Николай Свечин - Варшавские тайны
— Как убитым? — воскликнул тот, что повыше и позадиристей, поручик Шеховцов.
— Убитым или мертвым? — уточнил, побледнев, второй офицер, поручик Мартынов.
— Живот распорот от диафрагмы до паха. Внутренности, естественно, вывалились. Штабс-капитан пробовал запихнуть их обратно руками… Это была очень мучительная смерть.
Все офицеры, не сговариваясь, перекрестились на икону в углу.
— Когда и где вы вчера расстались?
— Тотчас после… ну, той сцены во дворе, — ответил Мартынов и покосился на полкового командира. Тот немедленно показал ему кулак, и поручик воспрянул духом. Видимо, характер у князя был отходчивый.
— Куда направился штабс-капитан?
— Он вчера был при деньгах, — заявил Шеховцов. — Впрочем, Сергеев-третий всегда при деньгах. Откуда только берет? Мы с Мартыновым поняли, что… перегнули палку. И решили вернуться в полк. А он сказал: нет, я еще не набесился! Звал и нас. Сказал, что пойдет к Ванде.
— Кто эта Ванда?
— Понятия не имею.
— А вы, Мартынов?
— Тоже. Мы только второй раз так загуляли с Сергеевым. Он… недалекий. И неприятный. Особенно как выпьет.
— Зачем же вы водились с таким человеком?
Поручики промолчали.
— Деньги, всё деньги… — сокрушенно пробормотал батальонер. — Жалование поручика со столовыми и квартирными — пятьдесят три рубля! За вычетами остается вообще тридцать пять. Как хочешь, так и живи… А погулять охота, пока молодой. Я хоть и полковник, иной раз тянет целковому голову свернуть.
Неожиданно Иванов оторвался от протокола и сказал:
— На Иерусалимской аллее есть шикарный ресторан, назы вается «У Ванды».
— Действительно шикарный? — почему-то шепотом поинтересовался Шеховцов.
— Не знаю. Не был. У меня жалованье — двадцать пять рублей.
Повисла неловкая пауза, которую прервал вопросом Лыков:
— Что имеете сказать о круге знакомых покойного?
— Спросите об этом в Александровской бригаде, — с вызовом ответил Шеховцов. Алексей вспомнил, что и в подворотне он вел себя более развязно.
— Ваш характер, поручик, я уяснил еще вчера. Вы были достойным напарником вздорного скандалиста Сергеева.
— Я не позволю…
— Молчать! — рявкнул командир полка.
— Тут решается, оставаться ли вам в офицерах, — продолжил Лыков, — а вы интересуетесь репутацией ресторана «У Ванды».
— А что мы такого сделали? — возмутился поручик. — Ну, поставили на место полячишек! Пусть знают! А то совсем распустились, не хотели обслужить.
— Еще вызвали на дуэль русского, что решился прекратить ваше хамство. А когда тот пригрозил, что отделает всех на кулачки, хотя бы вас и трое, — что тогда случилось?
В кабинете наступила тишина, зловещая и тягостная. Моло дые офицеры, красные от стыда, переминались с ноги на ногу. На Мартынова вообще жалко было смотреть… Наконец Вадбольский скомандовал:
— Выйдите за дверь и ждите, когда вас позовут.
Поручики удалились в коридор. Князь смотрел на Лыкова, в глазах его смешались злость и сожаление.
— Что делать, Алексей Николаевич? Знал я, что Шеховцов беспокойный, но чтобы такое… Бурбон! Прогнать бы его из полка, да Мартынова жалко! Скромный и порядочный, готовится к поступлению в Академию Генерального штаба. И в полуроте у него ажур. Но нельзя за один и тот же проступок первого выгнать, а второго оставить!
— Нельзя, — согласился Лыков. — Но это, князь, в вашей власти. Я обещал, что не буду давать хода вопросу об их поведении, и обещание свое выполню. А вы возьмите бурбона на заметку. Если он сейчас ничего не понял, то и не поймет никогда. И снова по характеру вляпается. Тогда уж гоните без жалости.
— Спасибо вам, Алексей Николаевич. За понимание и что честь полка бережете, хотя мы вам никто. Эх, молодежь-холостежь… Андрюша, позови этих!
Поручики вернулись, тревожно глядя на князя.
— Господин Лыков обещал нам с полковником Первухиным не подавать рапорта о вашем проступке. Ему некогда заниматься кляузами, он убийц ловит… И еще он просил за вас перед нами. Выставил ту сцену в подворотне, когда вы драпанули, как зайцы, в приличном свете. Защищает.
Офицеры молча покосились на сыщика.
— Кстати, чтоб вы знали, на кого замахнулись, — продолжил князь. — Господин Лыков — георгиевский кавалер за турецкую войну!
— Еще у него Анна второй степени с мечами, — неожиданно дополнил полковника Иванов.
— Это как же? — повернулся тот к Алексею. — Или вы были офицером?
— Нет, — пояснил Егор. — Орден с мечами вручен ему как чиновнику эмвэдэ в виде совершенного исключения. За участие в военной экспедиции в недоступные области Дагестана. Именным указом государя.
Князь посмотрел на Лыкова, тот молча кивнул.
— Так я продолжу. Вчерашний прискорбный инцидент должен был бы стоить вам обоим погон. И дело не в поляках-кельнерах. Вы легкомысленно поставили на карту честь полка. Славного Белозерского генерал-фельдмаршала князя Волконского полка! Ваши пьяные аллюры, исполни господин Лыков свою угрозу, кончились бы объяснением с генерал-адъютантом Гурко. Что бы вы ответили ему на вопрос, где ваши сабли? Что бы я ему ответил?
Полковой командир энергически прокашлялся, потом продолжил уже спокойным голосом:
— Благодаря заступничеству Алексея Николаевича ваше дело предается забвению. Вопрос о выходе из полка не стоит. В ближайшие дни я сообщу о форме дисциплинарного наказания, которому вас подвергну. Всем объяснять, что попались мне в городе под хмельком. Понятно?
— Так точно!
— В случае повторного нарушения обычаев офицерской чести — именно так я расцениваю ваш проступок — вылетите из полка. Поручик Шеховцов!
— Слушаю, ваше сиятельство!
— Ваше сегодняшнее поведение показывает, что вам особенно трудно служить. Вы меня понимаете?
Офицер хотел что-то возразить, но сделал над собой усилие и ответил:
— Так точно!
— Впредь каждый ваш шаг будет рассматриваться мною и старшими офицерами полка под лупой. Свободны!
Лыков расстался с полковниками по-дружески. На улице он спросил у своего помощника:
— Откуда узнал про Анну с мечами?
— Гриневецкий вчера зачитал составу отделения выдержки из вашего дела.
— Это для чего?
— Чтобы держали ухо востро. Еще Эрнест Феликсович добавил: «Лыков — человек боевой, смотрите и учитесь!» Я вижу теперь, что он не ошибся.
— Хм… Поглядим, как пойдет эта учеба. Ты извини, что я тебе тыкаю. На людях буду стараться на «вы» и по имени-отчеству. Ты тоже мне один на один говори «ты», ладно?
— Я не хочу вам тыкать.
— Почему? — нахмурился Алексей.
— Рано пока! Да я все равно всем выкаю, как не имеющий чина. И мне все в ответ тоже. Сторонятся. Дистанцию держат. А вы, Алексей Николаевич, мой выигрышный лотерейный билет, так и знайте!
— В каком смысле?
— Я служу в сыскном отделении два года. По закону как окончивший полный курс гимназии должен уже получить классный чин. Но меня обходят, потому что русский. Так по всей полиции. В других отраслях управления чаще не жалуют поляков.
— Ну и переходи туда! Невозможно жить на двадцать пять рублей!
— Нет. Я хочу быть именно сыщиком. И способности чувствую… только не смейтесь! Ну, наблюдательность тренирую, память, книги по криминалистике читаю. А жалованье — да, крохотное. Матушка получает пенсию за отца. Он был майор, служил помощником уездного начальника. Умер четыре года назад. Открылась рана, полученная от косиньеров…[22] Пенсия хорошая — сорок шесть рублей в месяц! Еще мы сдаем комнату под ученическую квартиру для реалистов, этим преимущественно и живем.
— У меня отец тоже косиньерами был изранен. Только он выше поручика не пошел — отставлен по состоянию здоровья. Десять лет как умер. Но я не понял про лотерейный билет.
— Ну как же! Вы убийцу Емельянова как пить дать найдете. Я ваш помощник в этом деле. Обер-полицмейстер, глядишь, и заметит мое усердие, выдвинет на классный чин. С моим образованием могу дослужиться до восьмого класса. Буду очень стараться, Алексей Николаевич! Понимаю, что из всех агентов отделения я самый неопытный. Зато русский!
— Ладно, поглядим. Твое знание города и польского характера мне сейчас нужно. Насчет классного чина — попробую что-нибудь сделать. И ты не зевай! А теперь поехали на Иерусалимскую аллею.
— Алексей Николаевич, а не лучше ли к судебному следователю? Ведь текущие дела до вас не относятся. Убийство Емельянова — ваше, а Сергеева-третьего — формально нет.
— Я подозреваю, что они связаны. Там прошло уже два месяца, улики сразу не нашли, и след потерян. А тут свежее все! Если действовать напористо — мы их поймаем. Поверь, землю рыть я умею!
— Но давайте хоть сначала заедем в отделение. Нарбутт мог за это время что-нибудь найти. Он большой знаток варшавского преступного мира. И фактически руководит сыскной полицией, с полного согласия Гриневецкого. Они друзья.
