Антон Чижъ - Камуфлет
Прошу срочно прибыть Мойку тчк Дело касается вашей супруги тчк Модль
Августа 7 дня, лета 1905, одиннадцать утра, +23 °C
Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, Набережная реки Мойки, 12
Ротмистр не встал, не оторвался от бумаг; он сосредоточенно скрипя пером в одном документе, то и дело заглядывая в другой. Государев слуга так поглощен трудом во благо, что и не заметил вовсе — представьте, себе, и такое бывает, — что в кабинете переминается скромный посетитель.
Все же, игра в «государственного мужа» быстро надоела, Модль поднял взгляд и вмиг изобразил удивление:
— О, господин Ванзаров, уже тут как тут? А я и не приметил…
Родион Георгиевич шесть лет служил, и не в пансионе благородных девиц, а в Министерстве внутренних дел — хребтине и опоре власти. А потому обучился всем нехитрым ужимкам чиновничьих игр. Без этого даже толковому человеку выжить невозможно. Надо уметь отличать и примечать, слушать одно, а понимать другое, делать вид и блюсти лицо, а также принимать главнейшую аксиому побед Российской империи: «Я — начальник, ты — дурак». Трудная наука далась с некоторыми синяками, но опыт оказался бесценным. И теперь пригодился.
— Господин жандармского корпуса ротмистр изволил видеть меня по делу, касаюфемуся моей жены. Покорнейфе вас слуфаю, — блаженно проговорил Ванзаров, словно за дверью кабинета сердце не прыгало наружу.
Модль поднял исписанный лист:
— Это допрос извозчика Герасима Петрова Растягаева, который показывает, что вчера коллежский советник Ванзаров дал ему пять рублей ассигнациями, чтобы он скрыл факты, касающиеся преступления, совершенного госпожой Ванзаровой. А это, — ротмистр продемонстрировал другой листок, — показания дворника Епифанова, который полностью подтверждает некоторые факты, изложенные Растягаевым. Что скажете?
— Простите, господин ротмистр, о каком преступлении вы говорите?
— А вы о каком, господин чиновник сыскной полиции?
— О пропаже сундука князя Одоленского. В связи с чем и был допрофен Растягаев. А награжден мною соверфенно официально, по просьбе пристава Выборгского участка Фелкинга, как оказавфий помофь следствию. И при чем тут моя супруга?
Блеф с толку сбил, но ненадолго. Модль решительнее принялся за свое. И тут оказалось, что подозревается Софья Петровна всего-навсего… в перевозке запрещенной литературы. Ротмистр понятия не имел о «чурке», но знал, что госпожа Ванзарова возила на извозчике сундук. «Охранка» не знала о трупе, следовательно, ее агенты не были в Выборгском участке, но каким-то образом нашли Растягаева. Однако о Пряникове, томившемся в темнице Казанского участка, не знали. Мало назвать эти обстоятельства «странными».
— Позвольте взглянуть книжечку, — благолепно попросил Ванзаров.
На край стола швырком полетел томик в бумажном переплете. Точно такой лежал в кармане коллежского советника. Выходит, тираж удачно подбросили на дачу. Чтобы у ротмистра не возникло подозрения, пришлось полистать роман с озабоченным видом.
— Это опасная литература? — осведомился Родион Георгиевич.
— Самого подстрекательского толка.
— Как я понял, беллетристика, фантазии, художественный вымысел?
— Тем хуже! — припечатал жандарм.
— Ладно, ротмистр, все это мило, а теперь выкладывайте, зачем я вам сдался? — без всякой подготовки Родион Георгиевич пошел первым.
И сорвал банк.
Модль куснул губу, указал Ванзарову на стул и проговорил многозначительным тоном:
— Я уполномочен сделать предложение от лица вам известного.
И правда, Ванзаров неплохо знал могущественного начальника «охранки».
— Полк… То есть он предлагает оказать небольшую услугу, в уплату за которую мы закроем глаза на неблаговидное поведение вашей супруги.
Что делать, пришлось согласно кивнуть.
— Необходимо, не привлекая лишнего внимания, выяснить все возможное о неком тайном обществе, члены которого называют себя содалами. Вернее, не столько об этом обществе, сколько об участии в нем и роли князя Одоленского. Раз уж вы разыскиваете его сундуки, не надо объяснять, почему мы не можем заняться этим делом?
Безусловно, коллежский советник оценил деликатность момента: «охранка» и впрямь даже помыслить не смела коснуться лица, которому оказано высшее покровительство. И тем не менее он спросил:
— Могу ли знать, какие именно сведения требуются?
— Мы знаем, что содалы намерены провести на днях некую акцию, направленную против устоев государства. — Ротмистр стал многозначительным и серьезным. — Где и когда — неизвестно. Единственная ниточка — князь. Займитесь им так: устройте провокацию с молоденьким студентиком, пусть его найдут жестоко изнасилованным, а он и свидетели покажут на князя, возьмите Одоленского как подозреваемого, тряхните хорошенько в «сибирке». В уплату за свободу и молчание пусть расскажет о содалах. Он хоть и спорт-мэн, но духом слаб, расколется быстро. А с вас и спросу никакого.
Как всегда, план «охранки» был простой, надежный и неподражаемый. Одно плохо: запоздалый. В чем и пришлось честно признаться.
— Что это значит? — насторожился Модль.
— Князь Одоленский найден сегодня мертвым в своей постели. Убит ночью неизвестным, с которым проводил время. Я приехал прямо из его особняка.
Игра в «гляделки» входит в набор важных навыков в сыскной полиции. Ванзарову в ней не было равных. Не всякая кобра стерпела бы такой взгляд! Но и выдержка ротмистра заслужила всяческую похвалу. Так что дуэль окончилась вничью. Модль кинулся к телефонному ящику и попросил обождать в приемной. А когда Родиона Георгиевича позвали, снова буравил немигающими глазами:
— Условие в силе. Занимаетесь расследованием убийства и одновременно ищете содалов. Живыми или мертвыми. Уж как получится.
— Позвольте узнать название обфества.
— Что-то вроде «Братья крови» или «Кровавый союз», белиберда какая-то, игрушки интеллигентские. Для вас это значения не имеет… Находите содала, берете его, вынимаете признание, что он содал, и немедленно вызываете меня. До всех протоколов и допросов.
— Я дам согласие после свидания с женой.
На лице Модля мелькнула тень, означающая улыбку:
— Езжайте домой и устраивайте свидания сколько душе угодно.
Родион Георгиевич заторопился к выходу.
— Учтите, это арест, хоть и домашний! — крикнул Модль вдогонку. — В случае попытки бежать дворнику дан приказ поднять тревогу, а филерам — стрелять на поражение.
Что тут говорить! Ванзаров и сам надел бы пудовые кандалы на тапочки супруги.
Августа 7 дня, лета 1905, полдень, +25 °C
Дом на Малой Конюшенной улице
Пальто и шляпы, зонты, трости, тулуп Глафиры и даже детские курточки покрывали пол. А ковровая дорожка, перевернутая наизнанку, торчала забором. Хозяин квартиры осторожно переступил тряпичные кучи в коридоре и вошел в комнаты.
Под каблуками захрустели осколки, его приветствовал образцовый разгром. Все, что могло быть сорвано со стен, выброшено из ящиков и выпотрошено из подушек, громоздилось пейзажем после битвы. Чтобы иллюзия боя стала окончательной, все это следовало поджечь.
Хозяйственные потери тронули мало, чего-то подобного следовало ожидать после общения с «охранкой». Иное внушало серьезные опасения: супруга прибывала посреди хаоса с отрешенным лицом, уставившись в одну точку. Сидя на полу, она не реагировала на мужа.
Действовать следовало немедленно. Ванзаров влетел в изувеченную кухню, подобрал попавшуюся кастрюлю, наполнил доверху и очутился рядом с женой. Ледяной поток в лицо, оглушил, но заставил очнуться. Софья Петровна придушенно застонала, шевельнулась и нашла мутным взглядом мужа:
— Ушли?..
Родион Георгиевич подхватил мокрое тельце, перенес на диван, изрезанный, но еще крепкий, и принялся мять ушные раковины, затылок, растер шейную ямку, плечи и легонько похлопал по щекам. Софья Петровна посмотрела осмысленно и произнесла лишь:
— Родион…
Целительная истерика трясла мать семейства. Но кризис миновал счастливо. Через четверть часа Софья окончательно пришла в себя, выплакалась и обрывками фраз описала, как одинаковые господа совершали обыск в доме и все время грозили ей тюрьмой, а дочки остались под присмотром Глафиры, а она держалась до последнего, но не помнит, как осталась одна и как…
Не будем упиваться страданием женщины.
Наконец стакан с привычными каплями испит до дна, а Родион Георгиевич устроился прямо на ковре, у изголовья.
— Вы пережили суровые испытания, но могу ли знать, как на исповеди: что делали вчера утром с фести до полудня? — ласково спросил он.
Госпожа Ванзарова всхлипнула:
— И ты мне не веришь? Ну, почему? Я же объяснила: встала около полудня, прогулялась в саду, потом пошла на веранду, потом Глафира пришла с девочками…
