Смерть приятелям, или Запоздалая расплата - Игорь Владимирович Москвин

— Вы же были одним из близких приятелей господина Власова?

— Допустим, был.

Николая Семёновича покоробило это «допустим», но он не подал вида.

— Видимо, он делился с вами некоторыми секретами?

— Возможно.

— Александр Андреевич, у Николая Ивановича имелось завещание?

— Конечно, — Варламеев не выказал удивления.

— Не будете ли вы так любезны назвать мне фамилию человека, приложившего руку к написанию сего документа?

— Воздвиженский Дмитрий Иванович, адрес — Невский, сто восемь, — торопливо сказал архивариус, словно хотел быстрее донести сведения до сыскного агента, потом столь же торопливо добавил: — если мне не изменяет память.

— Может быть, вам известно и содержание документа?

— Нет, мне Николай ничего не говорил. Возможно, Карл знает о нём.

— Вы говорите о прапорщике фон Линдсберге?

— Да.

— Власов отличался скрытным характером?

— Я бы так не сказал, — после этих слов Варламеев словно бы споткнулся, затем продолжал: — но иной раз в нём появлялось некое чувство таинственности, и то, что он не хотел озвучить, из него было не вытянуть никакими железными клещами.

— Благодарю, Александр Андреевич. Значит, Невский, сто восемь.

— Я не уверен, но, кажется, так.

Контора нотариуса Воздвиженского находилась в первом этаже вышеуказанного дома. Несколько помещений занимало само заведение, а этажом выше в шести комнатах расположился Дмитрий Иванович с семейством.

Степенного вида господин принял Власкова сразу же — видимо, выдалась свободная минута.

— Садитесь, — нотариус плавным жестом указал на кресло, стоящее у окна возле невысокого журнального столика. — Извините, не расслышал вашего имени-отчества.

— Николай Семёнович, — подсказал сыскной агент, — чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков, — ещё раз представился он.

— И что потребовалось сыскной полиции от меня? — с недоумением посмотрел на Николая Семёновича Воздвиженский. — Вроде бы я не телефонировал к вам?

— Простите, но по служебной надобности приходится отвлекать вас от дел. У вас заверял духовное завещание некий Власов…

— Извините, я многим помогаю составлять и заверять документы, не только духовные. А Власов — довольно распространённая фамилия.

Дмитрий Иванович лукавил — Николая Ивановича он помнил довольно хорошо. Последний довольно часто обращался к Воздвиженскому за помощью.

— Николай Иванович Власов, проживающий в Гродненском переулке.

— Припоминаю, но, увы, вам лучше обратиться к господину Власову, ежели он позволит вам заглянуть в завещание.

— К великому прискорбию, Николай Иванович уже никогда не сможет дать согласия.

На лице Воздвиженского появилось заинтересованное выражение.

— Не смею предположить ничего трагического, но… господин Власов жив? — чуть ли не шёпотом спросил Дмитрий Иванович.

— Николая Ивановича, — Власков сделал паузу, — убили, поэтому он не сможет дать нам согласия на прочтение завещания.

— Убили? — так же тихо переспросил Воздвиженский.

— Да.

— Какое несчастье!

— Для кого? — с едва скрываемым раздражением спросил Власков.

— Как для кого? Для родственников и друзей Николая Ивановича!

— Дмитрий Иванович, теперь вы можете мне сказать, кто упомянут в завещании?

— Николай Семёнович, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно.

— Я не могу полагаться на слова даже чиновника для поручений. Вы меня поймите, я вынужден хранить тайну до тех пор, пока не удостоверюсь в ваших словах.

— Что ж, разумно. У вас, я надеюсь, есть справочник всех номеров телефонов города?

— Конечно.

— Я предлагаю вам телефонировать моему начальнику Владимиру Гавриловичу Филиппову и у него удостовериться: служит ли под его началом Николай Семёнович Власков?

Через пять минут, когда уставшего от свалившихся на него дел Филиппова соединили с нотариусом, Владимир Гаврилович подтвердил, что это он, начальник сыскной полиции, направил Николая Семёновича Власкова для выяснения некоторых обстоятельств, касающихся духовного завещания убитого накануне господина Власова.

— Извините, господин Власков, — нотариус развёл руками, — но в нашем деле нельзя верить на слово первому пришедшему. Вы даже не представляете, сколько на свете мошенников.

— Оставим политесы другим, — улыбнулся Николай Семёнович, — давайте перейдём к делу. Вы помните Власова?

— Само собой, мы виделись, не так чтобы часто, но достаточно, чтобы его запомнить.

— Может быть, вы помните и содержание его завещания?

— Отчего же, помню.

— И можете рассказать о его содержании?

— Там всего-то один или два пункта. Наследником всего движимого и недвижимого имущества, денежных средств объявлялся некий господин фон… Лисберг.

— Может быть, фон Линдсберг?

— Вы правы, если память мне не изменяет, то Карл фон Линдсберг. — Воздвиженский поднялся.

— Если вас не затруднит подождать минутку, то, возможно, я смогу помочь вам.

— Да, я подожду, — кивнул Власков.

— Ну так вот. Некоторая сумма назначена некой Степанидовой, — Дмитрий Иванович посмотрел поверх очков на чиновника для поручений. Видимо, хотел убедиться, знает ли Николай Семёнович эту фамилию. — Пожалуй, больше никто не упомянут.

— Значит, только один наследник?

— Совершенно верно.

— Благодарю, Дмитрий Иванович, за содействие.

— Неужели убийца — Линдсберг?

— Спешу вас разочаровать, — Власков поднялся со стула, держа шляпу в правой руке, — мы проверяем всех, кто мало-мальски знал господина Власова, и называть его наследника убийцей, простите, пока неосмотрительно. Не все наследники таким диким способом получают состояния. Вы же сами об этом прекрасно знаете. Засим, господин Воздвиженский, разрешите откланяться.

4

Кунцевич решил сразу, что лучше доплатить к билету в вагон второго класса (на первый денег в сыскном отделении не выдавали) собственных девять рублей, зато ехать в отдельном купе. Тогда можно и выспаться, и заняться прихваченными бумагами, и никто не помешает. Двое полицейских, приданных в помощь, ехали вместе с ним.

Мечислав Николаевич прихватил с собою бутылку шустовского коньяку. Поэтому дорога показалась не слишком длинной, хотя наговорились вдоволь.

— Всё-таки я не понимаю, для чего нам ехать в такую даль, чтобы посмотреть на наследника безвременно усопшего? — спросил один из полицейских, с виду неказистый, но обладавший большой физической силой. Кунцевич разлил коньяк по маленьким рюмкам из походного набора.

— Видишь ли, Ваня, мы, видимо, поздно едем. Со дня убийства прошло десять дней, и рука нашего фон Линдсберга — искомого нами преступника — зажила. Это во-первых, а во-вторых, почему он с такой поспешностью уехал из столицы? — Полицейский, названный Ваней, пожирал глазами чиновника для поручений. — И мне, то есть нам всем, — поправился Кунцевич, — неизвестно. Может быть, хотел скрыться подальше от содеянного, либо произошла обычная случайность, которую мы принимаем за злой умысел.

— Но можно было послать распоряжение от лица директора департамента, чтобы местные власти привезли прапорщика в Петербург. Вышло бы быстрее.

— Не спорю, наверное, быстрее. Но нам важно, как поведёт себя фон Линдсберг, узнав о смерти благодетеля. К тому же у него имеются повреждения на руках. Согласись, что слишком уж вовремя он покинул столицу.

— Вовремя.

— Возникли бы вопросы, тем более что дворник видел господина в шинели лейб-гвардейского