Отравленные земли - Екатерина Звонцова
– Что если она вернётся за ним? За нами. Она будто смотрела мне в глаза из тумана…
– Кто?.. – Я замер в дверном проёме и недоумённо обернулся.
– Та женщина. – Он облизнул губы. – Её ведь даже не убить.
– Её нет, – отрезал я. – Она вам точно померещилась. Но за товарищем присматривайте, ему нужен покой. – С этими словами я прикрыл за собой дверь.
Вукасович сидел на корточках перед псом и гладил его, чесал за ушами, трепал по холке, что-то нежно бормоча. Белый зверь, ластясь к нему, вилял хвостом, и на носатом лице командующего читалась детская счастливая безмятежность – ровно до секунды, пока не показался я. Вукасович резко отстранился и выпрямился. Пёс обиженно ткнулся хозяину носом в запылённый сапог.
– Ну, что скажете? – тускло спросил командующий.
– Остаюсь при своём мнении. Он просто истощён и, возможно, напуган. – Я приблизился. – Никаких недугов я пока не выявил. Надеюсь, ухудшений не будет.
Вукасович скрипнул зубами, снова опуская ладонь на массивный затылок пса и зарываясь пальцами в его густую шерсть.
– У нас здесь нет проблем с пищей, герр ван Свитен. Она скромна, но её хватает, чтоб от голода не умирать. Да и у Рихтера было прекрасное…
Он произнёс «было» и осёкся. Я не прокомментировал это, хотя страшная оговорка, возможно, и имела под собой почву. Я хлопнул Вукасовича по плечу, надеясь приободрить.
– Послушайте. На его шее сейчас ничего нет. Может, это была… грязь? Укусы клопов? Комаров? Да кого угодно…
– Я видел довольно всяких ран, и меня довольно кусали разные твари, чтоб не ошибиться. – Вторая рука Вукасовича сжалась в кулак. – Прошу не выказывать сомнений в ясности моего ума или зрения. Да и мои подчинённые не идиоты.
Увы, на меня здесь готовы были срываться все. А впрочем, я понимал подавленные и агрессивные настроения, которые моё присутствие лишь накалило. От «столичных светил» провинция неизменно ждёт чудес… а я пока впустую задаю вопросы. Я поспешил кивнуть:
– Даже не сомневаюсь. Уверен, что найду объяснение, которое успокоит и вас, и меня. А сейчас пролейте мне свет кое на что ещё, прежде чем я вас покину.
– Извольте. – Он шумно выдохнул через нос. Слова его мало обнадёжили, скорее наоборот, взвинтили: вся поза выражала напряжённость.
– Герр Мишкольц здесь? А если нет, давно ли он уехал из города?
Вопросы попали в цель: Вукасович замялся, потупился, совсем как мальчишка, которого на чём-то поймали. Мне это крайне не понравилось. Насколько тревожные новости он вот-вот сообщит? Как вскоре оказалось, масштаб проблемы я не мог и предугадать. С очередным вздохом командующий ответил:
– Он не возвращался из Вены, доктор. В Каменной Горке не видели его, ну, уже… месяца два? Да, около того. Его замещает Фридрих Маркус, помощник. Головастый малый, поговорите с ним; может, он даст направление вашим действиям.
Земля буквально ушла из-под ног, но мыслями я делиться не стал. Я должен был воплощать для местных гарант спокойствия, безопасности и нормальности – и собирался это оправдать. Сдержанно поблагодарив командующего и пообещав найти наместника рано или поздно, я пошёл вдоль домов прочь. Пёс Альберт провожал меня до самой повозки. Шерсть на его загривке всё ещё стояла дыбом, а когда я забрался на облучок рядом с Лехом, Альберт неожиданно привстал, упёршись передними лапами в деревянный бок колымаги и заглянув мне в лицо. Словно просьба: «Возьми меня с собой». Пса отозвали.
Я не хотел злоупотреблять временем лесничего, потому как мог объяснил, что меня можно высадить у «Копыта». Вскоре мы попрощались, и телега со страшным грохотом уехала, оставив мне на память монотонное гудение в голове и хвою на обуви.
Почти сразу мне удачно подвернулся Януш; он, как оказалось, успел за несколько часов переделать уйму дел: хорошенько выпить, перезнакомиться со всеми на постоялом дворе, осведомиться о моей судьбе и даже притащить из дома священника багаж. Перекинувшись с ним парой слов и великодушно отпустив отдыхать, я лишь поручил ему добраться до гарнизона с медикаментами или за пару монет послать пузырьки с кем-то надёжным. Никому другому я не доверил бы выбор посыльного в первый день в чужом городе, но Януша – этого вроде бы простака-дурня – отличает поразительная способность: людей он чует с ходу, не ошибается на их счёт. Он уверил, что всё будет сделано. Я почти не сомневался: монеты он прикарманит и прогулку до Старой Деревни совершит сам.
С постоялого двора я отправился на ратушную площадь. Вялая надежда увидеть по дороге Рушкевича не оправдалась: у часовни вообще никого не было. Люди стали встречаться, только когда я заплутал в проулках и попал к рынку, шумному и источавшему причудливую смесь запахов: навоз, выпечка, пряности, кожа… Я обращал внимание на праздные лица: казалось, о пустых могилах и пропавших животных здесь не думают. Все приценивались, смеялись, торговались – и быстро забывали о моём существовании. Что ж, хоть какой-то уголок этого самобытного мирка я растревожить не успел.
Ратуша, как выяснилось, выполняет в Каменной Горке функцию всех государственных учреждений одновременно. Во всяком случае, она – одновременно и приёмная большей части чиновников, и казна, и место совещаний. Внешне это большое, белое, малопривлекательное здание, явно недавно отреставрированное, с двумя вытянутыми двухэтажными флигельками. Пожалуй, самое чистое строение из всех, что я видел, – так я подумал, поднимаясь на украшенное колоннами крыльцо и толкая дверь, на массивных створках которой вырезаны были высокие, невероятно вычурные весы.
Встретивший меня малый в линялом парике и застиранном камзоле – какой-то мелкий чин – не на шутку всполошился, разглядев предоставленную бумагу с печатью Габсбургов. Руки у него затряслись; он, запинаясь и путая немецкие слова с моравскими, предложил мне подождать, после чего ретировался с изумительной быстротой. Ему тоже не помешало бы успокоительное; жаль, я не прихватил лишний пузырёк. Может, хоть это облегчило бы моё общение с пресловутыми аборигенами?
Не дождавшись лакеев, я сбросил плащ, сел в ближайшее кресло и от скуки стал осматривать бледно-голубые с золотом стены, цветочную лепнину и интерьер. Помпезно, почти по-венски, если не считать неизбежных кусочков провинциального дурновкусия: картины сплошь фривольные, дерево и обшивка мебели местами несочетаемы. В начищенном до абсурда кольцевом канделябре горели свечи, хотя света из широких окон было ещё достаточно. Воск капнул мне на плечо; я поморщился, чуть отодвигаясь.
– Герр доктор, барон, ваше превосходительство…
Голос зашелестел близко, но я поначалу не смог даже определить, приятный он или нет, высокий или низкий – уловил только отсутствие акцента. Молодой мужчина, поражающий белизной парика и застёгнутый на все пуговицы, застыл передо мной. Длинное лицо с точёной переносицей выражало предупредительную приветливость; спина была идеально прямая; пальцы, украшенные перстнями с тёмной яшмой, – чинно и задумчиво сложены шпилем. Я улыбнулся, неторопливо вставая навстречу.
– Последнее – точно лишнее. Вы Фридрих Маркус?
Он кивнул и протянул мне руку, после чего мы снова сели. Маркус оставался таким же прямым, но как ни странно, это выглядело естественным, не нервозным. Хорошая выдержка.
– Желаете кофе? – Он вытянул ноги. Пряжки на башмаках сверкнули.
После многочисленных треволнений я был весьма не против хорошей порции этого напитка, но нетерпение заставило меня отказаться:
– Может, позже. Я предпочёл бы для начала поговорить о делах, они не терпят отлагательств. Вас извещали о моём возможном приезде и его целях?
Он стряхнул пылинку с вышитого серебром воротника и, кинув мимолётный взгляд за окно, вновь посмотрел на меня – без заискивания; казалось, оценивающе. Несмотря на весомость моего положения, помощник наместника немо демонстрировал: он здесь хозяин, а я – гость. От меня это не ускользнуло, но с отношением своим я пока не определился. Всё же меня никогда не оставляли равнодушным дворняжки с замашками породистых псов.
– Приятель из соседней области предупреждал, что возможны проверки из Вены из-за шума вокруг… – он скривился, – вампирских дел. Герр Мишкольц разделял его мнение, так что я не слишком удивлён.
Он произнёс эту фамилию крайне небрежно и непринуждённо, что возмутило меня и качнуло в сторону антипатии. Я ожидал поведения в корне
