Клод Изнер - Роковой перекрёсток
Виктор пригубил красноватую жидкость и, поморщившись, отставил бокал.
— Что там намешано?
— Сухое белое, черносмородиновый ликер и капелька водки. Этому рецепту меня научил один русский, князь Трубецкой.
— А кто этот человек с орлиным носом? — спросил Виктор, указывая пальцем на одну из картин.
— Да ты что, красавчик, с луны свалился? Не знаешь Валентина Без-Костей? Сейчас я тебе его покажу. Так, посмотрим, где у нас спрятался этот бес кадрили… А-а, так вот же он, слева от Мом Фромаж и Ла Гулю, видишь, тощий такой. Надеюсь, тебе не надо рассказывать, кто такие его спутницы?
Виктор кивнул. Так вот он какой, знаменитый «Мулен-Руж», о котором столько пишут в газетах! В отличие от Айрис, Виктора это заведение совсем не привлекало. Он не любил большие скопления народа, да и танцы с задиранием юбок оставляли его равнодушным. Он предпочитал любоваться Таша, нежели обтянутыми черными чулками ножками девушек, которые разогревали мышцы перед представлением, стоя возле зеркальной стены.
— Я разыскиваю некоего Гастона…
— Да этих Гастонов тут десятка два, — фыркнула Сара. — Как его по фамилии-то?
— Не знаю. А как найти Фифи Ба-Рен?
— Значит, выслеживаешь всяких подозрительных личностей? Фифи я сегодня еще не видела. На твоем месте я бы прогулялась ближе к фойе, она там обычно пасется.
— Пасется?
— И откуда ты такой взялся? Деньгу сшибает, неужели не ясно?
Музыканты заиграли вальс. Лавируя между парами, Виктор улавливал ароматы иланг-иланга и юфти,[24] к которым примешивался запах пота и табака. Несмотря на громкую музыку и шарканье ног, до него доносились обрывки разговоров.
— Что у них сегодня на сладкое?..
— Эта малышка такая аппетитненькая…
— Пусть только вернется, я ему все выскажу!..
Он прошел мимо невозмутимого Валентина Без-Костей, который вел в танце рыжую дородную Ла Гулю с челкой до самых бровей, зачесанными наверх волосами и муаровой лентой на шее. Почувствовав, что Виктор обратил внимание на ее пышную фигуру и глубокое декольте, она остановилась, оценивающе оглядела его с головы до ног, подбоченилась и сказала, ни к кому не обращаясь: «Выходит, этим пижонам своих девок не хватает».
Виктора задели не столько ее слова, сколько тон. Он поспешил к фойе, надеясь, что в толпе франтов в черных цилиндрах и красоток с перьями в прическах, возле которых суетились официанты, ему удастся найти Эдокси Аллар.
— Большую чашу глинтвейна! — заказал мужчина в шляпе-канотье, в котором Виктор узнал салонного художника Альфреда Стивенса. Его спутницы, две молоденькие девушки, смотрели на него влюбленными глазами.
Наконец Виктор увидел Эдокси. На ней было узкое платье в белую и красную полоску и высокая шляпа с огромными бантами. Ему почему-то сразу расхотелось подходить к ней, и он сделал было шаг назад — но слишком поздно.
— Мсье Легри! Вот так сюрприз! Сюда, сюда! Идите к нам! — крикнула она.
С ней за столиком сидели трое мужчин: загорелый красавец в надвинутом на ухо сомбреро, элегантный длиннолицый человек угрюмого вида и блондин с моноклем, рассеянно пожевывающий сигару.
— Знакомьтесь, господа, — сказала она, — это мой старинный приятель Виктор Легри, он торгует книгами, мы дружим еще со времен «Пасс-парту». Луи Дольбрез, — она повернулась к красавцу, и тот улыбнулся, поглаживая свою эспаньолку, — поэт, автор песен, его часто можно встретить в «Ша-Нуар». Альфонс Алле, писатель и острослов, он только что напечатался у…
— Да-да, я знаю, у Оллендорфа. Сборник рассказов «Обхохотаться!», которые печатались в еженедельнике «Черный кот». Я получил большое удовольствие, читая вашу книгу, — сказал Виктор угрюмому мужчине.
— А это Альсид Бонвуазан, скоро он станет лучшим парижским репортером после Аурелиана Шоля,[25] — Эдокси дотронулась до плеча своего третьего спутника. — Присоединяйтесь к нам, мсье Легри.
Виктор пожал руки новым знакомым и пристроился между Эдокси и Луи Дольбрезом, который тут же наполнил и протянул ему бокал шампанского.
— Вы все еще пишете, мсье Легри? Альсид, у тебя есть соперник. Забыла упомянуть, что Виктор — вы ведь позволите мне так вас называть? — так вот, Виктор тоже пишет статьи, и их довольно высоко ценят.
— Да нет, я бросил это занятие. Конкуренция, знаете ли. Зато увлекся… — начал было Виктор.
— …Да, у Виктора есть дела и поважнее! — перебила его Эдокси. — Представляете, он на досуге отбивает хлеб насущный у полицейских следователей. И даже уже раскрыл два очень сложных дела!
— А здесь, в «Мулен-Руж», вы, наверное, блюдете нравственность местных дам? — с иронией спросил Луи Дольбрез. — Поздно, вас уже опередил официальный Папаша Целомудрие.[26]
— А вот и он, — прошептал Альсид Бонвуазан, кивком указывая в сторону человека в темном костюме, белом галстуке и с часами с цепочкой на животе, который прятался за колонной. — Этот субъект ведет двойную жизнь: ночью он комиссар полиции нравов, а днем — фотограф.
— Какое совпадение! Наш друг-книготорговец тоже увлекается фотографией! — воскликнула Эдокси, прижимаясь бедром к Виктору.
— О, да вы мастер на все руки, — заметил Луи Дольбрез. — И в каком же качестве вы пришли сюда? Как книготорговец, фотограф или ищейка?
— Я ищу некоего Гастона, мне сказали, что он здесь работает.
— Ну, вот и ответ на твой вопрос, Луи, — процедил Альсид Бонвуазан сквозь зубы, — сегодня мы имеем дело с сыщиком.
— Гастон? Это который? Тот, что музыкант? Или рабочий сцены?
— Понятия не имею.
— За горячими новостями — это к Грий д'Эгу, уж она-то всех знает. Эй, Люсьен,[27] не хочешь с нами горло промочить? — крикнула через весь зал Эдокси.
К ним, подволакивая ногу, подошла девушка с печальными бархатистыми глазами и опустилась на стул.
— Спасибо, Фифи, ты так добра. Эти сытые пижоны… хоть бы кто кружечку пива предложил! А ведь еще совсем недавно готовы были ноги мне целовать, чтобы я научила их знакомых дамочек современным танцам!
Альфонс Алле внезапно очнулся от оцепенения:
— Эй, официант, кружку пива! Хватит прохлаждаться! А где Жанна Авриль?
Грий д'Эгу радостно улыбнулась, обнажив широкую щель между верхними зубами, и сразу стало ясно, откуда взялось ее прозвище.[28]
— Вот этот господин, — указала на Виктора Эдокси, — разыскивает некоего Гастона, который тут работает.
— Гастона?.. Эй, Арсен, погоди! — Грий д'Эгу схватила за руку официанта, который поставил перед ней кружку. — Если это эльзасское пиво, я и капли в рот не возьму, пока Эльзас и Лотарингия не вернутся в лоно матери-Франции! — Официант отрицательно покачал головой, и она, сделав глоток, взглянула на Эдокси. — Как ты говоришь, Гастон? Если это Гастон Молина, что гулял с Жозеттой, так он слинял по-английски, даже не попрощавшись. Жозетта рвет и мечет, но все знают: как только Гастон явится обратно, она снова не устоит и простит его.
— Это тот, кто вам нужен? — спросила Эдокси у Виктора.
— Может быть, — пробормотал он.
— Ну, так он здесь официантом работает, подавальщиком. А почему он вас заинтересовал?
— Клиент попросил разыскать его, чтобы уладить один щекотливый вопрос. Гастон соблазнил его дочь.
— Вот те раз! И как же он рассчитывает «уладить вопрос»? Слупить с Гастона денег? Так у того ветер в карманах гуляет. А если хочет, чтобы Гастон надел его ненаглядной доченьке колечко на пальчик, то пусть не обольщается: парень не промах, у него тут в каждой забегаловке по законной супруге! — Высказавшись, Грий д'Эгу одним махом допила пиво.
Альфонс Алле вдруг резко вскочил и бросился вслед за худенькой гибкой женщиной в красном платье и черной шляпке.
— Бедняга Альфонс, — вздохнула Эдокси, — он просто с ума по ней сходит.
— А кто это? — спросил Виктор.
— Жанна Авриль. Ла Гулю говорит, что у нее ноги, как спички, но зато она ими быстро машет. Что правда, то правда. Жанна еще девчонкой попала в психушку, и не просто в психушку, а к самому профессору Шарко. Говорят, именно там она плясать и научилась, — вроде бы психам, чтобы те не скучали, нанимают учителей пения, устраивают балы и праздники. Балы у психов — как вам это нравится? Жанна с нами компанию не водит, она даже на сцене ногами дрыгает в одиночку. Не понимаю, что все в ней находят? Кожа да кости!
— Ее прозвали Катастрофа, а еще — Шимоза,[29] но я бы скорее окрестила ее Стервозой. Глядите-ка, и этот карлик, что картины пишет, тоже от нее без ума!
Грий д'Эгу указала подбородком на столик за колонной. Там в компании трех мужчин и женщины сидел любопытный персонаж с непропорционально короткими ногами, плотно обтянутыми клетчатыми брюками. До Виктора доносился его чуть гнусавый голос, но коротышка сидел к нему в профиль, поэтому пришлось подождать, пока он повернется, чтобы как следует его разглядеть: шляпа-котелок на массивной голове, пенсне на внушительном носу, ярко-алые чувственные губы на фоне черной бороды, проницательный взгляд. На вид ему было лет тридцать.
