Присцилла Ройал - Печаль без конца
— И этот труп, Анна, — произнес он, прерывая возникшую неловкую паузу, — мне предстоит осмотреть и опознать. Иначе Ральф от меня не отстанет. Только, боюсь, я не сумею припомнить этого человека, даже если мы встречались с ним где-то на дороге.
— Ральф очень надеется на вас, брат, — сказала Анна, — ведь он не мог не слышать, как вы отличились той зимой в Вайнторпе. Как помогли там ваша наблюдательность и ваши суждения.
После этих слов она сделала им знак подойти ближе и откинула покрывало с головы мертвеца.
* * *Томас взглянул на посеревшее лицо бездыханного человека и ощутил вдруг, что его собственное дыхание замирает, а сердце издает последний стук. Ему показалось, он готов был поклясться, что мертвые глаза расширились и уставились на него.
Он в ужасе прикрыл глаза, но тут же открыл их снова.
Что это? Рот мертвеца искривился в злорадной улыбке, кончик языка просунулся между гнилыми зубами.
Томас шумно выдохнул воздух и отпрянул.
— Что случилось? — закричал Ральф, увидев, как его приятель заваливается назад. — Тебе нехорошо?
Его слова слышались Томасу, будто доносящиеся из глубокого колодца. Голова у него кружилась, ноги стали ватными, он чувствовал, что падает в ту самую пропасть.
— Господи, помоги мне, — прошептал он, прежде чем на него навалилась глухая темень и он потерял сознание.
ГЛАВА 15
Очнувшись, он увидел, что лежит на полу часовни, а над ним наклонилась сестра Анна и держит у его носа какое-то неприятно пахнущее снадобье. Он чихнул.
— Ожил! — воскликнул Ральф, отпустил его голову, которую поддерживал обеими руками, и она с глухим стуком упала на пол.
Чувствуй он себя получше, Томас бы рассмеялся. Но ему было не до смеха.
— Помогите ему сесть, Ральф, — сказала Анна. — Или встать, если сможет.
Томас смог. Пока Ральф поднимал его, он успел вознести мольбы к Небу, чтобы сегодняшний день оказался последним в череде столь насыщенных ложью дней, после чего произнес:
— Я лишился чувств от голода. Конечно, это так… Ведь я вышел в путь с восходом солнца… шел очень долго и ничего не ел, кроме куска хлеба, который мне уделил один паломник… — Он освободился от поддерживающих его рук Ральфа. — Давайте я погляжу на труп. Мы же для этого пришли сюда.
— Это может подождать, — сказала Анна, однако на лице Ральфа выразилось недовольство, и она не стала настаивать.
На нетвердых ногах Томас вновь приблизился к трупу. Он не хочет, но должен заставить себя спокойно взглянуть на это лицо. Конечно же, ему просто почудилось то, из-за чего смертельный холод сковал сердце и лишил сознания. Этого не могло быть!..
Он стоял возле трупа спиной к Ральфу и Анне. Стоял с плотно закрытыми глазами. Биение собственного сердца оглушало, ему казалось, он стоит так целую вечность, но постепенно глаза его приоткрылись, он сумел сосредоточенно вглядеться в мертвеца, и из уст у него вырвался вздох облегчения.
Нет, этот человек не был его тюремщиком — теперь он ясно видел это. Впрочем, пожалуй, форма черепа и рот чем-то похожи, но тело определенно не такое крупное.
Он приподнял его руку, посмотрел на пальцы. Они были короткие, толстые и ничем не напоминали те длинные, крючковатые когти, которые издевались над его телом, царапали и выкручивали в самых болезненных местах. Но, даже будучи уверен теперь, что не этот человек был его насильником, Томас не испытывал облегчения: такой, тоже мог вполне им быть! Тошнота подступила к горлу, Томас поспешил отвернуться.
— Ну что? Узнаешь? — раздался голос Ральфа, не сводившего с него глаз. — Говори!
Анна хлопнула Ральфа ладонью по рукаву:
— Хватит! Оставьте его в покое. Человек только-только пришел в себя. Дайте ему время набраться сил. Не все так привычны иметь дело с изуродованными трупами, как вы.
— Благодарю за вашу доброту, сестра, — сказал Томас, — но я уже вполне здоров. — Он немного отошел от стола, на котором лежало тело, и покачнулся. Или сделал вид, что покачнулся, — в этот день непрерывной лжи он уже не мог со всей определенностью сам распознать свои побуждения. Но, искренне желая убедить Ральфа в полной своей правдивости, посмотрел ему прямо в глаза и добавил: — Не думаю, что видел где-нибудь этого человека.
Однако потерпел неудачу: Ральфа, по всей видимости, он не убедил. Возможно, все дело в том, что голос у Томаса прервался в середине фразы, так как разбуженные воспоминания не спешили рассеяться и у него перехватило горло. Как бы то ни было, Ральф не поверил ему — он ощутил это. И, по правде говоря, понимал: на месте коронера он повел бы себя точно так же — и если бы не совсем усомнился, то, во всяком случае, заподозрил, что собеседник утаивает многое из того, что знает. В общем, Томасу было неспокойно.
* * *Неспокойно было и Ральфу, когда тот по просьбе Анны сопровождал Томаса в келью. Он видел, что спутнику не по себе, понимал, что это не целиком результат внезапного обморока, а в чем причина обморока — тоже уразуметь не мог. Последствия же он видел ясно — настроение у Томаса резко сменилось, всю дорогу он угрюмо молчал. Словом, впал в глубокое уныние. Такие приступы уже случались у него на памяти Ральфа, но тогда причины бывали более или менее явными, а теперь-то что? Не могла же стать поводом смерть совершенно незнакомого мужчины?.. Но тогда напрашивается вывод…
Конечно, убийство, да еще вблизи монастыря, — не слишком большая радость, и для настоятельницы тоже, однако Томас вроде бы успел отдохнуть с дороги, он шутил, смеялся. И вдруг, ни с того ни с сего лицезрение трупа выбило его из колеи в полном смысле слова… И, значит… Значит, что бы он ни говорил, дело тут нечисто. Значит, брат Томас как-то связан с человеком, которого убили, а тот человек связан с ним… Ничего другого в голову не приходит, как ни крути.
Коронер покосился на высокого широкоплечего мужчину, в мрачном безмолвии шагавшего рядом с ним. Молчишь, брат? Ну, ну…
Нет, Ральф не стал бы утверждать, что подозревает Томаса в убийстве, — и вовсе не потому, что считает такое предположение полностью безрассудным, а потому, что, как человек, близкий к закону, полагает: обвинение всегда должно быть подтверждено неоспоримыми доказательствами, а не повисать в воздухе. В данном же случае никаких доказательств у него нет. Лишь догадки, домыслы… Ну, может быть, легкие подозрения, основанные на не совсем обычном поведении Томаса. Но кто сказал, что Томас обычный человек? И много ли их вообще на свете, обычных людей?
Необычность Томаса, продолжал размышлять Ральф, начинается уже с того, что тот избрал совершенно не подходящую для себя стезю — монашество. Почему он это сделал?.. Остановимся на этом вопросе, и если раньше особых причин искать ответа не было, то с сегодняшнего дня они появились и требуют самого скорого решения.
Ну, во-первых, воспитание и то, как Томас говорит, заставляют предположить в нем человека достаточно высокого происхождения. Развивая эту гипотезу, Ральф позволил себе сделать допущение, что Томас мог быть внебрачным ребенком, и вполне вероятно, что недостаточно высокий ранг или титул не дал возможности его отцу определить сына в монастырь, не такой захудалый, как Тиндал. Однако Ральф вскоре отбросил свое первое предположение, потому что припомнил вполне проверенные слухи о том, что мать Томаса отнюдь не посудомойка, а отец не мелкопоместный рыцарь, а берите выше… Лучше всех, наверное, об этом может знать братец Ральфа, шериф, но Ральф не станет связываться с ним, чтобы лишний раз не нарываться на его высокомерие и грубость.
Теперь во-вторых. Каким бы ни было происхождение Томаса, он определенно не из тех, кто надает в обморок при виде трупа. Да и мало разве видел он их в монастырском лазарете? И, наконец, в-третьих. Возможно, все оно так и есть: не понравился трупный запах, с утра ничего не ел, вымотался, устал — вот и свалился без памяти. Но после того как пришел в себя, почему впал в такое уныние — молчит, еле ноги переставляет?..
Ральф удрученно покачал головой: нет, что-то здесь не так. Что-то этот молодой красавец скрывает от всех, кроме, может, своего духовника. И, вполне может быть, тайна его связана с этим Христовым воином, горемыкой-крестоносцем, который причинил ему когда-то какое-то страшное зло. Но какое? И отчего Томас так внимательно рассматривал его руки?
Ральф сжал свои руки в кулаки: в нем закипало раздражение. Что же, в самом деле, получается, черт побери? Как последнюю свинью зарезали солдата — человека, который воевал на Святой земле за Крест Господень… Я же тычусь, как беспомощный теленок в коровье вымя, не могу понять, с чего начинать расследование убийства, за что зацепиться. А тот, кого я считал своим другом, крутит мне мозги, темнит, не хочет сказать ни одного правдивого слова!
Но я все равно найду убийцу этого несчастного солдата, будь я неладен! И если Томас что-то знает, но думает скрыть, я…
