Утятинский летописец - Евгения Черноусова
Вернулась в дом.
– Ты плакала? – спросила чуткая Зоя.
– Я никогда не плачу. Я просто по телефону поругалась.
– Не ругайся!
– Ладно, не буду. Мы на какой букве остановились?
В кухню вошла Елена Игнатьевна:
– Кто-то меня покормить обещал?
За обедом Эля невольно натыкалась взглядом на криво сидящую на сестре блузку, и каждый раз поспешно отводила глаза. Елена Игнатьевна заметила это:
– Да ладно, не обращай внимание. Мешает мне этот протез. Хоть дома не буду его носить. Постепенно привыкну.
Потом она заметила цепочку на Зоиной шее. Та с гордостью продемонстрировала матери крест и иконку.
– Ты тоже не обращай внимание. Ну, захотела я стать крестной матерью Зое.
Елена Игнатьевна пожала плечами:
– Ладно, проехали. Да, а отец-то крестный кто?
Эля оживилась:
– Ни за что не догадаешься!
– У нас мужиков знакомых раз-два и обчелся. Из них тех, к кому Зоя не боится подойти, человек пять. Перечислить?
– Не надо. Потому что никто из них. Зоя, скажи маме, кто твой крестный?
– Крестный! – ответила Зоя, вылавливая ложкой ягоды из компота.
– А как его зовут?
– Дядя Костя.
– Ничего себе! – удивилась Елена Игнатьевна. – Ты же его боялась всегда.
– Он добрый.
– Понимаешь, договорились мы с Геной. Они Ритуську свою крестили, вот мы и решили заодно. Встретились на Пушкина, он Зою повел и по дороге пинал, что под ноги попадется, крестницу развлекал. Попал ногой в поребрик и сломал палец. Что было! Катька на него орет, Зоя плачет, жалеет. Спасибо, Ираида со своим Константином с нами шли. Мы Генку на скамейке бросили, Ираида Роберта вызвонила, он коляску тещину привез и в последний момент доставил Генку к церкви. А у нас время. Тут Костя говорит Зое: «Возьмешь меня в крестные?» А она вдруг берет его за руку и ведет в церковь! А Генка теперь на рынок ходит в гипсовой калоше.
– Гене не больно, он сказал, – вставила Зоя.
– Лена, а откуда Ираида его взяла, этого Костю? Давно он у нее?
– Года два. Наезжает довольно часто. Мы сначала не знали, откуда. А прошлым летом он с Борисом Аркадьевичем приезжал. Я так поняла, не то начальник охраны он у него, не то компаньон.
– Что за Борис Аркадьевич?
– Наппельбаум. Ему лет девяносто. Потомок здешних Наппельбаумов. Он Ираидиного покойного мужа какой-то родственник. Очень богатый ювелир. В советском прошлом не то цеховик, не то держатель общака. Значит, и Костя этот из братков. Впрочем, Иру не мне учить.
Глава 12
– Не мне учить тебя, Пелагея, как полы мыть, – сказала Маша, потирая колено. – Ты женщина немолодая уже, должна бы уметь.
Только что она чуть не упала, поскользнувшись на мокром полу в прихожей и ударившись об дверь. Собралась выйти, и вот…
У порога ахала забежавшая к ним вдова чиновника Бокина, сдававшая Федору Ионовичу дом: «Ох, Марья Игнатьевна, голубушка, что же вы так неосторожно…»
Узнала бы мачеха, что Маша не может справиться с прислугой, что крепостной уступает! Пол-то мылом вымазан. Такие штуки они в пансионе проделывали. Федор Ионович вновь в отъезде, а его метресса опять воюет с хозяйкой.
Выйдя из дома, Маша повернула на дорогу, что вела мимо часовни к Ветошникам. Со времен сватовства она полюбила одинокие прогулки. Как хорошо выйти из дома и брести, куда глаза глядят! И никому не докладываться, благо муж в отъезде. После того, как сгорел храм Михаила Архангела, Маше в гости было ходить не к кому. С месяц еще отец Василий служил в Петропавловском, замещая болевшего отца Тихона. А затем его вдруг назначили в дальний приход. Маша помогала крестной собирать вещи.
Гуляла она до сумерек. Потом повернула к дому. У палисадника большого дома исправника она остановилась, чтобы вытряхнуть из туфель песок. Только наклонилась, как стукнула дверь, и она услышала громкий шепот:
– Ваш высокоблагородь, к Шпильманам доктор Зильбер приехал! Ей-богу, гимназист у них! Сказывали же, что поранился он, когда из окна сигал!
– Беги в управу, скажи приставу, чтобы с собой двоих взял и на Набережную живой ногой! Передай, я тотчас там буду.
Маша увидела, как, спрыгнув с высокого крыльца, по улице побежал крупный детина.
Побежала и Маша, но потом перешла на быстрый шаг. Что подумают о ней знакомые, если увидят бегущей!
Когда она вошла в общественный сад, то снова перешла на бег: в это время здесь никого не было. За садом начиналась Погореловка – так назывался пустырь, где лет десять назад был большой пожар, а теперь рос бурьян до самой Набережной. Выйдя на Набережную, вновь перешла на шаг. Вот дом Кузнецовых. Тимофей Силыч женился-таки на своей Любаше. И приданое за ней хорошее взял. Поговаривали, что Митрохину на этот раз пришлось уговаривать жениха. Об этом Маша вспомнила, уже поворачивая к крыльцу.
У коновязи стояла коляска доктора Зильбера.
– Кто? – услышала Маша дрожащий голос Дарьи, прислуги.
– Дарья, это я, Марья Игнатьевна.
– Спят хозяева!
– Да открывай ты, нужно мне. – Молчание. – Ладно, сама выйди!
Дарья выскользнула на крыльцо.
– Сейчас работник Кузнецова, рыжий такой детина, к исправнику прибегал…
– Ой! – Дарья прижала руки к щекам.
– Пошли! – Маша решительно втолкнула Дарью в дверь и вошла сама. – Закрывай!
Из хозяйской спальни выглядывал Франц Карлович.
– Слышали? Колю нужно срочно уводить, сейчас здесь полиция будет.
– Не может он. Ранен, – ответил вышедший в прихожую Зильбер.
– Тогда прячьте! – Маша прошла в спальню. – Так, накройте его периной! – Мужчины глядели непонимающе. – Я сверху лягу.
Анна Адамовна буднично сказала:
– Нужно узкую перину.
И тотчас принесла перину. Отодвинула Колю к стене, а перину положила рядом с ним. Все это накрыла простыней. В дверь забарабанили. Не обращая внимания, что в комнате мужчины, Маша скинула платье и рухнула на постель.
– Франц Карлович, Нюту уведите. Григорий Акимыч, скажете, я ребенка скинула. Дома оступилась, до Шпильманов дошла и плохо мне стало. Кровь пустите для правдоподобия.
– Крови здесь достаточно. – Зильбер кивнул на лохань с кровавыми тряпками, стоящую на полу.
Загремели сапогами по полу прихожей впущенные Анной Адамовной полицейские. Маша протянула Зильберу руку, а второй, прикрытой одеялом, коснулась лежащего рядом Коли и почувствовала на ней поцелуй. Зильбер склонился над ней с ланцетом. Марта схватила полотенце и села на кровать рядом с Машей.
Из спальни исправник вылетел сконфуженный. Железная Анна Адамовна заставила полицейских пройти по дому и проверить все закоулки.
После отъезда полиции все снова собрались в родительской спальне. Нюта истерически рыдала.
– Давайте же, наконец, Колей займемся, – поднимаясь с постели, сказала Маша.
– Да, оставьте нас, – подхватил Зильбер.
Назавтра у Нюты открылась горячка. Уехавший на рассвете в имение Барташевских Франц Карлович об этом не знал. Анна Адамовна отправила старшую дочь за доктором, а сама вместе с Дарьей и Машей металась меж двумя больными.
После визита врача Нюта уснула, у Коли жар спал, и женщины сели чаевничать.
– Машенька, – спросила Анна Адамовна. – А вам не жалко своих близких? Они не сегодня-завтра узнают о вашей якобы потере. Это же будет
