Диана Гэблдон - Шотландский узник (ЛП)
Так же обнадеживало то, что Фрейзер будет испытывать такие же неудобства, как и он сам. Нет сомнения, что дискомфорт поможет им избежать новых неловких ситуаций.
Он так же решил, что философское настроение — это хорошо, но прием пищи тоже не помешает, выведенный из себя спором с Хэлом, он пропустил время чая и уже испытывал воздействие бренди на голодный желудок. Взглянув на себя в зеркало, он убедился, что вымыл все навозные хлопья из еще влажных волос, одернул плохо сидящий камзол и отправился вниз.
Был ранний вечер, в «Бифштексе» было тихо. Ужин еще не сервировали, в курительной комнате не было вообще никого, и только один член клуба спал в библиотеке, вольно развалясь в кресле с газетой на лице.
Еще один человек сидел в кабинете, сгорбившись над столом и вертя в руке перо в поисках вдохновения.
У удивлению Грея сгорбленная спина принадлежала Гарри Карьеру, старшему офицеру 46-го. Карьер, оглянувшись с блуждающим взглядом, вдруг увидел в коридоре Грея и, встревоженный, поспешно шлепнул лист промокательной бумаги поверх лежащего перед ним письма.
— Новое стихотворение, Гарри? — приятно улыбаясь спросил Грей и вошел в кабинет.
— Что? — застигнутый врасплох Гарри попытался принять невинный вид, но не смог. — Какое стихотворение? Я? Письмо даме.
— О, неужели?
Грей сделал вид, что пытается поднять промокашку, но Карьер схватил оба листа и прижал их к груди.
— Как вы смеете, сэр? — Сказал он тоном оскорбленной невинности. — Частная переписка есть святое!
— Что святого может быть у человека, рифмующего «поэта» с «минетом»?
Грей не мог ручаться, что бренди, согрев его кровь, не развязал ему язык. Тем не менее, вид Гарри с выпученными глазами заставил его рассмеяться. Гарри подскочил к двери, быстро посмотрел в обе стороны по коридору и оглянулся к Грею.
— Хотел бы я послушать, как рифмуете вы, друг мой. Кто, черт возьми, вам рассказал?
— Да все знают. — возразил Грей. — Я, например, сам догадался. В конце концов, это вы дали мне ту книгу Дидро. [5]— ему не хотелось раскрывать, что источником информации была его собственная мать.
— И вы ее прочитали? — Цвет начал возвращаться в лицо Гарри.
— Предпочитаю слушать, как мсье Дидро читают другие. — Он улыбнулся при воспоминании о в стельку пьяном Гарри, декламирующего стихотворение об Эросе во время мочеиспускания за ширмой в салоне леди Джонас.
Гарри глядел на него, прищурившись.
— Хмм, — сказал он. — Да вы не отличите дактиль от большого пальца левой руки. Вам рассказала Бенедикта.
Брови Грея взлетели на лоб. Не от обиды на сомнения Гарри в его литературных способностях — они были отчасти справедливы, а от удивления. То, что Гарри назвал мать Грея ее христианским именем, а так же ее информированность в области поэзии привели к шокирующему открытию об интимности их знакомства.
А он-то спрашивал себя, откуда мать знает об эротической поэзии Гарри. Теперь он с интересом прищурился. Гарри, запоздало сообразив, что он наделал, попытался принять невинный вид, насколько это было возможно для тридцативосьмилетнего полковника с экзотическими привычками, развратными вкусами и значительным опытом. У Грея мелькнула мысль о защите чести, но его мать теперь была благополучно замужем за генералом Стэнли, и ни он ни она не поблагодарили бы его за скандал. Да ему и не хотелось вызывать Гарри, честно говоря.
Он решил обойтись возмущенным:
— Эта дама является моей матерью, сэр, — и Гарри был достаточно тактичен, чтобы смутиться.
Он не успел ничего ответить, потому что передняя дверь открылась, холодный сквозняк закружил по комнате, подняв бумаги на столе и швырнув их под ноги Грею. Он наклонился быстрее, чем Гарри успел до них добраться.
— Иисусе, Гарри! — Его глаза быстро пробежали по тщательно выведенным строчкам.
— Отдайте! — прорычал Гарри, пытаясь вырвать бумагу.
Удерживая Гарри одной рукой, Грей прочитал вслух:
— Меж бедер пенится п***… Иисусе, Гарри, пенится?!
— Это факин черновик!
— Фу, как грубо! — Он проворно отступил в зал, уклоняясь от Гарри, и столкнулся с только что вошедшим джентльменом.
— Лорд Джон! Смиренно прошу прощения! Я вас не зашиб?
Грей мгновение тупо смотрел на огромного человека, заботливо надвигавшегося на него, а затем выпрямился после бесславного падения.
— Фон Намцен! — он пожал руку великану ганноверцу, безмерно счастливый видеть его снова. — Что привело вас в Лондон? Что привело вас сюда? Вы поужинаете со мной, не так ли?
Красивое суровое лицо фон Намцена расплылось в улыбке, но Грей заметил следы недавнего страдания в углубившихся складках вокруг рта, во впадинах под скулами и глубоко посаженными глазами. Он сжал руку Грея, выражая радость от их нечаянной встречи, и тот почувствовал, как у него, фигурально выражаясь, трещат кости.
— Я был бы рад, — сказал фон Намцен, — но я приглашен… — он оглянулся и указал на элегантного джентльмена, стоящего поодаль. — Вы знакомы с мистером Фробишером? Его светлость Джон Грей, — Фробишер поклонился.
— Конечно, — ответил джентльмен учтиво. — Вы доставите мне большое удовольствие, лорд Джон, если присоединитесь к нам. У меня есть две связки куропаток, огромный свежепойманный лосось и еще кое-какая мелочь. Я буду рад, если вы поможете капитану фон Намцену со всем этим справиться.
Грей уже успел познакомиться со способностями фон Намцена, и был уверен, что ганноверец вполне может проглотить все вышеперечисленное в одиночку, а затем еще не забудет перекусить перед сном, но не успел извиниться — Гарри выхватил похищенные документы у него из рук. Возникла новая суета с представлениями и знакомством, в результате чего все они оказались за столом в ожидании лосося и нескольких бутылок хорошего бургундского.
* * *Боже, какая удача. За супом он перевел разговор к поэзии, что несколько обеспокоило Гарри, но привело к восторженной декламации стихов из «Irdisches Vergnügen in Gott» [6]Брокеса по-немецки мистером Фробишером и горячему диспуту о структуре немецкого стихотворения и прообразе английского сонета.
Когда спросили мнения Гарри, он скромно улыбнулся Грею поверх своей суповой ложки.
— Я? — вежливо спросил он. — О, я не достаточно компетентен, чтобы высказывать свое мнение. Я не продвинулся дальше «У Мери был ягненок». Зато Грей отлично рифмует все подряд, спросите его.
Грей поспешил отказаться от лавров знатока, но предложил поиграть в рифмы. Они перешли от незатейливых ложка/ножка/кошка/сережка к более деликатному вопросу о том, можно ли рифмовать «лососину» с «апельсином» в духовном стихотворении. Удивительнее всего было то, что при виде фон Намцена, сидящего напротив, его улыбки при каждой новой рифме, его мягких волос, завитых над ушами, строчки сами собой начали складываться в его голове. Сначала пришли отдельные слова, потом целые строфы сложились в куплет и зазвучали в мозгу.
Грей был поражен. Неужели это так происходит с Гарри? Слова могут рождаться сами собой? Он повторил еще раз про себя:
«Ты мой владыкаИли я твой властелин?»
Это озадачило его, поскольку совершенно не могло быть связано с его отношением к фон Намцену, он ясно понимал, что такие слова могло вызвать только появление в Аргус-хаусе Джейми Фрейзера. «Смогу ли я встретиться с ним сейчас, — подумал он яростно. — Нет, я не готов.»
В комнате было жарко, лоб покрылся испариной. К счастью, подали лосося, компания отвлеклась от стихов, и он переключился на сдобное тесто, утку и соус с трюфелями.
* * *— Что привело вас в Лондон, сэр, — спросил Гарри фон Намцена над салатом.
Ясно было, что этот формальный вопрос был задан только с целью прервать сосредоточенное молчание, вызванное лососем, но лицо ганноверца потемнело, и он уставился в свою тарелку с зеленью.
— Я хочу приобрести у капитана кое-какую собственность, — Фробишер бросил поспешный взгляд на фон Намцена. — Надо подписать бумаги, знаете ли… — Он приподнял над столом ладонь, изображая толстую пачку правовых документов.
Грей с любопытством взглянул на фон Намцена, который являлся не только капитаном собственного полка, но и графом фон Эрдбергом. Он прекрасно знал, что граф, как и все богатые иностранцы, вел дела с Англией, он сам однажды встречался с риэлтором фон Намцена.
Фон Намцен то ли заметил его интерес, то ли почувствовал необходимость объяснений, но он поднял голову и издал душераздирающий вздох.
— Моя жена умерла, — сказал он и остановился, чтобы проглотить комок в горле. — В прошлом месяце. Моя сестра живет в Лондоне. — Другой вздох. — Я привез… своих детей… к ней.
— О, мой дорогой сэр, — сказал Гарри, положив руку ему на плечо. В его голосе звучало искреннее сочувствие. — Мне очень жаль.
