Лев Портной - Акведук на миллион
Но оставался один вопрос: что, если и Эртель состоит в числе заговорщиков? Человек, убитый на Моховой, не пошел к полицеймейстерам. Возможно, он знал, что и столичный генерал-губернатор, и его подчиненные участвуют в заговоре.
И все же я доверился Федору Федоровичу и рассказал обо всем, что случилось со мною за последние дни, начиная со злополучной встречи на черной лестнице в доме Нарышкиных. Правда, я умолчал о Марии Антоновне. А свои похождения объяснил волокитством за графиней де ла Тровайолой, про себя помолившись Богу, чтобы у итальянки не оказалось поклонника, склонного к дуэлям.
Федор Федорович выслушал меня с живейшей заинтересованностью. К концу повествования я уверовал, что обер-полицеймейстер убедился в моей невиновности и приложит все силы для моего скорейшего освобождения. В эту минуту все надежды я возлагал уже на него, а не на друзей.
Он проводил меня к карете и на прощание заявил:
— Смею заверить вас, граф, что найду настоящего убийцу. И если таковым все-таки являетесь вы, советую признаться. Это облегчит вашу участь. Жду до утра. В противном случае пеняйте на себя.
— Я не убивал, — твердо сказал я и поднялся в карету.
— Жду до утра, — повторил обер-полицеймейстер и крикнул уже не мне: — Сенцов! Передаю вам графа Воленского. Мой адъютант сопроводит вас до крепости.
Федор Федорович сел в свой экипаж и укатил. Я сообразил, что его адъютант — тот самый верховой, что крутился за спиною обер-полицеймейстера, а потом занял позицию по левую сторону от кареты. Я наклонился, чтобы из окна разглядеть всадника, тот вдруг повернул голову, и, увидев при свете луны знакомые бакенбарды, я узнал господина, которого на Моховой по ошибке принял за московского гостя. Я оцепенел и не сразу расслышал, что меня окликает поручик Сенцов, обернувшись же, оказался с ним лицом к лицу.
— Ваше сиятельство, уж не обессудьте, — заискивающим голосом произнес он. — Порядок есть порядок.
В руках он держал оковы.
Глава 6
Я резко подался назад и, упершись спиною в стенку кареты, врезал пятками поручику Сенцову в грудь. Он грохнулся на землю, а я в один прыжок вылетел из кареты. Испуганная резкими движениями лошадь встала на дыбы и едва не опустила копыта на голову поручика.
— Стой! Стой! Держи его!!! — закричали драгуны лужеными глотками.
Я перемахнул через ограду, побежал наискосок через сад, и осенние мокрые листья захлестали по лицу. Застучали копыта — преследователи помчались в обход. На полпути, чтобы сбить их с толку, я изменил направление. Послышались ругань, кто-то поскакал вокруг сада в обратную сторону.
Вновь махнув через ограду, я побежал вперед и оказался на Канатной линии[23] и только сейчас сообразил: за спиной преследователи, а впереди Английская набережная, деваться-то некуда. И вдруг я заметил знакомое парадное, взлетел по ступенькам и едва не снес жгучую брюнетку в желтом платье.
— Вы? — воскликнула мадам Шерамбо.
— Я! Тороплюсь ужасно! Будут спрашивать, скажите: не знаете, не видели!
Я отодвинул в сторонку изумленную мадам, ринулся в верхней одежде прямо в зал, окинул взглядом старинную мебель, приметил бронзовую девицу в объятиях сатира на каминной полке и живую одалиску в белом платье, застывшую на лестнице на второй этаж. Густые рыжие волосы ниспадали на плечи. Всю ее усеяли веснушки, отчего на личике не осталось места ни для стыдливости, ни для порочности, — лишь простодушным весельем светились зеленые глаза.
— Алета! — Я взвился по ступенькам и обнял девушку за упругую талию.
— Вы?!
— Я! Ужасно тороплюсь! Скорее веди к себе!
— Я хотела выпить шампанского, — сказала она.
— Шампанского! — крикнул я.
Внизу отворилась дверь, судя по звукам, ведущая на кухню, и оттуда выглянула заспанная физиономия.
— Шампанского! — повторил я.
— Подать в номер? — спросило сонное создание.
— Выпейте сами! — ответил я. — Нам нынче некогда.
И я устремился вверх, увлекая за собою Алету.
— И в номер шампанского, — прокричала она.
— И в номер! — подтвердил я.
Девушка отворила дверь, и мы оказались в будуаре с широкой кроватью, накрытой атласным покрывалом.
— Вы поможете со шнуровкой? — Алета повернулась ко мне спиною.
— Некогда! — возразил я и нырнул под кровать.
— Господи! Что вы делаете, сударь? — воскликнула девица.
— Какой сударь?! — прошипел я из-под кровати. — Будут спрашивать — здесь нет никого!
— Ну, одна я тут сидеть не намерена, — буркнула Алета, и я услышал, как хлопнула дверь.
И пяти минут не прошло, как она вернулась.
— Сударь, — прошептала она, — полиция искала кого-то. Мадам сказала, что к нам никто не заходил.
— А чего же ты шепчешь-то? — спросил я, выбравшись из-под кровати.
— Не знаю, — пожала плечами Алета.
— Ладно. Пойду-ка отсюда, а то, не ровен час, беду вам накликаю, — промолвил я, в действительности не представляя, куда мне идти.
— Нельзя вам сейчас выходить, — помотала головой Алета. — Попадетесь!
В дверь постучали, и вошла мадам Шерамбо.
— Благодарю вас, сударыня. — Я поднес ее руку к губам.
— Вы каждую ночь досаждаете управе благочиния? — спросила она.
— Да уж, вошло в привычку, — вымученно улыбнулся я.
— Я прикрыла вас, — мадам Шерамбо перешла на французский язык. — Сама не знаю зачем. Мое заведение не из тех, каким нужны неприятности с властями…
— Неприятности не нужны никому, — сказал я. — Поверьте, я не намеревался злоупотреблять вашей добротой! Я оказался здесь случайно!
— Что сделано, то сделано, — продолжила мадам ледяным голосом. — Сейчас вам нельзя выходить на улицу. Оставайтесь до утра. Но затем, я надеюсь, вы покинете нас и будете настолько благоразумны, что не станете впредь подвергать риску меня и моих девушек.
— Благодарю вас, мадам! — с жаром ответил я. — Вы невероятно великодушны! Неприятности с полицией случились по недоразумению. Поверьте, скоро все образуется, и тогда вы узнаете мою щедрость!
Мадам Шерамбо со вздохом покачала головой и направилась прочь. В дверях она обернулась и едва заметной усмешкой дала понять, что надеется обойтись без моей благодарности: лишь бы я забыл дорогу в ее заведение.
Дверь за мадам закрылась. Я сбросил верхнюю одежду на стул. Алета склонила голову на мою грудь, обвила меня руками, и вожделение охватило меня.
— Сердится? — спросила девица.
— Да нет, — ответил я. — Выражает признательность. Говорит, благодаря мне заведение приобретает все большую популярность. Правда, сплошь у полицейских чинов. — Сердится, — констатировала девица. — Ну и ладно. Вы обещали помочь со шнуровкой. Она повернулась ко мне спиной. — Некогда! — возразил я. — Нужно успеть до шампанского. Я толкнул ее на постель, задрал подол, и через некоторое время Алета потерпела сладкое поражение. — Хорош у вас телескоп, сударь, — проворковала она. — Телескоп? — удивился я. — Да ты хоть знаешь, что это такое? — А ничего, припевка просто, — пожала плечами Алета и пропела:
Опа-опа!Тили-тили скопа!Тили-тили тесто!Скопом на невесту!
— Ну-ка, повтори, — потребовал я, чтобы запомнить частушку. — А вот еще, — сказала Алета и вновь запела:
Опа-опа!У монашки попа!Оп-оп! Оп-оп!А у дьяка телескоп!
— Где ты набралась такого? — удивился я.
— Известно — где, — засмеялась Алета. — Некоторые господа всякие глупости сочинять горазды!
— Что верно, то верно. Вот послушай, — сказал я и пропел:
А ну-ка, кони,прибавьте жару!Сегодня донидают задаром!А вот такая се-ля-ви!Они мечтают о любви!
— Чевой-то задаром-то? — насупилась Алета.
— Да это ж для рифмы! — ответил я и достал кошель.
По завершении еще одной любовной баталии утомленная Алета уснула на моем плече. А я с сожалением вспомнил об оставленной в крепости кофейной паре. И зачем только Жан принес ее? Впрочем, еще вопрос, увижу ли я теперь когда-нибудь остальную свою коллекцию… Дома появляться нельзя. Я совершил побег, что точно превратило меня в преступника. Смогут ли теперь помочь мне друзья? Или будут вынуждены наблюдать, как все силы столичной полиции брошены на мою поимку?
Но зато я получил два важных преимущества. Во-первых, теперь я знал, что убийца служит в драгунском полку. А во-вторых, он не убил меня по пути в крепость, что, без сомнения, входило в его планы.
Вот только какую роль играл в этой истории столичный обер-полицеймейстер? Эх, зря я ему доверился!
Глава 7
Швейцар не желал пускать меня. А карточкой, сообразной случаю, я конечно же не обзавелся. Приходилось рассчитывать только на глотку.
