Катерина Врублевская - Дело о старинном портрете
— Добрый день, мадам, — сказала я.
— Добрый день. Вы, наверное, к русскому художнику?
— Да, — удивилась я. — А как вы догадались? По акценту?
— Нет, — улыбнулась она. — Только к нему натурщицы ходят. Но его нет. Он уже три дня домой не приходил.
Мне стало не по себе. Подтвердились мои худшие ожидания: меня назвали натурщицей! К нему ходят женщины! Он не ночует дома! И я пришла напрасно…
Почтенная дама догадалась по моему лицу, какие чувства меня обуревают, понимающе покачала головой и предложила:
— Оставьте записку, я передам Андре, как только он вернется. Хотя… вы можете поискать его в пивной «Ла Сури», он там часто бывает.
— Спасибо, — только и могла вымолвить я.
— Вы из России?
— Да.
— Вам есть где переночевать? Я вижу, вы сюда приехали прямо с вокзала.
— По правде говоря, я об этом еще не задумывалась.
Консьержка отложила чулок и поднялась со стула.
— Позвольте дать вам совет: прикажите извозчику отвезти вас в отель «Сабин». Будете довольны.
— Я, наверное, так и поступлю, мадам.
Поблагодарив консьержку, я достала из сумки карандашик в оплетке и написала по-русски: «Андрей, я в Париже. Как только найду, где остановиться, пришлю адрес. Полина». Отдав консьержке записку, я попрощалась и вышла на улицу.
— Куда теперь, мадемуазель? — спросил кучер.
— В какую-нибудь приличную гостиницу в этом районе, — ответила я, забираясь в фиакр.
Ехать искать неизвестно какую гостиницу по неизвестно чьей рекомендации мне не хотелось.
— Я отвезу вас в «Пти Отель» на бульваре Роше-шуар.
— Куда угодно, только поскорей. Мне все равно.
Когда мы подъехали к гостинице, вдруг раздался трубный звук, от которого с деревьев испуганно вспорхнули птицы.
— Что это? — удивилась я.
— Цирк Фернандо! — ответил усатый кучер. — Лучшие представления каждый вечер! Вот поселитесь и сходите, не пожалеете. Там дрессированные слоны на задних ногах танцуют.
— Не хочу останавливаться в этой гостинице! — испуганно закричала я. — У меня от запаха зверей и соломы сенная лихорадка начинается. Езжайте в другое место!
Кучер резко натянул поводья, лошадь остановилась.
— Жаль, там очень приличный отель. Ну, нет так нет… — Он помолчал, потом повернулся ко мне и вскинул вверх указательный палец. — Вот что: я отвезу вас к Соланж де Жаликур. Очень приятная дама. Она держит небольшую гостиницу в собственном доме на авеню Фрошо. Полный пансион и недорого. Думаю, вам понравится.
— Поехали, — кивнула я. — Мне все равно.
На авеню Фрошо, в глубине заросшего кустарником двора, располагался небольшой двухэтажный особняк начала восемнадцатого века с надписью на фронтоне «Отель Сабин». Высокие окна были окаймлены плющом, а на подоконниках цвели пурпурные мальвы, называемые еще просвирником. Дом выглядел чистеньким и уютным и понравился мне с первого взгляда. Название показалось мне знакомым. Я открыла сумочку и достала записку, сунутую мне консьержкой. Из записки следовало, что меня привезли в ту самую гостиницу. Что ж, это судьба — спорить я не стала.
Кучер спрыгнул с козел и пошел в дом. Спустя минуту он вернулся и принялся сгружать мои саквояжи.
— Пойдемте, мадемуазель, я договорился с хозяйкой, у нее есть для вас хорошая комната, и недорого.
Отворив застекленную дверь, я вошла в просторную прихожую, за которой просматривались столовая с камином и лестница с отполированными перилами. На стенах висели пасторальные картинки, а в углу стояла старинная вешалка с многочисленными крючками.
Хозяйка, пышная дама с кружевной наколкой на шиньоне, была затянута в жесткий корсет, от которого ее грудь, и без того немаленькая, выдавалась вперед, словно ростральная фигура. Атласное платье цвета майского жука топорщилось складками на бедрах, отчего хозяйка напоминала куклу, посаженную на чайник. Дополнительное сходство придавали рукава-буфы с мелкими пуговичками на запястьях.
— Добрый день, мадемуазель! — ослепительно улыбнулась она, обнажая меленькие, словно у лисы, зубы. — Я слышала, что вы желаете снять комнату? У меня есть изумительная светлая комната с окнами на Сакре-Кер! Вы будете довольны!
— Простите, но я не мадемуазель. Позвольте представиться, я вдова. Моя фамилия Авилова. А зовут Аполлинарией.
— Ох, простите меня! — она прижала руки к своей необъятной груди, отчего три ее подбородка заколыхались. — Вы так молодо выглядите, мадам Авилова, я ни за что не поверила бы, что вы были замужем. Восемнадцатилетняя девушка с прекрасным цветом лица! А меня зовут Соланж де Жаликур, я из рода того самого де Жаликура, что отличился в битве при Азенкуре 17. Но его подвиг, к сожалению, не помог Франции. Вы можете называть меня мадам Соланж, мне будет приятно. В моем отеле простая, семейная атмосфера.
Не переставая говорить, она сунула кучеру мзду за то, что привез к ней клиента, и он откланялся. Потом она повела меня на второй этаж; ее пышные юбки шуршали, задевая лестничные столбики.
— Вы полька? — вдруг спросила она, обернувшись ко мне.
— Нет, я русская.
— У вас такое сложное имя. Вам гораздо больше подошло бы имя Полин. Послушайтесь моего совета: представляйтесь здесь именно так, тогда вас примут за настоящую парижанку — вы великолепно говорите по-французски! У вас даже легкий версальский прононс. Вы, наверное, в детстве жили во Франции?
— Нет, одна из моих гувернанток была родом из Парижа.
Мадам Соланж ввела меня в просторную комнату с высоким окном. В глубине оказался альков — вход в него скрывали занавеси розового атласа с пышными набивными пионами. Везде в глаза бросалось буйство персиково-алых оттенков. Я словно попала в будуар героинь Бальзака и Мопассана. Не меблированная комната, а гнездо сладострастия. Как же я тут буду жить, в такой чувственной обстановке и одна? В углу стояла напольная статуя малыша-купидона, выкрашенная бронзовой краской, а на двух диванах в живописном беспорядке были разбросаны подушки и турецкие валики из колкой парчи. Я с тоской вспомнила свою обновленную гостиную в стиле «ар нуво». Призрак козетки на львиных лапах выглядывал из-за каждого предмета, находящегося здесь.
— Вам нравится? — спросила мадам де Жаликур, не сомневаясь в ответе. — Это лучшая моя комната. Посмотрите, какие занавеси на алькове. Вам будет уютно.
— Д-да, — выдавила я — спорить не было никакого желания. В конце концов, на этой комнате свет клином не сошелся. Обоснуюсь и найду что-нибудь получше.
— И плата совсем небольшая, — умильно произнесла хозяйка. Она цепким взглядом осматривала добротные саквояжи из свиной кожи, внесенные сюда садовником. — Всего двести франков в месяц за такую комнату, где вас никто не потревожит. Да еще с пансионом, горничной, чисткой обуви и ежедневной газетой. Вы нигде не найдете ничего подобного, хоть весь Париж обойдите.
— Хорошо. Я согласна.
— Тогда соблаговолите заплатить за месяц вперед. Здесь так принято.
Я открыла сумочку и достала требуемую сумму. Хорошо, что еще в Варшаве я поменяла рубли на франки. Получив деньги, мадам де Жаликур улыбнулась еще шире и сообщила:
— У меня в отеле проживает только самая респектабельная публика. Кстати, в зеленой комнате направо по коридору живет ваш соотечественник, князь. Очень достойный и набожный господин. Каждое воскресенье он ходит в русскую церковь. У князя очень трудная фамилия, так что за ужином он сам вам представится, а мы называем его просто — князь, он не сердится. Располагайтесь, мадам Авилова, хорошего отдыха. Ваши ключи на столике. Если нужна горничная, звоните в колокольчик.
У меня мелькнула мысль, и я остановила хозяйку, уже выходившую из дверей:
— Мадам де Жаликур, постойте. Не подскажете, где находится пивная «Ла Сури»? Мне срочно нужно туда попасть!
Глаза у хозяйки чуть не выскочили на лоб от удивления. Ее можно было понять. Что прикажете думать, если изысканно одетая дама, путешествующая с дорогими чемоданами, говорящая на прекрасном французском, вдруг первым делом по приезде в Париж интересуется пивной, прибежищем нищих художников и гаменов-попрошаек? Мадам де Жаликур явно засомневалась, достойна ли я снимать комнату в ее отеле, но воспоминание о полученных двухстах франках отрезвило ее, и она лишь деланно улыбнулась:
— Это недалеко, мадам Авилова. Дойдете до улицы Дуэ, а там и «Ла Сури» рядом. Простите, не могу дать вам кого-либо в провожатые, мои слуги не посещают подобные заведения.
Подпустив на прощание шпильку, мадам Соланж закрыла за собой дверь.
Оставшись одна, я достала из чемодана платье из тонкого светло-лилового крепа, вышитого небольшими бутонами, с широкими воланами по подолу. Андрей однажды сказал, что я в нем похожа на фею. Шляпка с фиалками и перчатки в тон платью завершили ансамбль.
