Йен ПИРС - Гибель и возрождение
– И кто сейчас ведет дела вместо него?
– До тех пор, пока ситуация не прояснится – в том смысле, сможет ли отец Ксавье вернуться к исполнению своих обязанностей, – мы находимся в подвешенном состоянии. На это время руководство переходит к старшему из братьев.
– То есть к вам?
Он кивнул:
– Мне не хотелось бы взваливать такую ношу на свои старые плечи. Но я посвятил ордену всю свою жизнь и потому сейчас, в момент кризиса, просто не имею права снять с себя ответственность за происходящее.
Флавия улыбнулась.
Из него получился бы прекрасный политик, подумала он. Ей показалось, что глаза его заблестели от предвкушения открывающихся возможностей.
– О'кей. С этим пока закончим. Что вы делали прошлой ночью и сегодняшним утром?
Отец Жан сказал, что распорядок ордена не оставляет выбора. До шести вечера он работал в библиотеке, потом отстоял вечернюю службу, поужинал, около часа читал, еще раз сходил в часовню и в десять отошел ко сну.
– Утром я встал, сходил в часовню, примерно час провел в молитве, позавтракал и в семь приступил к работе. Я был в библиотеке, когда отец Поль пришел ко мне сообщить об ужасной трагедии.
– Вы хорошо спите?
Он пожал плечами:
– В общем, да. Мне не требуется долгий сон; старики все такие. Обычно в три часа ночи я просыпаюсь и читаю книгу.
– Так было и прошлой ночью?
– Да.
– И что вы читали?
Отец Жан отвел взгляд в сторону.
– Приключенческие рассказы, – ответил он. Флавии удалось сохранить серьезное выражение лица. – Мне присылает их племянник. По прочтении я раздаю их другим братьям. Они так занимательны – мы их буквально проглатываем.
– И это… э-э… – Флавия понимала, что напрасно задает этот вопрос, но, представив себе монахов, жадно читающих в ночи о приключениях романтических героев, не смогла удержаться.
– Вы хотите знать: разрешается ли нам это? – с улыбкой спросил отец Жан. – А вы считаете, мы должны читать исключительно Евангелие от Иоанна и книги, рекомендованные Ватиканом? О да. Раньше это было запрещено, но теперь нам разрешили более тесный контакт с внешним миром в целях его познания. Это стало даже поощряться – в определенных границах, конечно.
– Да, хорошо. – Флавия умолкла, пытаясь вспомнить, о чем они говорили. – Ну да, – продолжила она, ухватив потерянную нить. – Где находится ваша… келья? Или теперь это называется по-другому?
– Все правильно. Она выходит во двор, мои окна находятся прямо напротив церкви. Если бы там был какой-нибудь шум или крики, я бы непременно услышал.
– Но вы ничего не слышали?
Он покачал головой:
– Нет, а у меня очень чуткий сон, я просыпаюсь от малейшего звука. Меня будит даже пение птицы в дальнем углу сада.
Флавия выждала паузу. Почему она ему не верит? Он сидел, спокойно сложив руки на коленях, так, словно отсиживал длинную церковную службу. В его поведении не было ничего подозрительного, но она абсолютно точно знала, что он утаил от нее нечто существенное.
– А скажите, отец, кто предложил Менцису отреставрировать Караваджо?
– Он сам и предложил, – ответил старик. – Мы ничего не платим ему. Собственно, поэтому мы и приняли его предложение.
– Он работает совершенно бесплатно?
– Да. По-моему, он получил грант на эту работу от какой-то американской благотворительной организации. Мы оплачиваем только кисти и краски, хотя и это составляет значительную сумму.
– Вы не находите ничего необычного в его предложении?
– Трудно сказать. Он сказал, что хочет привести картину в порядок и готов сделать это безвозмездно. Кто мы такие, чтобы сомневаться в чистоте его помыслов?
Флавия поблагодарила отца Жана за беседу и отпустила. Потом повернулась к Альберто:
– Ну?
– Ты думаешь, один из этих сумасшедших монахов проломил другому башку?
– Да ничего такого я не думаю, – лениво возразила она, раздумывая, насколько позволительно в монастыре закурить. – Просто пытаюсь разобраться. Я никогда не делаю скоропалительных выводов, даже в отношении священников. А мой скептический взгляд объясняется тем, что наша беседа была абсолютно бесполезной.
– Ладно. Ну что, пригласим теперь синьору Грациани? А потом прервемся на обед.
Они сошлись во мнении, что настоящие профессионалы всегда обедают рано.
Синьора Грациани ворвалась в комнату и в сильном волнении уселась на стул. Флавия с удовлетворением оглядела ее. Такая не станет ничего скрывать, подумала она. Ее показания представляли особую ценность по трем причинам: она питала нежные чувства к украденной «Мадонне», первой обнаружила пострадавшего и имела в распоряжении ключи от церкви.
Синьора Грациани сообщила, что только начала уборку, когда увидела лежащим в луже крови отца Ксавье. Она закричала. Больше потрясенной женщине было нечего добавить, и она надолго умолкла.
Флавия спросила, что она делала вчера вечером и сегодня утром. Синьора ответила, что все время была дома, не видела и не слышала ничего подозрительного. Вместе с ней живут ее дочка и внучка – с тех пор как этот мерзавец, ее бывший муж, бросил их на произвол судьбы, убежав с какой-то шлюхой. Господь, может, и простит его, но она, синьора Грациани, – никогда. «Клянусь вам».
– Пожалуйста, помните, синьора, что для нас любая мелочь может представлять огромную важность.
Женщина покачала головой. Утром она пришла в церковь, набрала ведро воды и двинулась по проходу между скамьями, собираясь закрыть дверь, когда увидела…
– Какую дверь вы собирались закрыть?
– Главного входа. Она была слегка приоткрыта – разве вы не заметили? Я заперла ее и тут увидела…
– Боже, – прошептала Флавия. У нее перехватило дыхание. – Спасибо, отлично, – торопливо поблагодарила она. – На сегодня, я думаю, достаточно. Большое спасибо, синьора.
– Может быть, вам известно что-то еще? – впервые за все время подал голос Альберто. – Думаю, известно. Скажите нам, синьора? Вы знаете, от чьей руки пострадал отец Ксавье?
Женщина снова кивнула.
– Да, я знаю, – сказала она.
Передние ножки стула со стуком опустились на пол, и Альберто навалился на стол.
– Ну?
– Это сделала она.
Альберто отпрянул, решив, что синьора Грациани имеет в виду Флавию.
– Простите?!
– Моя госпожа. Это сделала она.
– Ах…
– Она сурово наказывает грешников, но милостива и добра к тем, кто искупил свои грехи. Отец Ксавье был скверным человеком, он отвернулся от нее. И понес наказание.
– Ну…
– Он перестал пускать людей, которые любили ее и просили ее о помощи. И еще он хотел обидеть мою госпожу.
– Минуточку, – сказала Флавия, которая наконец поняла, о чем идет речь. – Вы имеете в виду картину?
Синьора Грациани растерянно посмотрела на нее.
– Конечно. – Она удивленно пожала плечами.
– Вы считаете, что отец Ксавье пострадал от картины?
– Моя госпожа наказала его, – строго сказала женщина. – Человек без веры не может служить Господу.
– Да, верно. Большое вам спасибо, – кивнул Альберто. – Вы нам очень помогли. Спасибо, что не пожалели времени и согласились побеседовать с нами.
– Вам нужно заявление в письменном виде? – поинтересовалась синьора Грациани.
– Не сейчас. Может быть, через день-другой, – ответил Альберто, открывая перед ней дверь.
– Вы не поверили мне, – улыбнулась синьора, склонив голову набок. – Но вы увидите, что я была права.
– Черт побери, – сказал он, закрыв за ней дверь. – Я уж подумал…
Флавия засмеялась.
– Видел бы ты свое лицо.
Он фыркнул.
– Вероятно, нам нужно сходить осмотреть эту дверь. Хотя столько времени прошло… Как ты думаешь?
Она кивнула:
– Я думаю, она уже стерла все отпечатки.
– Наверняка. Но прежде всего нам нужно выяснить, кто открыл дверь.
Глава 7
Лекция – до идиотизма беглое перечисление самых выдающихся произведений, созданных в семнадцатом веке по заказу церкви, – прошла довольно сносно. В начале лекции аудитория насчитывала человек сорок, в конце осталось не больше двадцати. Поначалу утечка студентов тревожила Аргайла, но декан факультета успокоил его, сказав, что это совершенно нормально для…
– Чего? – спросил Аргайл.
– …для утренней лекции, – прозвучал ответ. – Эти ребята не любят рано вставать. Поскольку они – или их родители – заплатили за обучение огромные деньги, они считают, что мы должны подстраивать расписание под них. Точно так же они думают, что ученая степень находится в прямо пропорциональной зависимости от размера платы. И еще, – продолжил этот кладезь премудрости. – Вы показываете им мало слайдов. Рискуете, коллега… Они любят смотреть картинки. Когда вы не показываете им картинки, они не знают, чем заняться. Им приходится слушать и думать. И ваша манера ведения лекций… Дорогой мой, вам не кажется, что вы избрали слишком авторитарный стиль? Вы не пробовали проводить занятие в интерактивном режиме?