Тереза Бреслин - Печать Медичи
Помимо всего прочего, хозяин занимался и военным делом.
Поэтому расширялись и мои знания не только этикета, но боевого искусства. Так, я узнал, что есть одна точка, находящаяся на расстоянии ладони от ключицы, и она является самой уязвимой частью человеческого тела. Расположена она на шее, на длинной кровеносной артерии, абсолютно необходимой для жизни. Если эту артерию перерезать, то кровь хлынет и вытечет очень быстро.
— Если по этому месту, — он положил руку мне на шею, — провести ножом — острым ножом — или мечом, то смерть наступит через несколько мгновений. Вот почему я сменил солдатам нижнее обмундирование.
Он показал мне свой проект нашейной кольчуги, прикреплявшейся к шлему. Пока работавшие в замке кузнецы занимались изготовлением этих кольчуг, маэстро следил за упражнениями солдат и обсуждал тактику с бомбардирами-артиллеристами, состоявшими при пушках. Он хотел создать пушку невероятных размеров и проводил расчеты ее параметров и веса ядра. Для меня оставалось загадкой, как он мог любить природу и в то же время создавать орудия смерти. Но у него не было постоянного источника дохода. Он не был законным сыном и поэтому не мог рассчитывать на полноправное содержание со стороны отца. Все его существование, как и существование его слуг, зависело от покровительства других.
Иногда ему удавалось под каким-нибудь предлогом покинуть замок и поехать в деревню. Его очень заинтересовало мое знание растений. Он стремился узнать любую мелочь о мире, в котором мы живем. Он расспрашивал меня о бабушке и ее знании трав и записал все рецепты лекарственных отваров, которые я смог вспомнить. Но далеко не все бабушкины рецепты хранились в моей голове. Я уже говорил, что, когда она умерла, книжка с рецептами была зарыта вместе с другими ее вещами.
Однажды, когда мы были довольно далеко от крепостной стены Аверно, Грациано попросил нас остановиться. Все утро он стонал и хватался за живот: его мучили боли. Теперь он заметил у обочины какое-то растение. Все мы спешились.
Грациано оторвал от растения листочек и хотел уже сунуть его в рот (при этом он стал на колени и таким образом оказался вровень со мной). И тут я почти машинально выхватил у него этот листик — так выхватывают что-то опасное из рук ребенка.
— Это растение несъедобно! — сказал я.
— Да ведь это обычная мята! — возмутился он. — Она здорово успокаивает живот.
— Но это вовсе не мята! — воскликнул я.
— О чем спор? — заинтересованно спросил маэстро.
Грациано рассмеялся:
— Каков мальчишка! Еще учит меня! Говорит, что если я съем эту травку, то умру.
— Не умрете, — возразил я. — Но уже к вечеру у вас будет выворачивать живот, и несколько дней вы будете болеть.
— Но это самая обычная мята! Я всю жизнь ее жую, когда у меня колики!
— Нет, не мята! — упрямо твердил я. — Похожа на мяту, но не мята.
Маэстро сорвал растение и принялся внимательно его рассматривать.
— Откуда ты это знаешь, Маттео? — с любопытством взглянул он на меня. — Как ты узнал?
В наших отношениях с ним что-то изменилось. Теперь в его вопросах не было ни доли сарказма. Он не издевался над тем, что я, жалкий мальчишка, могу знать что-то такое, чего он не знал сам.
— Эта трава похожа на мяту, но растет совсем в других местах, — пояснил я ему.
— Но ведь существует много разновидностей мяты, — сказал маэстро, — разных оттенков, от изумрудного до почти желтого… Взять, например, белый ясенец, тот, что с мелкими цветочками. Он растет на Крите. Может, это просто какой-нибудь новый вид?
— Нет, потому что рисунок на тыльной стороне листка здесь совсем не такой, как у мяты! — Я огляделся по сторонам и, найдя настоящую мяту, оторвал листик и показал ему. — Видите?
— Вижу, Маттео! — Он взял у меня листик. — Он разноцветный! — И медленно повторил, чтобы я смог запомнить: — Разноцветный!
Я кивнул, показывая, что запомнил новое слово.
— Это значит, что лист неоднороден по цвету, — пояснил он, вертя листик в руках. — Наверное, это видоизмененная мята… а может, наоборот, мята произошла от него? Вот что во всем этом самое интересное.
— Но мяту использовали в кулинарии с достопамятных времен! — упрямился Грациано. — Все знают, что она помогает пищеварению.
— Но эта трава мешает пищеварению! — не менее упрямо повторил я. — Мы давали ее больным животным нарочно, чтобы вызвать рвоту!
— Грациано! — сказал маэстро. — Напомни мне, пожалуйста, когда у тебя заболел живот?
— К чему напоминать! — засмеялся Фелипе. — Да всему свету это известно!
— Два года назад, летом, когда мы были под Миланом.
— Я занемог своей обычной летней болезнью. Когда влажно и душно, я всегда чувствую себя неважно. И тогда мне посоветовали пожевать лист мяты. Я последовал этому совету, и мне полегчало. С тех пор всегда жую мяту, если случается ее найти.
— С тех самых пор ты и мучаешься животом! — воскликнул маэстро. — Разве ты не понимаешь, что произошло? Ты заболел, тебе прописали мяту, и мята помогла. Но потом, когда мы пустились в путешествие, ты постоянно жевал не настоящую мяту, а вот эту, фальшивую. И вместо того чтобы избавить тебя от страданий, она лишь усугубляла их.
— А еще вы слишком много едите! — добавил я.
И это было правдой. Накануне я сам видел, как плотно он поел на ночь.
— Если станете заполнять желудок прямо перед сном, то с утра будете страдать животом.
— Проще выражайся, Маттео! — расхохотался Фелипе.
Маэстро присоединился к нему. Я переводил взгляд с одного на другого. Мне и в голову не пришло, что я сказал что-то смешное.
Маэстро хлопнул меня по плечу:
— Устами младенца глаголет истина!
Грациано повесил голову в притворном раскаянии:
— Не могу отрицать, что вкушать пищу для меня — огромное наслаждение!
— Меньше ешь на ночь, и тогда завтрак будет приятнее! — посоветовал Фелипе.
— Погодите немного, я зарисую эту травку! — сказал маэстро и присел на камень.
Его друзья обменялись снисходительными улыбками. Он взглянул на них.
— Это займет одну секунду!
— Как обед Грациано, — усмехнулся Фелипе.
Но произнес он это тихо, чтобы не мешать маэстро, который уже начал рисовать.
Среди вещей, которые Фелипе привез из Флоренции, был запас тетрадей, сделанных в переплетной мастерской по специальному заказу маэстро; размер тетради позволял постоянно носить ее за поясом. Бывало, всего за один день он заполнял всю такую тетрадь записями и рисунками. И, хотя сам он никогда не забывал ни одной сделанной им зарисовки или заметки и все работавшие в студии знали, что надо предельно тщательно хранить даже самый жалкий клочок бумаги, если на нем имеется какая-нибудь зарисовка, было необычайно трудно вести счет его рукописям или навести в них порядок.
Его мозг поглощал знания любого рода, а потом выливал их обратно в виде рисунков, рассказов, басен и бесконечных заметок.
Вот и теперь он был полностью поглощен — не только этим растением, но и другими травами, росшими в том тенистом месте, где мы остановились. В конце концов мы провели там весь день. Фелипе и Грациано не сводили с маэстро внимательных любящих глаз. Когда маэстро заканчивал рисовать тот или иной листик, цветочек или стебелек, он откладывал его в сторону, и тогда его помощники подбирали отложенное растение и осторожно укладывали под пресс между листами специальной бумаги. Кроме того, они следили за тем, чтобы под рукой у маэстро всегда была еда — хлеб и бутыль вина, смешанного с водой. Я тоже помогал чем мог: пас лошадей, водил их на реку к водопою, искал необычные растения в рощице неподалеку.
Наконец маэстро поднял голову и окликнул меня.
— Ты знаешь это растение?
— Знаю. Мы называем его… — Я замолчал. Мне давно следовало отучиться говорить «мы» о своем народе. — У нас в деревне его называли Вифлеемской Звездой.
Он показал мне страницу со своей зарисовкой. Я был изумлен — настолько точно скопировал он листик, стебелек и даже крохотные вьющиеся волоски на тыльной стороне листа.
Но маэстро интересовали не только растения. Я заметил рядом с ним и кое-что другое.
Перехватив мой взгляд, он спросил:
— А из этого вы что делаете, Маттео?
— Это окаменелость, ископаемое животное. Оно жило давным-давно.
Он перевернул несколько страниц и показал мне зарисовку этой окаменелости, а также зарисовки камней разной формы и величины.
— Маэстро! — воскликнул я. — Как инженер, вы получили задание от Валентино укрепить его замки на случай нападения противника. Я знаю также, что вы — художник, и то, что вы режете трупы и зарисовываете разные органы потому, что хотите расширить свои познания в медицине. А теперь вы интересуетесь растениями и минералами! Так какой же наукой вы занимаетесь?
