Филип Керр - Реквием по Германии
– Сделаю все, что в моих силах, Тродл, можете положиться на меня. – Я прикурил сразу две сигареты и передал одну ей. – Признаюсь, я обвинил бы собственную мать, застав ее с пистолетом в руках над телом убитого. Я поверил в историю Беккера по единственной причине: его положение почти безнадежно, причем это его собственная оценка. Возможно, для вас не будет ничего удивительного, но я потрясен.
Вы только взгляните на кончики моих пальцев. Они слишком коротки для святой ауры. А шляпа вон там, на серванте? Я не святой, и если ваш друг хочет, чтобы я вызволил его из камеры смертников, он должен дать мне какую-нибудь зацепку, иначе за это шоу я не дам и ломаного гроша.
Глава 12
Самый суровый приговор выносит человеку его собственное воображение: перспектива юридически обоснованного наказания и тем более смертной казни становится пищей для размышлений самого изощренного мазохистского толка, по сравнению с которыми даже само наказание покажется детской забавой. И действительно, одна только мысль о том, как уходит из-под ног опора, как натянувшаяся веревка не дает ногам дотянуться до земли, сводит с ума. Человек не может уснуть, сердце его разрывается от боли, которую причиняет разум. Даже самому глупому, лишенному воображения субъекту достаточно покрутить головой и послушать хруст позвонков, чтобы в глубине желудка ощутить ужас повешения.
Поэтому я не был удивлен, когда увидел лишь жалкое подобие прежнего Беккера. Мы встретились в маленькой, скупо обставленной комнате для свиданий тюрьмы в Россауерлэнде.
Войдя в комнату, Беккер сначала потряс мне руку, а затем повернулся к охраннику, стоящему в дверях.
– Эй, Пепи, – сказал он весело, – ты не возражаешь? – Затем, достав из кармана рубашки пачку сигарет, бросил ее через комнату.
Охранник, звавшийся Пепи, поймал пачку и взглянул на этикетку. – Перекури за дверью, хорошо?
– Ладно, – согласился Пепи и вышел.
Беккер довольно кивнул, когда мы втроем уселись вокруг стола, привинченного к желтой кафельной стене.
– Не беспокойтесь, – сказал он доктору Либлю. – Все охранники здесь не гнушаются подачками. Не то что в Штифтсказерне, смею вас уверить. Никого из чертовых янки не подмажешь. Этим ублюдкам ничего не надо, все могут достать сами.
– Вы говорили мне, – напомнил я и достал сигарету.
Либль отрицательно качнул головой, когда я предложил ему одну.
– Они от вашего друга Порошина, – объяснил я, пока Беккер вытягивал для себя сигарету из пачки.
– Стоящий парень, правда?
– Фрау Беккер считает его вашим шефом.
Беккер прикурил сам, дал мне огня и выпустил облачко дыма над моим плечом.
– Вы говорили с Эммой? – спросил он, но в его голосе не прозвучало удивления.
– Если не считать абсолютно для меня не лишних пяти тысяч, то она – самая веская причина, по которой я здесь, – сказал я. – Поговорив с ней, я решил: окажу вам помощь, какую только смогу. Эта женщина убеждена, что ваша карта бита.
– Жестоко ненавидит меня, да?
– Как старую болячку.
– Ну, она права, я полагаю.
Он вздохнул, тряхнул головой и глубоко затянулся. Сигарета догорела и потухла. Какое-то мгновение он пристально смотрел на меня, его налитые кровью глаза ярко поблескивали сквозь пелену дыма. Через несколько секунд он откашлялся и, улыбнувшись, сказал:
– Валяйте, спрашивайте.
– Хорошо. Это вы убили капитана Линдена?
– Бог свидетель, нет. – Он рассмеялся. – Я могу идти, сэр? – горько пошутил он и сделал еще одну отчаянную затяжку. – Вы не верите мне, не так ли, Берни?
– Ваше положение было бы куда лучше, если бы вы лгали. Я вам верю в этом смысле. Но поскольку я разговаривал с вашей подругой...
– Вы видели Тродл? Хорошо. Она прекрасная девушка, не так ли?
– Вы правы, и знаете, на мой взгляд, одному только Богу известно, что она нашла в вас.
– Она любит поболтать со мной после обеда. Именно поэтому ей не верится, что меня заперли здесь – не хватает наших бесед у горящего камина о Витгенштейне. – Улыбка исчезла с его лица; потянувшись через стол, он сжал мой локоть. – Послушайте, вы должны вытащить меня отсюда, Берни. Пять тысяч – это лишь задаток. Докажите мою невиновность, и я утрою гонорар.
– Мы оба знаем: это будет нелегко.
Беккер не понял.
– Деньги не проблема. У меня куча денег. В Герналсе в гараже припаркована машина, в ней тридцать тысяч долларов. Они ваши, только вытащите меня!
Либль недовольно поморщился: его клиент совсем, похоже, утратил деловую хватку.
– Господин Беккер, как ваш адвокат я вынужден возразить. Это не способ...
– Заткнитесь! – взбесился Беккер. – Когда мне понадобится ваш совет, я обращусь к вам.
Либль дипломатично пожал плечами и откинулся на спинку стула.
– Послушайте, о премии поговорим, когда вы выйдете отсюда. Денег достаточно, вы уже и так хорошо заплатили мне. Я имею в виду не деньги. Мне нужны сейчас хоть какие-нибудь ниточки. Расскажите-ка о господине Кениге, причем все до мельчайших подробностей: где вы с ним познакомились, как он выглядит и пьет ли он кофе со сливками или без... Хорошо?
Беккер кивнул и затоптал окурок на полу. Он нервно сжал и разжал пальцы. Похоже, ему слишком часто приходилось рассказывать эту историю.
– Ладно, дайте сообразить... Я познакомился с Гельмутом Кенигом в «Коралле». Это ночной клуб в девятом округе на Порцеллангассе. Он первым подошел, представился, сказал, что наслышан обо мне, и предложил выпить. Я не отказался. Мы говорили о всяких пустяках. О войне, моем пребывании в России, службе в уголовной полиции перед тем, как я, так же как и вы, оказался в СС. Только вы вовремя смылись. Не так ли, Берни?
– Не отвлекайтесь, не теряйте нити.
– Ну, он объяснил, что якобы слышал обо мне от своих друзей, от кого – не уточнил. У него были какие-то делишки – постоянные поставки через зеленую зону, – и он хотел, чтобы я их пропихнул. Деньги наличными, и никаких вопросов. Все просто: я должен был забирать небольшой пакет из одной конторы здесь, в Вене, и передавать его в другую контору – в Берлине. Но каждый раз я вез грузовик сигарет, а если бы меня поймали, то, скорее всего, они бы даже и не заметили посылку Кенига. Сначала я подозревал, что это наркотики, но однажды вскрыл посылку. Там было всего лишь несколько папок: партийные и армейские документы, документы СС. В общем, старый хлам. Я не мог понять, что же такого в них ценного.
– В посылках всегда были только папки?
Он кивнул.
– Капитан Линден работал на американский Архивный центр в Берлине, – объяснил я. – Он охотился за нацистами. Из этих документов вы не запомнили какие-нибудь имена?
– Берни, да какие-то, по-моему, мелкие сошки – капралы СС и армейские финансовые чиновники. Уважающий себя охотник за нацистами просто вышвырнул бы такие документы. Этим парням нужна крупная добыча, вроде Бормана и Эйхмана, а не ничтожные винтики.
– Нет, эти документы наверняка были важны для Линдена. Тот, кто убил его, подстроил еще и смерть парочки сыщиков-любителей, которых капитан знал. Это еврейская чета, они уцелели в лагерях, собрались свести старые счеты и, похоже, напали на след. Я нашел их мертвыми несколько дней назад. Может быть, документы как раз им и предназначались, поэтому постарайтесь вспомнить хоть какие-нибудь имена.
– Конечно, как скажете, Берни. Я попытаюсь включить это в мой рабочий список.
– Вы сделаете это. А теперь продолжим разговор о Кениге. Как он выглядел?
– Дайте сообразить. Ему, на мой взгляд, около сорока. Хорошо сложен, темноволосый, с пышными усами, весит около девяноста килограммов, рост метр девяносто. Он носил дорогой твидовый костюм, курил приличные сигареты и всегда таскал с собой собаку – маленького терьера. Он австриец, это точно. Иногда с ним была девушка по имени Лотта. Не знаю ее фамилии, но работала она в клубе «Казанова». Смазливая сука, блондинка. Вот, пожалуй, и все, что я помню.
– По вашим словам, разговоры шли о войне. А он не говорил вам случайно, сколько наград получил?
– Да, говорил.
– Вы не поделитесь со мной?
– Я не думаю, что это имеет значение.
– Позвольте уж мне решать, что имеет значение. Ну, давайте, раскройте тайну, Беккер.
Он передернул плечами и уставился на стену.
– Насколько я помню, он рассказывал, что присоединился к Австрийской нацистской партии, когда она в тридцать первом была еще нелегальной. Позже ему грозил арест за расклеивание плакатов, и, чтоб его избежать, он удрал в Германию и поступил в Баварскую полицию в Мюнхене. В тридцать третьем он вступил в СС и прослужил там до окончания войны.
– В каком звании?
– Он не сказал.
– Не упомянул, где служил и в каком качестве?
Беккер отрицательно покачал головой.
– Не очень-то вы откровенничали друг с другом. О чем вы задумались, не о цене ли хлеба? Ну ладно. А что можете сказать о втором субъекте, о том, с кем Кениг приходил к вам домой, когда попросил следить за Линденом?
