Тайный архив Корсакова. Оккультный детектив - Игорь Евдокимов
В своих странствиях и расследованиях предки Владимира регулярно противостояли врагам, о которых молчали старые книги и легенды. Кто-то погибал в схватке с неведомым, кто-то выживал. Дабы упростить труд будущих поколений, Корсаковы начали записывать все подобные случаи и способы, которые помогали им сохранить жизнь и выйти победителями из непредсказуемых дуэлей с темными силами. Так родился Архив. И, делая заметки, которые ему предстояло перенести в первую самостоятельную запись для летописи Корсаковых, Владимир невольно перенесся на дюжину лет в прошлое. В тот день, когда ему впервые открылась фамильная тайна…
До тринадцати лет Владимир жил обыкновенной счастливой жизнью дворянского ребенка. Его семейству принадлежало большое имение к северу от Смоленска, незамысловато именуемое Корсаково. Его семья состояла из четырех человек – отца Николая, матери Милицы (из старинного рода свирепых сербских воевод), брата Петра и его самого, младшего ребенка. Частенько их навещал дядя, Михаил Васильевич, большую часть года проводивший в городе.
Усадьба была самая обыкновенная. Она стояла на гребне небольшого холма, окруженного зелеными рощами, а по границе владений протекала мелкая речушка. Обширный белый особняк с пятиколонным портиком отстроил дед Владимира, Василий, на месте старого дома, сожженного французами в 1812 году. Корсаковы слыли богачами – не чета лучшим семействам Петербурга или Москвы, но их родовое гнездо все же служило предметом зависти для многих малопоместных дворян из округи. Не то чтобы родители Владимира жили затворниками, но много друзей у них не водилось, хотя на обязательные балы и съезжались многие знатные смоляне, включая даже губернаторское семейство.
Маленький Володя не находил ничего странного в том, что его родители проводили много месяцев в разъездах, иногда вместе, иногда – порознь. В такие дни за сыновьями Корсаковых присматривал заботливый камердинер, хромой француз Жорж Верне. Когда Петру исполнилось тринадцать лет (он был старше Володи на четыре года), он стал присоединяться к родителям. Младший брат к этому моменту поступил в Смоленскую гимназию и жил в пансионе при ней, иногда перебираясь в особняк дяди на Большой Дворянской. Но на лето всегда возвращался в усадьбу.
Больше всех других комнат в отчем доме маленький Володя Корсаков любил библиотеку. Хотя ребенком ему и запрещалось в ней появляться одному, сорванец проникал туда тайком, пока никто не видел. В его воображении зал превращался в настоящий затерянный мир. Шелковые обои с цветочным мотивом становились таинственной стеной из непроходимых джунглей. Лампа с изящным абажуром, стоявшая на столе с зеленым сукном, разгоняла тени, давая оазис света даже в самые пасмурные дни. Именно сюда мальчик приносил книги, каждая из которых была его маленьким сокровищем, найденным в бескрайнем святилище знаний.
Володе нравилось, как в погожие летние деньки солнечный свет, льющийся из витражных окон, освещает огромные, уходящие к высокому потолку шкафы. Он обожал ползать вверх-вниз по рельсовым лестницам. Крутить огромный старинный глобус. Смотреть, как кружится в солнечных лучиках пыль. Брать с полок, до которых мог дотянуться, старинные тома и листать их в поисках картинок, вдыхая неповторимый запах. Особое внимание привлекал большой шкаф, стоящий в углу комнаты. Ручки его были украшены инкрустацией из слоновой кости и перламутра, а на его дверцах изображены сцены из средневековых легенд и мифов. Шкаф запирался на ключ, но, чего уж тут скрывать, Володя рос мальчиком проказливым и смышленым не по годам… Тем более что именно здесь хранились книги, вызывавшие его живейший интерес. Те, что ему нельзя было не то что читать, а даже просто брать в руки.
С годами любовь к этой комнате осталась, но пришло и понимание, что с их домашней библиотекой что-то не так. Ни в одной другой ему не встречалось таких книг, как в шкафчике с перламутровыми ручками. И таких гравюр… Да, особенно гравюр! Некоторые рисунки изображали такое, от чего сердце маленького Володи сжимали острые когти ужаса. На них прекрасные девы поедали сердца наивных юношей, кошмарного вида создания поджидали путников в дебрях лесов, а духи в виде черных туч заставляли своих марионеток совершать жестокие деяния. Но была в этом ужасе и своя прелесть. Оттого-то он раз за разом и возвращался сюда, вновь и вновь перелистывая страницы, находя все новые поводы для сладостного испуга. Иногда он даже позволял себе взять понравившуюся книгу, аккуратно положить ее в круг света, отбрасываемый лампой, забраться с ногами в глубокое кресло – и изучать, трепетно вслушиваясь, не скрипнут ли половицы в коридоре и не раздастся ли чей-то голос. В этом случае Володя быстро тушил лампу, хватал книгу и прятался в дальний угол, за огромный фикус, и сидел тихонько, как мышка. Иногда в библиотеку заходили отец с дядей и долго что-то обсуждали тихими, едва слышными голосами. И эти истории казались куда страшнее, чем все рисунки из старых книг. Тогда-то Корсаков впервые и подумал, что его отец, скорее всего, писатель, навроде господ Булгарина или Гоголя. Ведь бесы, призраки и колдуны существовали только на страницах их книг, а никак не в реальности.
Когда ему исполнилось тринадцать, Володя вернулся на лето из Смоленской гимназии в усадьбу Корсаковых в двадцати верстах от города. Он рад был вновь увидеть и обнять мать, обменяться колкостями со старшим братом и выпить сладкого чаю, заваренного старым камердинером Жоржем. Не хватало только отца, который в тот день уехал куда-то по делам и не возвращался до поздней ночи. По крайней мере, так думал Володя. Возможно, именно поэтому он так быстро набрался смелости (и наглости, если уж на то пошло) и в первую же ночь решился на очередную вылазку в библиотеку.
Ночью в коридорах старой усадьбы царили тишина и темнота. Мягкий ковер скрадывал шаги юного Корсакова. Лишь изредка можно было услышать скрип половиц или приглушенный звук ветра за окном. Ночь превращала знакомый дом в таинственное и неизведанное пространство. Не встретив по дороге ни одной живой души, Владимир прокрался к дверям библиотеки и осторожно повернул ручку.
Комната встретила его молчанием: сквозь витражные окна скупо пробивался лунный свет, библиотека казалась пустой. Но только казалась. Владимир понял это слишком поздно, когда в кресле у стола шевельнулась темная фигура.
– Кто здесь? – спросил хриплый, слегка сонный голос. Володя замер, боясь пошевелиться. В тишине чиркнула спичка, осветив мужской силуэт в кресле. Человек зажег лампу – и Володя с облегчением увидел отца. Правда, эта радость быстро уступила место испугу, когда юный Корсаков
