Эллис Питерс - Тень ворона

Перед рассветом, после короткого перерыва на сон, монахи отслужили первый час, а на рассвете раннюю мессу. Почти все жители Форгейта давно разошлись по домам. Монахи немного осоловели после долгого бдения и, еще не остывшие от душевного подъема, вызванного музыкой и переживанием великого чуда, побрели к себе по ночной лестнице, чтобы немного отдохнуть перед дневными трудами. Кадфаэлю, настоявшемуся и насидевшемуся за эту ночь до изнеможения, гораздо больше хотелось сейчас подвигаться, расправить спину и размять ноги, нежели отдыхать. В пустой умывальне он с непривычной для себя ленью совершил утреннее омовение, тщательно побрился и вышел во двор. В этот миг в закрытых воротах отворилась дверца и во двор, скользя и спотыкаясь на обледенелых булыжниках, вбежала почтенная Диота Хэммет. Одной рукой она придерживала полы своего темного плаща и с очевидным волнением озиралась по сторонам. Меховой воротник весь заиндевел от пара, вырывавшегося у нее изо рта. Серебристый иней покрывал все вокруг, белея на стенах, кустах и ветках деревьев.

Увидев Диоту, привратник вышел к ней из дверей, чтобы спросить, по какому делу она пришла, но та, заметив приора Роберта, показавшегося на крыльце монастырского здания, устремилась к нему со всех ног и склонилась перед ним в таком низком поклоне, что по неосторожности чуть было не упала на колени.

— Отец приор! Мой хозяин отец Эйлиот… Наверное, он всю ночь провел у вас в церкви?

— Я его не видел, — ответил пораженный неожиданностью приор Роберт, торопливо протягивая женщине руку, чтобы та не упала. Обледенелая булыжная мостовая была весьма ненадежна. Поддерживая Диоту под локоть, он тревожно заглянул ей в лицо:

— Что-нибудь не так? Скоро он должен служить мессу. Сейчас ему самая пора облачаться. Я бы не стал беспокоить его в такое время без крайней необходимости. Какая же забота тебя сюда привела?

— Его нигде нет, — сказала женщина коротко. — Я уже побывала там и проверила. Синрик готов и ждет его, но мой хозяин до сих пор не появился.

Приор Роберт нахмурился, полагая, что глупая женщина тревожит его понапрасну, но все-таки и сам проникся ее волнением.

— Когда ты его видела в последний раз? Ведь ты, конечно, знаешь, когда он вышел из дому?

— Вчера перед повечерием, — ответила Диота упавшим голосом.

— Что ты говоришь? И с тех пор не возвращался ?

— Нет, отец приор! Его всю ночь не было дома. Я подумала, что, наверное, он пошел к вам на рождественскую службу, но, оказывается, у вас его тоже никто не видел. А сейчас, как вы сами сказали, ему давно пора облачаться для мессы. Но его нигде нет.

Остановившись на ступеньках дневной лестницы, Кадфаэль невольно стал свидетелем этого разговора и, услышав его, сразу вспомнил зловещую фигуру, на черных крыльях промчавшуюся мимо него из Форгейта в сторону городского моста. Судя по рассказу Диоты, это произошло приблизительно в то самое время, когда отец Эйлиот вышел из дома.

«Куда он спешил, кого хотел покарать? — подумал Кадфаэль. — И в какую же даль должны были занести его черные вороновы крылья, если он не вернулся оттуда в день великого праздника, дабы исполнить свой долг священника! «

— Отец приор, — начал он, поспешно подойдя к приору Роберту и то и дело оскальзываясь на обледенелой мостовой. — Вчера вечером, возвращаясь к повечерию из города, я повстречал на дороге священника. Мы разминулись с ним неподалеку от монастырских ворот. Он шел в сторону моста и очень торопился.

Обернувшись к нежданному свидетелю, приор Роберт нахмурил лоб и, кусая губы, обдумывал, как ему поступить.

— Он с тобой не заговаривал? Не знаешь, куда он спешил?

— Нет, это я с ним заговорил, — сухо ответил Кадфаэль. — Но он был так занят своими мыслями, что не обратил на меня внимания, и я не имею представления, куда он спешил. Но это был именно он. Я разглядел его в свете факелов, когда он проходил мимо ворот. Его ни с кем не спутаешь.

Женщина смотрела на него воспаленными, провалившимися глазами. Она не заметила, как у нее сбился назад капюшон, обнажив на лбу большую сизую шишку с неровной полоской запекшейся крови посередке.

— Ты ушиблась! — сказал Кадфаэль и, не спрашивая разрешения, снял с Диоты капюшон и повернул ее лицо к свету. — Причем сильно! Тебя надо полечить. Как же это случилось?

Женщина вздрогнула от прикосновения и хотела отстраниться, но затем с покорным вздохом подчинилась.

— Я очень беспокоилась и вышла ночью на крыльцо посмотреть, что там делается: вдруг бы он показался! Крыльцо обледенело, я упала и ударилась головой. Рану я хорошо промыла, так что все в порядке.

Кадфаэль взял ее руку и повернул ладонью вверх: на ней видна была продолговатая ссадина. На второй ладони он тоже обнаружил царапины.

— Ну ничего, может быть, это даже к лучшему. Неизвестно, что бы с тобой было, не подставь ты вовремя руки. Но уж позволь мне сделать тебе перевязку, да и шишкой на лбу тоже надо заняться.

Приор Роберт стоял рядом, но смотрел куда-то в пространство, соображая, как себя повести.

— Я, право же, не знаю, что и думать… Если отец Эйлиот вышел из дома в такой поздний час и при этом так торопился — уж не случилось ли с ним что-нибудь! Может быть, он тоже упал и так пострадал, что не мог встать на ноги, и теперь лежит где-нибудь один и беспомощный? К вечеру ведь подморозило.

— Верно, — подтвердил Кадфаэль, вспомнив стеклянный блеск под ногами на крутом спуске Вайля и звонкий стук своих шагов на мосту. — Все сразу схватилось льдом! И я бы не сказал, что священник шел осторожно. Когда я встретил его, он шагал, не разбирая дороги.

— Наверное, спешил по делам милосердия, — озабоченно пробормотал Роберт. — Он себя не жалел.

— Это уж точно! Ни себя, ни других! При такой спешке не мудрено и поскользнуться.

— Если он всю ночь, беспомощный, пролежал на морозе, — сказал Роберт, — то так недолго и помереть. Брат Кадфаэль! Займись пока этой дамой и сделай для нее все необходимое, а я пойду поговорю с отцом аббатом. По-моему, нам следует собрать всю братию и послушников и начать поиски отца Эйлиота.

Уединившись со своей подопечной в полутемном сарайчике и усадив ее на лавку, Кадфаэль занялся жаровней. Зимой он никогда не гасил ее на ночь, оставляя тлеющие угли, чтобы днем при необходимости можно было сразу разжечь огонь. В другие времена года монах каждый раз разжигал жаровню заново, благо это было нетрудно. Отвары, которые у него хранились в сарайчике, не требовали особого тепла, но многие из них могли испортиться на морозе.

Толстый слой дерна, прикрывавший угли, показался Кадфаэлю совсем свежим, куски были уложены заботливо и как следует, под ними надежно теплился огонек. Стало быть, ночью здесь побывал кто-то, кто хорошо знал, как, не нарушив порядка, достать лампаду и топливо и как надо обходиться с жаровней, оставив после себя все так, как было. Бенет оставил мало следов, но все же достаточно, чтобы можно было догадаться о его ночном посещении. Складывалось даже впечатление, что он не особенно старался скрыть это от Кадфаэля и не пытался его обмануть. Главным образом он позаботился о том, чтобы оставить все после себя в должном порядке, не стараясь утаить, что побывал в сарайчике.

Кадфаэль согрел воды в котелке и развел в ней настой из буквицы, живокости и маргаритки, чтобы промыть рану на лбу Диоты и ссадины на руках. После падения на мерзлую землю на ладонях у нее остались длинные царапины, пучком разбегавшиеся от запястья к основанию большого и указательного пальца. Диота послушно дала обработать свои раны, глядя перед собой невидящим взором.

— Как же это тебя угораздило так сильно ушибиться? — спросил Кадфаэль, отирая засохшую у нее на виске кровь.

— Не остереглась я, не до себя было, — ответила женщина так просто, что он принял ее слова за чистую правду.

Стоя над сидящей Диотой и промывая рану у нее на лбу, Кадфаэль мог ее хорошо рассмотреть. Продолговатое овальное лицо с тонкими чертами, тяжелые веки, прикрывавшие немного выпуклые глаза, и красиво очерченный рот с устало опущенными уголками. Седоватые волосы были гладко причесаны и стянуты на затылке в тугой узел. Рассказав все, что было нужно, и сложив с себя ответственность, женщина сидела спокойно и неподвижно, позволяя монаху делать с собой все, что нужно.

— А теперь тебе надо бы отдохнуть, ведь ты всю ночь не могла спать от беспокойства да еще так ушиблась. Теперь уж отец аббат обо всем позаботится и сделает все, что полагается. Ну вот, готово! Я не буду накладывать повязку, на воздухе ранка скорее заживет. Но как только тебя отпустят, иди к себе домой и постарайся не застудить больное место, чтобы не загноилось.

Кадфаэль неторопливо начал прибирать ненужные уже вещи, давая женщине время отдышаться и подумать.

— Твой племянник работает у меня. Ты это сама, конечно, знаешь. Помнится, ты как-то навещала его тут в саду. Славный парнишка твой Бенет!