Томас Свон - Охота на Сезанна
Лондонским филиалом управлял Теранс Слоун. Терри Слоуну было сорок пять лет, своего поста он достиг упорным трудом и блестящей работой за границей. Он не принадлежал к старой школе, и у него не было обширных связей, но он добился успеха благодаря силе своего делового ума и старомодному здравому смыслу, кроме того, он имел склонность работать по двадцать четыре часа в сутки.
В течение всего полета на «Конкорде» Самюэльсон готовился к встрече с человеком, которому доверили огромную сумму денег для приобретения коллекции великих полотен и который не смог получить желанной прибыли. Самюэльсон накрутил себя, и лицо его выражало решимость. Он сразу дал выход своему гневу.
– Этот негодяй опять собирается потчевать нас какой-то байкой и требовать еще денег. Вы слышите, Терри? Он захватит инициативу, черт его подери, и выдвинет свои требования!
– Возможно, он все объяснит, Бад. Не забывайте, что он понес большие убытки, а тут еще убийство хранителя коллекции.
– Я сожалею по поводу Барнса, или как его там, и о картине. Я не знал, что у него есть что-то подобное.
– Хранителя звали Боггс, – сказал Терри Слоун, – и это «что-то», как вы выражаетесь, первого класса.
– Это было чертовски глупо с нашей стороны – влезть в такое дело. Нам не отсудить у него денег, тем более что его деньги вложены в основном в картины. И наглости у него на троих хватит.
– Мы сами виноваты, надо было разузнать побольше о рынке искусства.
Больше Самюэльсон не желал говорить о своих ошибках или же об ошибках Терри Слоуна.
– Я полагаю, что картина была застрахована, и на кругленькую сумму.
– Думаю, у Ллойда.
– Вы прекрасно знаете, что он потребует отсрочки.
– А вы бы так не сделали?
Самюэльсон порылся в папке.
– Здесь шесть страниц описи его имущества – все, кроме картины. У него есть деньги. Много денег.
– Он занимает деньги и вкладывает их.
На столике под большой голубой картиной с пурпурными и зелеными мазками стояли напитки и лед. Самюэльсон налил содовой в высокий бокал и вернулся к столу. Поскольку приезжие партнеры обычно сидели во главе стола, Терри Слоун сел справа от Самюэльсона, а блокноты, ручки и телефон были от Самюэльсона слева.
– Он опоздает ровно на десять минут, – предупредил Терри Слоун и сухо заметил: – Это одна из составляющих его обаяния.
В этот момент дверь отворилась и в комнату вошла привлекательная женщина.
– Привет, Бад, – сказала она дружелюбно. – Вы не зашли поздороваться.
Самюэльсон встал.
– У вас там за дверью был какой-то жаркий спор.– Он приподнял свой бокал. – Я и не стал заглядывать.
В ответ она закрыла глаза и покачала головой.
– Вы хотите, чтобы я присутствовала или прослушала беседу?
– Лучше прослушайте, Мэрибет, – сказал Терри Слоун, поднимаясь и подходя к ней. – Алан любит играть на публику, и с ним проще обращаться, если у него нет аудитории.
Мэрибет была адвокатом, притом хорошим. Ее выбрали из пятидесяти двух юристов материнского банка. Сама американка, она была замужем за англичанином и имела двоих маленьких детей. Казалось, Мэрибет была воплощением успеха, но в то же время она оставалась обычным человеком, без всяких отклонений. И это было замечательно.
– Мне жаль этого хранителя; ужасная новость. Я скажу Алану об этом, если будет возможность. – Она помедлила. – Я хочу сообщить вам, что встреча записывается на пленку. Знаю, что вы этого не любите, но так надо.
Мужчины переглянулись, и Самюэльсон сказал:
– Мы объясним ему, что записываем, что это не просто так, дерьмовый треп.
Мэрибет улыбнулась:
– Вы, как всегда, следите за своей речью, Бад.
В комнату вошла секретарь Терри Слоуна и объявила, что мистер Пинкстер прибыл.
Было ровно десять минут седьмого.
Алан Пинкстер и Бад Самюэльсон впервые встретились в Японии в середине восьмидесятых. Пинкстер сотрудничал с одним энергичным нью-йоркским брокерским домом, который расширял свой международный отдел. Самюэльсон был заместителем директора филиала своего банка в Токио. Терри Слоун и Пинкстер познакомились через своих жен, которые когда-то вместе учились. После развода жена Пинкстера продолжала дружить с женой Слоуна; от нее они узнавали подробности знаменитой гонки Пинкстера за богатством.
В зал вошел Пинкстер. Он был заметно возбужден и излучал такую самоуверенность, словно председатель совета директоров, собравший своих подчиненных, чтобы объявить о том, что он собирается разгромить главного конкурента. Его безупречная внешность сейчас была подпорчена сыпью на лбу и щеках, с которой он ничего не мог поделать. Своим отрывистым приветствием он дал понять, что хочет, чтобы обсуждение поскорее началось и поскорее закончилось и он смог бы заняться более важными делами. Он положил свой тонкий «дипломат» рядом с телефоном, отодвинул от стола кресло и сел. Самюэльсон и Терри Слоун стояли, ожидая, пока Пинкстер выпустит пар.
– Давно не виделись, – произнес Самюэльсон и добавил: – Я сожалею по поводу Боггса. Какой кошмар.
Пинкстера передернуло.
– Я потерял двух хороших друзей.
– Боггс – это действительно трагедия. Потеря картины ужасна, но это всего лишь картина, ее можно заменить.
Пинкстер холодно посмотрел на Самюэльсона:
– Только не эту картину. Она незаменима.
– Эти слова характеризуют вас должным образом, -сказал Терри Слоун.
Пинкстер проигнорировал его слова и, глядя на Самюэльсона, спросил:
– Как в этом году дела у «Кардиналов»?
– Тебе действительно интересно?
– Для вас, американцев, бейсбол – только цифры и статистика, – сказал Терри Слоун. – В этом, что ли, весь смысл?
– В Нью-Йорке Алан был фанатом «Янки», – ответил Самюэльсон. – Правда?
Пинкстер кивнул и перевел взгляд на блокнот. Он взял ручку и написал дату на листе вверху.
– Начнем?
Терри Слоун ответил:
– Перед тем как начать, Алан, я хочу предупредить, что наш разговор записывается. Вы получите копию записи. Понимаете?
Пинкстер кивнул.
Заговорил Самюэльсон:
– Для записи, пожалуйста, подтверди, что ты знаешь, что наш разговор записывается.
Пинкстер раздраженно сказал:
– Я знаю, что этот разговор записывается на чертову пленку.
Самюэльсон поправил папки и листки, лежавшие на столе, и посмотрел Пинкстеру в глаза.
– На кону сейчас приличная сумма, и я уверен, что ты, так же как и мы, хочешь, чтобы все решилось по справедливости. Полтора года назад мы вложили в твое предприятие «Пасифик Боул» сорок миллионов долларов. Через полгода – еще двадцать пять и еще сорок в марте этого года.
– Сто пять миллионов,– с раздражением, резко сказал Пинкстер, сидевший с закрытыми глазами. – Я знаю цифры.
– Думаю, для записи мы должны их огласить, – решительно продолжал Самюэльсон. – Годовой процент составляет два с половиной миллиона долларов. Не делалось никаких погашений. Проценты на сегодняшний день составляют шесть миллионов восемьсот сорок тысяч долларов.
– Минус три миллиона.
Пинкстер вручил Самюэльсону чек, оплаченный токийским банком «Сумитомо».
Терри Слоун потер подбородок:
– Этого недостаточно, Алан. Это ничто.
– Черта с два! Этого достаточно, – рявкнул Пинкстер, – и при нынешних обстоятельствах это кое-что, черт вас дери.
Самюэльсон встал и подошел к окну. Обернувшись, он засунул обе руки в карманы и заговорил тихо и отчетливо:
– Алан, я знаю о твоей деятельности в Нью-Йорке и Токио, и я знаю, что у тебя, сукина сына, талант делать деньги. Но даже ты не можешь контролировать события, и ты не можешь контролировать рыночные цены. Ты можешь только знать их.
Пинкстер сидел неподвижно, пристально наблюдая за Самюэльсоном.
– Несколько лет назад в Японии разразился финансовый скандал с самоубийствами и арестами. Жуткое дело. Недавно я узнал, что ты был замешан, что ты входил в число иностранцев, которым предложили частное вложение в «Рекрут Космос», и что ты получил кучу денег.
– Меньше двухсот тысяч, – возразил Пинкстер, – и это не имеет никакого отношения к «Пасифик Боул».
– Мы думаем, имеет, – сказал Терри Слоун.
– Говорю вам, нет, – решительно заявил Пинкстер.
– Скандал с «Рекрут» давно в прошлом, и нас не волнует, сколько вы там заработали. Для нас важно то, что вас взяли в это дело. – Терри Слоун откинулся на спинку кресла. – Мы хотим узнать почему.
Пинкстер нанес на губы бальзам.
– Мне позвонили. Ничего особенного. Я знал многих людей и иногда давал им хорошие советы. – Он нацарапал что-то на листочке. – В том, что я делаю, я лучший, а в Японии за это платят как надо.
– В Токио ты имел дело с самой крупной фирмой, занимающейся ценными бумагами. Через «Номуру» и «Никко», а не через свою компанию. Почему?
– Я заключал сделки для особых клиентов.
– Тебя наняли «Обри и Уикс», а вопросы ты решал через другие брокерские дома? Несколько странно, тебе не кажется?
