Рита Мональди - Imprimatur
– Словом, клятвопреступление не грех! – не без изумления подвел я итог.
– Не следует подходить к этому столь упрощенно. Все зависит от намерения. Грех – это добровольное пренебрежение заветами Господа, – вдруг голосом проповедника возвестил Робледа. – Если же это делается лишь для видимости, без настоящего желания – это не грех.
Покидая комнату Робледы, я был томим чувством беспокойства и пребывал в крайнем умственном утомлении. Единственной отрадной мыслью было то, что благодаря иезуитам Пеллегрино удастся спастись. Однако их послушать, так белое – это черное, истина неотличима от лжи, а добро и зло – суть одно и тоже.
Если аббат Мелани не внушает полного доверия, то отца Робледы следует просто опасаться – таким был вывод, к которому я пришел после всего, что произошло в этот день.
Время ужина давно миновало, голодные постояльцы дружно потянулись к кухне. Подкрепившись супом с клецками и хмелем, который не вызвал у них воодушевления, они вновь выслушали предписания Кристофано. В ожидании новой переклички следовало наметить линию поведения. Появление в наших рядах еще одного занедужившего не могло не вынудить Конгрегацию здоровья объявить о появлении в городе чумы, что грозило нам продлением и ужесточением карантина, а то и полной изоляцией. Подобная перспектива заставила вздрогнуть и самых отчаянных из нас.
– Остается одно – пытаться бежать, – в страшном волнении изрек стекольщик Бреноцци.
– Это обречено на провал, – отвечал ему Кристофано. – На улицах уже, вероятно, установили заграждения, и даже если предположить, что нам удастся преодолеть их, мы будем объявлены в розыск на всей территории папской области. Можно было бы пуститься в бега, через леса выйти к Адриатике и уплыть. Но лично у меня на всем протяжении этого пути нет ни одного друга, которому можно было бы довериться, и не думаю, что у вас дело обстоит лучше. Пришлось бы проситься на постой к чужакам, рискуя быть выданными. Продвигаясь днем и делая ночные привалы, можно было бы укрыться в Неаполитанском королевстве, но я уже не в том возрасте, когда легко переносишь подобные тяготы, к тому же кое-кто из вас не слишком щедро одарен природой в физическом отношении. Да и потом, как обойтись без проводника-пастуха или селянина, а их не так-то легко уговорить послужить, не пытаясь при этом дознаваться, что да как. Любой из них не задумываясь выдаст вас своему господину. И наконец, нас слишком много, чтобы бежать, и ни у кого нет врачебного пропуска: первый же кордон нас задержит. Словом, шансы на успех побега ничтожно малы. Кроме того, не забывайте: в случае успеха возвращение в Рим для беглеца навсегда заказано.
– Что же делать? – спросил Бедфорд, вдруг запыхтев и бессильно всплеснув руками.
– А вот что: Пеллегрино отзовется во время переклички, – не моргнув глазом заявил Кристофано.
– Но ведь он не держится на ногах, – возразил я.
– Будет держаться. Ничего другого ему не остается, – парировал лекарь.
Покончив с главным вопросом, Кристофано задержал нас еще на некоторое время и предложил в целях укрепления способности организма противостоять чуме всякие снадобья, выводящие мокроты из организма. Иные всегда имелись у него в наличии в готовом виде, прочие он приготовлял по мере надобности из трав, эфирных масел и крепких настоев, часть которых возил с собой, а часть черпал в подвалах Пеллегрино.
– Их вкус и запах вам не понравятся. Но это проверенные снадобья, – добавил он, бросив взгляд в сторону Бедфорда, – такие, например, как elixir viiae [36], quinta essentia [37], вторая вода и мать мазей – масло filosoforum, крепкий спиртовой напиток, каустическая сода, ароматикум, лекарственная кашка из дягиля, купоросное масло, серное масло, имперские мускусовые лепешки, а также большое количество благовоний, пилюль и пахучих шариков для ношения на груди. Они очищают воздух и являются препятствием на пути заразы. Но не злоупотребляйте ими: они содержат дистиллированный уксус, кристаллы мышьяка и сухую смолу. Помимо этого, по утрам я буду выдавать каждому по ложке квинтэссенции собственного приготовления, заключенной во флакон, заткнутый пробкой из горьких трав и погруженный на двадцать дней в теплый конский навоз. Она получена методом конденсации отменного белого вина из винограда, произрастающего в горной местности. С великими предосторожностями, дабы не занести в эссенцию заразу, извлеченный мною из навоза флакон был очищен. Квинтэссенция небесного цвета готова к употреблению. Я храню ее в плотно закрытых склянках. Она предохранит вас от нарывов, брожения в желудке и иной хвори. В ней столько всего, что она мертвого поднимет.
– Лишь бы не убила живых, – проронил Бедфорд. Лекарь был явно задет за живое.
– Она была одобрена Раймундом Луллием, Филиппом Юлстедом, а также многими другими античными и современными философами. И в довершение всего у меня в достаточном количестве имеются превосходные пилюли в полдрахмы каждая, носите их в кармане и при первых симптомах заболевания проглотите. Они состоят из обычных лекарственных трав: четыре драхмы армянского болюса, печатной глины, цитварного корня, камфары, завязного корня, белого ясенца, печенковой травы, одного скрупула[38] шафрана, гвоздики, сока цветной капусты и вареного меда. Главным при отборе была способность противодействовать чуме, которую порождает порча природного тепла. Армянский болюс, или горное мыло, и печатная глина гасят жар, который овладевает телом, и подавляют чрезмерную жажду. Цитварный корень обладает способностью сушить и излечивать. Камфара также подсушивает и освежает. Белый ясенец прописан от отравления. Печеночный алоэ защищает и освобождает желудок. Шафран и гвоздика благотворно влияют на сердце и своим запахом радуют.
Аудитория безмолвствовала.
– Не сомневайтесь, я сам усовершенствовал составы, вдохновившись рецептами, апробированными лучшими врачевателями чумы. Как, например, желудочные сиропы мэтра Джованни де Вольтерра, который…
Тут в группе слушателей случилось некоторое волнение: совершенно неожиданно нагрянула Клоридия.
До сих пор она по большей части находилась в своей комнате, обычно пренебрегая часами приема пищи. Привечали ее по-разному. Бреноцци принялся турзучить свой лук-порей, Стилоне Приазо и Девизе пригладили вихры, Кристофано едва заметно втянул живот, отец Робледа покраснел, а Атто Мелани чихнул. И только Бедфорд и Дульчибени остались невозмутимы.
Именно между этими двумя и протиснулась куртизанка.
Клоридия обладала поистине необычной наружностью: смуглый цвет лица проступал из-под покрывавших его белил и был резко оттенен искусственно осветленной копной вьющихся волос, обрамлявших широкий лоб. Черты его были правильны: курносый, но грациозный носик, большие темные с поволокой глаза, безукоризненные, без единой щербинки, зубы, полные губы. Все это служило прекрасным дополнением того, что более всего бросалось в глаза при взгляде на нее: роскошно развитого бюста в глубоком вырезе платья, подчеркнутого целой балюстрадой, составленной из разноцветных переплетенных между собой мелких украшений, опоясавшей ее плечи и огромным узлом свисающей между грудей.
Бедфорд подвинулся, уступая ей место на скамье, Дульчибени и глазом не повел.
– Уверена, что многие из вас хотят знать, сколько дней продлится наше затворничество, – пропела Клоридия с соблазнительными нотками в голосе, выложив на стол карты таро.
– Libera nos a malo [39], – прошептал Робледа, осеняя себя крестом, и, не попрощавшись, поспешно ретировался.
Никто не отозвался на предложение куртизанки, которое всем показалось слишком обременительным для кошелька.
– Возможно, сейчас не совсем подходящий момент, милая дама, – вежливо отозвался Атто Мелани, помогая ей выпутаться из затруднительного положения. – Передряга, в которой мы оказались, не располагает к приятному времяпрепровождению в вашем обществе.
Ко всеобщему удивлению, Клоридия завладела рукой Бедфорда и грациозным жестом приблизила ее к своей груди, оголенной согласно французской моде.
– Возможно, вам больше придется по нраву гадание по руке, разумеется, бесплатно и только для того, чтобы сделать вам приятное.
На сей раз Бедфорд лишился дара речи и не успел отказаться; она любовно распрямила его согнутые пальцы.
– Вот увидишь, тебе понравится, – проговорила она, кончиком пальца водя по ладони англичанина.
Все постояльцы и я тоже незаметно вытянули шеи, чтобы было лучше слышно и видно.
– Тебе уже читали по руке? – спросила Клоридия у Бедфорда, сладострастно водя по его руке и запястью.
– Да. Нет. То есть читали, но не так.
– Не огорчайся. Клоридия объяснит тебе все тайны и руки, и счастья. Этот большой палец называется Quia pollet, он сильнее других. Вот этот – Index – служит для того, чтобы указывать. Третий, средний, прозывается Нечестным, это знак насмешки и оскорбления. Четвертый – Medium, или безымянный, на нем носят кольцо. И пятый, мизинец, – им чистят уши. Пальцы руки неравны меж собой, чтобы ими удобнее было пользоваться.
