их адрес становилась все настойчивее. Они, несомненно, прилагали определенные усилия, но их действия ничего не дали. Более того, магистраты не могли предотвратить нового нападения монстров. Люди ворчали: недостаточно рассчитать кучку сторожей, пусть магистраты тоже уходят.
Хэрриоту сложившаяся ситуация казалась совершенно невыносимой. Помощи не было ни от министерства внутренних дел, ни от судейской троицы в Шэдуэлле. И он решил взять дело в свои руки. Человека, ходившего в плавание по всему миру, завоевывавшего для Британии новые территории и усмирявшего индийского раджу, не пугала шайка головорезов. После завтрака он нанес визит Кэпперу и Маркленду в помещении суда, затем поспешил обратно в Вапинг, чтобы написать следующее настоятельное послание:
«Магистраты речной полиции Темзы свидетельствуют свое почтение магистратам Шэдуэлла и приглашают встретиться в помещении речной полиции, чтобы вместе обсудить наиболее эффективные меры по обнаружению свирепых ночных убийц, которые своим присутствием отравляют жизнь наших приходов. Теперь, после тройного убийства на Нью-Грейвел-лейн, складывается впечатление, что здесь систематически действует целая банда».
Такое же письмо было направлено судейским Уайтчепела. Если бы магистратов упрекнули в отсутствии сотрудничества, они бы стали энергично возражать, что это не так и что они в полной мере содействуют друг другу. Разве не каждый полицейский и сторож в Ист-Энде независимо от того, какому принадлежит приходу, ищет подозреваемых?! Разве они не информируют министра внутренних дел и друг друга о том, как идет расследование?! Разве магистраты Шэдуэлла не пригласили Хэрриота присутствовать на первом допросе Маррея, Олни и Маргарет Джуэлл?! Однако не такое сотрудничество могло бы дать настоящие результаты. Требовался централизованный контроль за всеми следственными действиями одним органом, включая использование объединенных сил, допросы подозреваемых и сохранение улик, а также система получения полной информации магистратом, ведущим следствие. Но это было выше понимания полицейских того времени и выше их организационных способностей.
Встреча состоялась в пятницу в середине дня, на следующий день после убийства, и проходила в атмосфере все возрастающего напряжения и волнения. Снаружи бесновалась рассерженная толпа. Охваченная первобытными чувствами, она могла поддаться внезапной панике, истерии, слепому желанию отомстить. Перед магистратами ясно вырисовывалась их ответственность: если в скором времени не найти убийц, люди начнут самостоятельно вооружаться – некоторые уже этим занялись, – и тогда никто не поручится за безопасность португальцев, немцев, ирландцев и других инородных общин. Толпа вполне способна сорвать на них свою ярость. Однако средства судейских по сравнению с их ответственностью были просто жалкими: восемь полицейских в Шэдуэлле, еще восемь в Уайтчепеле, пять в Вапинге и временно приданная команда сыщиков с Боу-стрит.
Для Хэрриота разъяренная толпа была, как ни странно, знакомой проблемой, испытанной опасностью. Он уже пережил нечто похожее и теперь испытывал душевный подъем оттого, что снова готовился сыграть ведущую роль. Тогда в Вапинге, в один октябрьский вечер, вскоре после создания речной полиции к ней приблизилась армия полудиких ирландских разносчиков угля, которых возмутило, что новый орган препятствует их мелкому воровству на Темзе. Кое-кого из их товарищей арестовали и допрашивали, и теперь остальные требовали, чтобы задержанных отпустили. Толпа атаковала дверь помещения, затем, вырыв из мостовой булыжники, разбила окна. «Я был единственным в участке человеком, кто нюхал порох среди накала страстей», – вспоминал в мемуарах Хэрриот. Бунт ширился, и казалось, участок будет захвачен. Один из городских купцов оставил свой пост и спрятался на чердаке. Другие, к возмущению Хэрриота, «благоразумно погрузились в лодку и уплыли по реке». Хэрриот тем временем дал приказ зарядить оружие. Это действие и приказ прицелиться «наэлектризовало меня, словно я помолодел». Толпе велели разойтись. Хэрриоту оказалось достаточно застрелить одного бунтовщика, чтобы остальные разбежались. Пусть убийцы Марров и Уильямсонов приходят на Олд-Грейвел-лейн, вооруженные саблями, молотами и стамесками, Хэрриот знал бы, как с ними обойтись, и не упустил бы своего шанса. Но к сожалению, это расследование требовало более тонких методов, и Хэрриот, несмотря на свой опыт, энтузиазм и мужество, оказался не более эффективным, чем магистраты из Вапинга и Уайтчепела, личности куда менее яркие.
Не сохранилось документов, свидетельствующих, как проходило обсуждение за закрытыми ставнями полицейского участка. Скорее всего записей тогда вообще не велось. Хэрриот не был чинушей и не цеплялся за канцелярщину. То совещание было первым и последним подобного рода, на этом координация кончилась. Приходы разошлись по домам и продолжали направлять в министерство внутренних дел каждый свои отчеты.
Хэрриот пишет кратко, как полагается человеку действия. Ему принадлежала честь собрать совещание по поводу новых зверских убийств, «на котором магистраты одобрили совместные эффективные меры, пути сотрудничества и общие действия». Но он ни словом не намекает, что это были за меры. Его уверенности в себе, благодаря которой он после убийства Марров потерял благоразумие и проявил излишнее рвение, несколько поубавилось. Теперь он производил впечатление рассерженного, разочарованного пожилого человека, который пытается найти решение чужих проблем, да и то лишь потому, что это дает возможность проверить собственные силы, и который стыдливо начинает сознавать, что проблемы эти ему не по зубам.
