Сергей Бакшеев - Тайна точной красоты
– Методом спуска? Как мило. Тогда эта теорема похожа на клад, спрятанный в пещере.
– Скорее это огромный алмаз, который надо огранить изящным доказательством, чтобы он превратился в бриллиант и засиял во всем своем блеске.
– И вам пока поддались только две грани.
– Совершенно верно. Должен же я оставить мечту для будущих поколений математиков.
Леонард Эйлер вновь улыбнулся, но на этот раз сквозь его улыбку проступала горечь разочарования. Упомянув ранее про годы тщетных поисков общего доказательства, он имел в виду и себя.
13
После неприятной встречи во дворе Валентину Ипполитовну пугали собственные шаги в гулком парадном. Поднявшись к своей квартире, она услышала изнутри телефонную трель. Как всегда при спешке ключ сначала прятался в глубинах сумочки, а потом упорно не хотел лезть в родную скважину. Телефонный аппарат зудел долго и раздраженно. Кто-то проявлял редкое терпение.
Учительница все-таки успела.
– Да, я слушаю, – схватила она трубку, сбросив по пути только шляпку.
– Валентина Ипполитовна, я так волновалась за вас, – раздался на другом конце голос Татьяны Архангельской.
– За меня? В чем дело, Танечка?
– Ну, как же. У Даниных несчастье и вы к телефону не подходите. Я третий раз звоню! Вы что, по вечерам дома не сидите?
– Уже пришла, со мной всё в порядке.
– Я Феликсу про Данина рассказала. Он так переживал. Сказал, что завтра же будет искать хорошего адвоката.
– И как ему Мадрид?
– Мадрид? Причем тут Мадрид?
– Он же был в Испании.
– Феликс прилетел из Барселоны. Это красивый город, но он был там по делам.
– Танечка, ты, наверное, хочешь продиктовать мне адреса Амбарцумова и Фищука?
– Ой! Ужасное убийство буквально выбило меня из колеи. Я на работу только заскочила и сразу к Феликсу. Завтра утром всё вам сообщу. Валентина Ипполитовна, вы серьезно говорили, на счет теоремы Ферма?
– В каком смысле?
– Что Данин над ней работал и передал вам на хранение какие-то важные рукописи?
– Константин всегда интересовался Великой теоремой, ты это и сама знаешь. – Вишневская говорила медленно, гадая, как лучше ответить на прямой вопрос. – А рукописи его у меня, конечно, есть. Пока, правда, не разбиралась.
– Хотите, Феликс поможет.
– Ты же говорила, что он отошел от науки.
– Математикой он занимался гораздо дольше, чем бизнесом. Боюсь, что формулы в его голове поселились навсегда.
– Значит, мой скромный труд не прошел даром. Но я все-таки дождусь Костю. Я верю, что его скоро выпустят.
– А если не выпустят?
– Что ты такое говоришь? Нельзя так думать! Константин не виновен!
– Ох, Валентина Ипполитовна. А кто сказал, что у нас сажают только виноватых?
– Таня, мы будем бороться за него. Вместе. Ведь так?
– Хорошо, – после некоторой паузы ответила Татьяна Архангельская. Вишневской показалось, что она слышала приглушенные голоса сквозь закрытую трубку. – Только вы сообщайте мне обо всех новостях. Сразу же.
Женщины распрощались. Валентина Ипполитовна сняла верхнюю одежду, прошла на кухню. Остановившись около холодильника, она задумалась. Рука, потянувшаяся к дверце, опустилась. Учительница прохромала в комнату, села за стол и нажала клавишу включения компьютера. Среди ее выпускников был и крутой IT-ишник, который почти каждый год менял "железо" на суперсовременное, а устаревшую технику приносил ей. Недостатка в программном обеспечении Валентина Ипполитовна тоже не знала.
Когда на ожившем экране появились ярлычки, она щелкнула по значку "Opera" и вошла на сайт аэропорта Пулково. Ее интересовало сегодняшнее табло прибытия. Найдя утренний рейс из Барселоны, Вишневская посмотрела на точное время приземления самолета и сверила его со временем убийства в квартире Даниных.
Вывод ее весьма озадачил.
14
На следующее утро после убийства в квартире Даниных в кабинет старшего лейтенанта Стрельникова вошла Валентина Ипполитовна Вишневская. Виктор Стрельников и Алексей Матыкин, склонившись над столом, о чем-то оживленно спорили и тыкали карандашами в листок бумаги.
– Господи, да что ж это вы так дымите? Разве мы вас в школе этому учили? – возмутилась заслуженная учительница, брезгливо разгоняя ладошкой табачный дым.
– Здравствуйте, Валентина Ипполитовна, – улыбнулся Стрельников, притушил сигарету и жестами показал молодому напарнику, чтобы тот проделал то же самое и приоткрыл окно. – Это тяжелая жизнь нас мордой об стол. Порой на такое наглядишься, что не только курево, но и выпивка не поможет прийти в себя.
Оперативник с интересом разглядывал бывшую учительницу. Хотя на ней были одеты всё те же плащ и шляпка, однако шейный платок и сапожки уже были иными. Хромала женщина почти заметно, видимо вчерашняя кособокая походка была предназначена его уснувшей памяти.
Вишневская, не спрашивая разрешения, уселась на шаткий стул напротив Стрельникова. Она без спешки стянула плотно сидящие перчатки и кивнула так же выразительно, как обычно делала при входе в класс:
– Здравствуйте, Виктор.
– Валентина Ипполитовна, поберегите себя. Если вы нам понадобитесь, мы сами к вам приедем.
– Не рационально. Я теперь на пенсии, у вас служба, а мне всё равно необходимо двигаться. Или вы намекаете на мой возраст?
– Ну, что вы. Я только хотел сказать, что мы вас пока не вызывали.
– Знаю. Я здесь для того, Виктор, чтобы вы не наделали ошибок. – Она опустила взгляд и заметила перед оперативником листок с криво написанными алгебраическими уравнениями. – Чем вы заняты?
– Определяем возраст Диофанта, – смутился старший лейтенант.
– Покажите. – Учительница развернула листок к себе. – Что ж, вы на правильном пути. Только не поняли, что половина одной шестой – это одна двенадцатая часть. – Она внесла изменения и вернула листок. – Теперь решайте.
Стрельников засопел, сокращая дроби, потом крикнул коллеге:
– Лёха, дай калькулятор. – Пощелкав по клавишам, он с опаской изрек: – Восемьдесят четыре.
– Правильно, – подтвердила пожилая учительница. – Есть еще порох в пороховницах.
Милиционер зарделся. Он явно был доволен собой.
– Восемьдесят четыре года прожил старичок Диофант. Нам бы столько.
– Потому что думал головой. Умственная деятельность продлевает жизнь. А табака в те времена в Европе не было.
– Учту, – пообещал Стрельников и отодвинул пепельницу на край стола. – Вы только за этим пришли?
Старший лейтенант подавил счастливую улыбку и вопросительно уставился на учительницу. Валентина Ипполитовна тоже посерьезнела.
– Я по поводу Константина Данина. Он не виновен в смерти матери.
Милиционер откинулся на спинку стула, сцепил пальцы. Его снисходительный взгляд блуждал над женской шляпкой, словно следил за полетом мухи.
– Я, конечно, понимаю, что Данин ваш лучший ученик, и вы хотите его защитить. Это естественно и даже благородно. Однако факты – упрямая вещь.
– А где эти факты? Какими уликами вы располагаете, кроме ничего не значащих отпечатков пальцев на разбитой вазе? – голос опытной учительницы стал жестким.
– Это тайна следствия, но я вам скажу. – Стрельников поднялся из-за стола, словно пытался уклониться от сердитого женского взгляда и зашагал по комнате, стараясь находиться за спиной учительницы. – Уже установлено, что именно стеклянная ваза является орудием убийства. Это раз! Место удара на голове говорит о том, что жертва видела убийцу, но не пыталась оказать сопротивление. Это два!
– Или не успела! Продолжайте вашу версию.
– Она не боялась убийцы. Он был для нее родным человеком. И что мы видим на вазе? Свеженькие отпечатки пальчиков гражданина Данина, оставленные не далее как утром. Всё остальное – старые замшелые следы. Теперь вернемся к личности подозреваемого. Алексей, расскажи, что ты узнал?
От стены отделился лейтенант с лицом боксера, развел широкие ладони.
– Я еще вчера побывал на бывшем месте работы Данина, а вечером пообщался с его соседями.
– Какой же портрет они рисуют?
– Все как один утверждают, что Константин Данин был очень замкнутым, малообщительным и несколько странным типом. Короче говоря, ненормальным.
– А что в этом плохого? – возмутилась Вишневская. – Вы знаете, что понятие "ненормальный" появилось, когда государство ввело понятие "норма"! Стандартными людьми управлять легче. В Древней Греции, к примеру, сумасшедших не было. "Они разговаривают с богами", говорили окружающие про таких людей. Это была цивилизация, где господствовали науки и искусство. Там врачевали болезни тела, а не души. И это правильно. Ели лечить каждого "ненормального", мы потеряем гениев.
– Да, уж. Грань между безумием и гениальностью очень тонка. У нас в милиции нет микроскопов, чтобы ее разглядеть.
– Поэтому хотя бы кувалдой не размахивайте, пока не разберетесь.
