Охота на охотника - Валерий Георгиевич Шарапов
– Если его похитили, товарищ генерал, то при чем здесь семья, малолетняя дочка? Не было технической возможности выкрасть одного Шаламова? Простите, не поверю. Подобные дела доверяют опытным профессионалам.
– Как сказать, майор… Знаком с таким понятием: «пускать пыль в глаза»? Идут на любые меры, лишь бы запутать органы. Но, может, ты и прав, спорить не буду. Уверен в благонадежности Шаламова?
Рано или поздно этот вопрос должен был возникнуть. Больное место, профессиональная деформация, что еще там…
– Уверен, Геннадий Андреевич. Знаю Вадима Шаламова много лет. И дело не в родственных связях, которые давно оборваны. Просто знаю его как человека. Он порядочный человек. За деньгами не гоняется. Амбиции есть, но в положительном смысле. Не тщеславен, не завистлив…
– Отличный семьянин, – вздохнул генерал. – Дай бог, если это и вправду так. Вот только не надо про членство в партии, про преданность идеалам… У большинства предателей, сбежавших на Запад, в характеристиках значилось именно это.
– Он не предатель, товарищ генерал, могу поручиться за Вадима. Я же был у них в пятницу, Шаламовы отмечали день рождения дочки… Клянусь, Геннадий Андреевич, что-то нехарактерное – и я бы почувствовал. Но не было. Шаламовы вели себя как обычно.
Вспомнились грустные глаза Алены, паутина меланхолии во взоре. А раньше он в ее глазах такого не видел? Да сколько угодно! Это не Надежда с ее решительными замашками. Как столь непохожие люди могут быть родными сестрами? Два полюса, небо и земля…
– Эх, майор, твоими бы устами… Ладно, будем молиться, что так и есть. Но событие не может не беспокоить, согласись. В пятницу обезвреживаем Шпаковского – пресловутого Сапфира, закрываем «шестерку» Сурина. Их куратор Хопсон полностью изобличен и готовится покинуть страну. А на следующий день пропадает Шаламов, который, собственно, и вел это дело. Хочешь еще одну новость? У Сурина в тюрьме случился сердечный приступ. Плохо себя почувствовал, срочно вызвали медиков.
– И что? – вздрогнул Алексей.
– Жив, черт бы его побрал… Наша тюремная медицина даст фору любой другой медицине. Вытащили, можно сказать, с того света. Пока без сознания, допросить невозможно. Что будет с ним дальше, только бог знает. Охотно допускаю, что это совпадение, но слишком уж чудесное совпадение. Мутное это дело, майор, очень мутное. Есть идеи, как твой приятель мог пропасть?
– Завиральные – есть, Геннадий Андреевич. А других нет. История невероятная, здравому объяснению не поддается. Будем работать, ничего другого сказать не могу.
– Ладно, работай, майор. Надеюсь, знаешь, с какого конца браться за это несчастье…
Двигатель «Москвича» работал ровно, без кашля. Хоть что-то стабильное и понятное в жизни. За средством передвижения Алексей следил, имел знакомого слесаря в райкомовском гараже и не гнушался к нему обращаться. Услуги мастера подпольных дел стоили по-божески. Иначе было нельзя. Отремонтировать машину, не нарушая букву закона, было невозможно.
В восьмом часу вечера он подъехал к дому Шаламовых, прижал машину к детской площадке. «ВАЗ-2103» Вадима Шаламова продолжал стоять у подъезда. «В гараж бы отогнать, чтобы не соблазнять публику», – подумал Алексей. Ключ от гаража болтался на колечке вместе с ключом зажигания. Ключи так и лежали на тумбочке. Начинало темнеть. Свет у Шаламовых не горел. И что-то назойливо пилило, что он уже никогда не загорится.
Темнота прогнала старушек с лавочки, Алексей беспрепятственно проник в подъезд, а через пару минут вошел в квартиру. Слесарь вернул замок на место, усилил стальными пластинами треснувший косяк. Ключ от квартиры Костров присвоил еще днем, проблем с проникновением в чужое жилище не возникло. Снова навалилось что-то странное, он это чувствовал еще днем. Невнятные потусторонние голоса, детский плач… Он помотал головой, стряхивая наваждение, проверил, запер ли дверь на замок. Что-то тянуло в эту квартиру. Часто все непонятное притягивает…
Воздух был сперт, неподвижен. Он включил в гостиной свет, распахнул балконную дверь. Ворвался свежий воздух – эдакое экспресс-проветривание… В десятый раз ходил по комнатам, смотрел, словно ждал подсказок. За несколько часов ничего не изменилось, посторонние не заходили. Надежда, что все образуется, слегка подтаяла. Целая семья пропала в первую половину субботы, ее нет уже больше двух суток. Может ли семья офицера госбезопасности пропасть бесследно? Он застыл посреди гостиной, ломая голову. Но ничего в нее не приходило. Какие-то химеры витали, невидимые пауки плели паутину. Он сходил на кухню, заварил кофе – уж этого добра в навесном шкафчике хватало. Алена и Вадим обожали этот бодрящий напиток, добывали всеми правдами и неправдами. Кофе зашипел, пена полезла из турки. Спохватившись, он слил кофе в чашку, прибрал свое свинство, позаимствовал из сахарницы пару ложечек. Не проходила неловкость, что хозяйничает в чужом доме. Вернулся в гостиную, пристроил горячую чашку на журнальный столик.
Загорелся голубой экран, быстро сделался серо-буро-малиновым. Это называлось цветным изображением. Цвета передавались неправильно, картинка мылилась. Но могло быть и хуже. Шла программа «Время». В стране все было замечательно. Население в едином порыве готовилось к Олимпиаде. Предприятия и организации рапортовали о перевыполнении плана. Поощрялись передовики производства. Страна развивалась, уверенными темпами двигалась в правильном направлении. Не за горами были сияющие вершины коммунизма. Наиболее оторванные от реальности деятели уверяли с трибун, что их уже видно невооруженным глазом. Империалисты вставляли палки в колеса, корчились от бессилия, но все же гадили. Предстоящий бойкот Олимпийских игр начинал превращаться в серьезную проблему – в нешуточное испытание для советской дипломатии…
Вся эта бравурность с экранов, предвзятость, а порой и откровенное вранье выводили из себя. КПСС превращалась в старую, дряхлеющую лошадь, неспособную что-то изменить в меняющемся мире. Идеология не работала, но ею продолжали прикрываться. Страна куда-то катилась, явно в противоположную от сияющих вершин сторону, но пока это было некритично, время до коллапса оставалось. Требовалось что-то новое, свежее, пусть и в старой обертке – это понимали даже многие в КГБ…
Он выключил телевизор, развалился на кушетке. Нужно ли ставить квартиру под наблюдение? Парни взвоют, придется сутками не вылезать из машин. Может, направить их энергию на что-то более полезное? Усталость навалилась, закрылись глаза. Он не просто задремал, а провалился в сон! Очнулся оттого, что по квартире кто-то ходил, брюзжал. Майор подскочил, завертел головой.
– Что такое? – ехидно вымолвила Надежда. – Штирлиц не спал восьмые сутки? Подъем, засоня, нечего давить на массу в чужой квартире. Иди к себе и там дави.
Она смерила бывшего супруга уничижительным взглядом и удалилась на кухню. Алексей пришел в себя, допил остывший кофе, тоже потащился на кухню. Надежда осунулась,
