Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской
Но их было четверо. Еще пара повалила меня на землю, один из них сел на меня верхом.
— Так о чем ты говорила с негусом? Будешь говорить? Ведь живой от нас не уйдешь!
Вдруг послышался звук удара, итальянец замолчал и повалился на меня. От неожиданности я громко икнула.
— Нэ бойтэсь, это мы…
Меня крепко в объятьях держал Сапаров. Рядом стояли братья-казаки, Али и Малькамо. Казаки зажимали рот служанке, которая, скорее всего, и показала, куда меня утащили итальянцы. Бравые ребята расправились с насильниками так тихо, что ничто не шевельнулось в ночи, несмотря на то, что вокруг было полно слуг и стражи.
Казаки быстро сняли с итальянцев мундиры и переоделись в них. Заодно отобрали и пистолеты. Сапаров остался в своем — на него форма щуплых итальянцев не влезала. Поэтому он связал одежду казаков в тючок и держался за ними. Али и Малькамо были одеты как стражники негуса — белые подштанники и хламиду поверх носил каждый второй абиссинец.
Али тихо что-то шепнул девушке, я расслышала только слово фаренджи.[41] Служанка кивнула и пошла вперед. Казаки ее не отпускали. Прохор держал девушку за кушак, которым она была обмотана. Она шла и боязливо оглядывалась на нас, боясь, что ражие парни сейчас с ней что-то сотворят, скорее всего, съедят сырой.
— Куда мы идем? — спросила я Али.
— Турма, — ответил он, и я поняла, что мы направляемся то в место, где томятся наши друзья.
У круглостенного дома с такой же конической крышей, как и у большинства домов в Абиссинии, стояли на посту два стражника — точно также, как и около моего домика. Но было различие: четверо других босоногих солдат-сменщиков спали неподалеку.
— Что будем делать? — прошептала я. — У них ружья. Они же полгорода на ноги поднимут.
— Не волнуйтесь, Аполлинария Лазаревна, — ответил мне Прохор. — Мы в армии лазутчиками были — все сделаем, как надо. Ведь для них все белые на одно лицо. Вот мы и сыграем на этом. Но прежде надо связать Георгия. Будто мы его поймали и ведем в тюрьму.
Они с братом для вида перевязали Сапарова. Малькамо, в белой накидке на лице, открывавшей только глаза, шел за ними. Вся группа, не таясь, подошла к стоявшим на страже абиссинцам, подталкивая Сапарова вперед, и Прохор рявкнул:
— Как ты, морда неблагообразная, стоишь перед итальянцами?! А ну во фрунт! Смирррна!
Абиссинцы схватились за копья, но казаки несколькими точными движениями разоружили их.
Тем временем проснулись четверо других. На них навалились Сапаров с Малькамо, потом и Прохор с Григорием подоспели. Сонных стражников спеленали их же подстилками, засунув предварительно кляпы в рот.
Я не смотрела, зажмурилась и отвернулась. Девушка-служанка тихонько подвывала, но маленький Али прошептал ей что-то на ухо, и она мгновенно замолчала.
Когда все стихло, и были слышны только удары пятками изнутри о кошму, Прохор с Григорием подозвали Али и приказали ему спросить, где ключи. Али запутался, тогда Малькамо сказал мне по-французски, что ключи у баламбараса,[42] который приходит утром и лично проверяет, все ли в порядке.
— Нет, до утра мы ждать не будет. Придется ломать.
— Подождите, — остановила я их. — Давайте позовем наших.
Мы обошли круглый дом и увидели окошко под самой крышей. Сапаров поднял на шею Али, и тот закричал в темноту, подзывая Аршинова.
— Кто? Где? — раздался взволнованный голос Николая Ивановича. — А где стража?
— Не волнуйтесь, ваше благородие, — ответил Прохор, мы тут стражу убрали, теперь вот вас вызволять будем.
Сапаров взял копье и принялся размашисто бить по засову, перекрывавшему дверь. Гулкие звуки разносились по всей округе. Я только молилась про себя, чтобы сюда никто не прибежал.
Последнее усилие и засов свалился, открывая пленникам путь на свободу.
Они вышли, пошатываясь, и бросились обниматься.
— Боже мой, Николай Иванович, в каком вы все виде! — воскликнула я. — Что вы делали? Вас волоком тащили?
Впечатление сложилось такое, будто наших друзей закопали по шею в мягкую глину, а потом выдернули оттуда. Они все, даже чопорный денди Головнин были с ног до головы выпачканы желтой землей.
— Подкоп рыли, дорогая Аполлинария Лазаревна.
— И как?
— Совсем немного осталось, да в валун уперлись. А тут как раз и вы. Как вам удалось?
— Это вы их благодарите, — я кивнула в сторону казаков. — И Малькамо сражался, как лев.
Головнин посмотрел по сторонам:
— Как отсюда выбраться? Хорошо бы поскорей. Не время обмениваться впечатлениями.
Монах Автоном, весь в желтой глине, особенно ее много было в спутанных волосах и бороде, забасил, подтверждая:
— И рече Давид всем отрокам своим сущим с ним во Иерусалиме: востаните, и бежим, яко несть нам спасения от лица Авессаломля; ускорите ити, да не ускорит и возмёт нас, и наведет на нас злобу, и избиет град острием меча.[43]
Малькамо смотрел на него с неподдельным восхищением. Нестеров даже подошел и взял юношу за руку, чтобы тот немного опомнился.
— Григорий, Прохор, Георгий, дорогу назад знаете? — спросил Аршинов.
— Да, ваше благородие.
— Тогда вперед, нечего тут рассиживаться. Двигаемся по одиночке, пригнувшись, Аполлинарию Лазаревну в середку.
Заря уже забрезжила на востоке. Мы добрались до гостиницы, где нас ждала испуганная Агриппина. Аршинов приказал седлать лошадей. В течение получаса мы собрались, выехали за пределы города и поскакали на север — туда, куда вел нас пергамент старого монаха. Без рубинов нельзя было возвращаться. Или не бывать колонии "Новая Одесса".
* * *Глава седьмая
Храм в скале. Монастырь отшельников. Нелегкий выбор — Менелик или Малькамо? Аниба Лабраг. Перевод ветхого пергамента. Учиалийский договор. Страсть Агриппины. Портрет Ганнибала. Агриппина исчезла. Смерть Прохора. Похороны. Али остается в монастыре.
Мы скакали так, словно за нами гнались полчища вооруженных всадников, жаждущих нашей крови. Хотя, кто знает, может быть, так оно и было.
Сделав небольшой привал в городке Фише и подкрепившись надоевшей инджерой, купленной у местных торговцев вместе с перцем и пряными травами (так хотелось нормального хлеба, пусть даже черного), мы помчались дальше, невзирая на усталость.
Дорога, проложенная между скал, вела на северо-запад. Мы скакали уже несколько часов, лошадям давно пора надо было отдохнуть, да и мы еле держались в седлах, как вдруг дорога резко свернула влево, наша кавалькада притормозила, и у всех вырвался вздох изумления! Перед нами возвышался храм. И это был не просто храм — он был полностью высечен в скале. Огромные монументальные колонны из цельного камня уходили вверх на десятки аршин. Вершины их заканчивались капителями с языческими полумесяцами, а окна, прорезанные в толще камня, были прихотливо украшены выпуклым рисунком.
Мы спешились. Вокруг не было ни души.
— Где мы? — спросила я.
— В монастыре отшельников Дебре-Маркос, — ответил мне Малькамо.
— А где они, отшельники?
— Сидят в кельях и молятся. Они не общаются с мирянами. Только послушники, которые сами потом станут отшельниками, когда освободится келья после смерти одного из них.
Вдруг подлетели пчелы и стали кружиться вокруг нас. Мы не двигались, пчелы так же неожиданно улетели.
— Откуда тут пчелы? — удивилась я.
Принц охотно объяснил:
— Дело в том, что земля вокруг монастырей считается священной. Здесь нельзя не только рубить деревья, но и срывать с них листья. Нельзя пахать, так как это все равно, что вонзить нож в человека. Эти земли святые.
— Поэтому пчелам есть, где собирать нектар? — поняла я.
— Конечно, — кивнул он. — Нужно быстрее найти убежище в стенах монастыря, так как именно тут могут водиться дикие животные, истребленные в других местах…
— Смотрите! — Головнин вскинул ружье.
— Нельзя! — Малькамо бросился ему навстречу и ударил по стволу.
— Да вы что, юноша? — разозлился охотник.
— Это обезьяна колобус, она считается священным животным. Нельзя убивать!
— Боже, какая жалость! — вздохнул Головнин.
— Здесь не только обезьяны или пчелы. Могут прийти леопарды и бабуины. Даже огромные змеи. Правда, считается, что леопарды приходят только для того, чтобы монахи почесали им за ушами, но я в это не верю.
Пришлось действовать самостоятельно, благо во дворе оказался небольшой каменный бассейн с проточной водой. Сапаров и Прохор напоили коней, Агриппина принялась хлопотать насчет еды, Али ей помогал. Аршинов с Головниным пошли искать хозяев, Автоном опустился на колени и принялся истово молиться, гляда на резные кресты на стелах, а Нестеров стал осматривать ногу Малькамо — он сильно порезал пятку, когда мы убегали от негуса. Одной мне оказалось нечего делать, и я стала расспрашивать Малькамо, чтобы немного отвлечь его от болезненной процедуры.
