Хулия Наварро - Глиняная Библия
– Как бы то ни было, Буш освободит мир от этого негодяя и убийцы – Саддама, причем не знаю, имеют ли для меня большое значение истинные причины американского вторжения в Ирак, – заявил Ганс.
– Но ради того, чтобы покончить с Саддамом, придется умереть тысячам невинных людей, а это, друг мой, с точки зрения морали неприемлемо, пусть даже я никогда и не был приверженцем антиамериканских настроений, потому что мы как раз обязаны американцам жизнью, – сказала Бруно.
– А сколько людей умерло ради того, чтобы освободить нас? – воскликнул Ганс. – Если бы США не пожертвовали тысячами своих сыновей, мы, скорее всего, погибли бы в концлагере.
– Вы оба правы, – вмешалась Мерседес.
Все замолчали, углубившись каждый в свои мысли. Их восприятие окружающей действительности всегда было омрачено тем кошмаром, через который они прошли в Маутхаузене.
Карло поднялся с кресла, хлопнул в ладоши и, пытаясь говорить веселым тоном, предложил своим друзьям устроить по воду свершившегося события настоящий пир.
– Мы сейчас у тебя в гостях, Мерседес, стало быть, тебе нас и угощать. Постарайся, чтобы этот пир нам всем запомнился. Мы заслужили праздник, мы ведь шестьдесят лет ждали этого момента.
Четверо друзей понимали, что необходимо сделать над собой усилие и попытаться справиться с эмоциями, захлестнувшими их и не отпускавшими последние несколько часов. Мерседес тут же пообещала, что устроит для них такой пир, какой им и не снился.
Никто из этих четверых людей не мог долго переносить голод. Хотя много лет назад они спаслись, пройдя ужасы Маутхаузена, они по-прежнему ощущали и боль, и голод, которые они тогда испытали.
37
Джиан Мария осторожно очищал глиняную табличку с едва заметными клинописными значками, когда в помещение, где он находился, вбежал один из рабочих.
– Пойдемте, господин! Пойдемте со мной! Там есть еще одна комната! Обвалилась одна из стен! – сильно волнуясь, прокричал рабочий.
– Что случилось? О какой стене идет речь?
Джиан Мария вышел наружу вслед за рабочим, который почти бегом бросился к зоне раскопок. Айед Сахади – тоже очень взволнованный – давал указания группе рабочих, которые совершенно случайно обнаружили еще одно помещение – стукнули киркой по стене, а та взяла и обвалилась.
– Что тут произошло? – спросил Джиан Мария у Сахади.
– Вон тот человек ударил по стене, и она обвалилась. За ней мы обнаружили еще одну комнату, а в ней – остатки глиняных табличек. Я приказал позвать госпожу Танненберг.
В этот момент к ним подбежала Клара, а вслед за ней – Фатима.
– Что вы нашли? – спросила Клара.
– Еще одно помещение, а в нем – глиняные таблички, – ответил Джиан Мария.
Клара попросила рабочих поставить подпорки в этом помещении, а затем забрать оттуда все глиняные таблички. Джиан Мария присел на пол, чтобы рассмотреть новые находки. У него уже болели глаза из-за того, что ему приходилось много времени проводить за изучением плохо различимых от времени значков, однако он знал, что Клара рано или поздно попросит его просмотреть только что найденные таблички.
Он не заметил ничего такого, что привлекло бы его внимание и принялся аккуратно раскладывать таблички рядами, чтобы рабочие затем могли перенести их в лагерь, где вот уже несколько дней в контейнере хранились те предметы, которые не увез с собой Пико.
Джиан Мария подумал о том, что возвращение на раскопки Анте Пласкича пришлось для них с Кларой весьма кстати. Ахмед Хусейни позвонил Кларе и сообщил ей, что хорват в самый последний момент, уже перед отъездом археологов, принял решение остаться в Ираке и возвратиться в Сафран, несмотря на несогласие Пико. Тот, разозлившись, заявил, что снимает с себя всякую ответственность за то, что может случиться с Пласкичем в Ираке.
Пласкич убедил Хусейни помочь ему вернуться в Сафран, хотя Ахмед и сообщил ему, что Клара пробудет там не более недели. Хорват так настаивал на своем возвращении на раскопки, что, несмотря на царивший в Багдаде хаос, Хусейни смог раздобыть военный вертолет и отправить на нем Пласкича обратно в Сафран. С момента своего приезда хорват напряженно работал, помогая Кларе вести раскопки.
– Сколько здесь табличек? – вдруг спросила Клара у Джиана Марии, заставив священника от неожиданности вздрогнуть: он слишком увлекся сортировкой табличек под внимательным взглядом Анте Пласкича.
– Ну ты меня и напугала! – воскликнул Джиан Мария.
– На них есть что-нибудь интересное? – нетерпеливо спросила Клара.
– Не знаю. На некоторых из них зафиксированы коммерческие сделки, на других – записаны какие-то молитвы. Вообще-то у меня не было достаточно времени, чтобы все их тщательно изучить. Так или иначе, завтра мы их упакуем и поместим в контейнер, потому что ты, вероятно, захочешь отвезти их в Багдад.
– Да но мне хотелось бы, чтобы ты постарался и… ну, чтобы ты их все внимательно осмотрел, а то вдруг…
– Клара! Ты все еще веришь, что найдешь те таблички, которые искал твой дедушка?
– Они находятся где-то здесь! Они просто должны быть здесь! – раздраженно ответила Клара.
– Послушай, не сердись. Будь хоть немного реалисткой, у нас ведь уже почти не осталось рабочих. Айед делал все, что мог, но людей постепенно становится все меньше и меньше. Одних призвали в армию, а другие… Ну, ты и сама знаешь, что происходит: они предпочитают находиться дома, чтобы защитить свои семьи и свое имущество, а то мало ли что может произойти в такое смутное время.
– У нас еще есть двое суток, Джиан Мария, всего лишь двое суток. Послезавтра Ахмед вывезет нас отсюда. В министерстве считают, что археологическая экспедиция закончилась.
Анте Пласкич молча слушал разговор Джиана Марии и Клары. Впрочем, он вообще почти всегда молчал.
С момента убийства дедушки Клара очень нервничала, ей не было никакого дела ни до кого и ни до чего. Ею владело лишь одно страстное желание – найти глиняные таблички Шамаса. Поэтому она равнодушно отнеслась к возвращению хорвата, даже не спросив его, зачем он снова приехал в Сафран. Она считала, что он здесь не очень-то и нужен.
А вот к Джиану Марии она относилась иначе. Теперь она испытывала к священнику нежные чувства – такие чувства испытывают к ребенку. Джиан Мария неизменно находился рядом с ней, стараясь помочь, и она была ему за это благодарна – впрочем, она не пыталась выразить свою благодарность хотя бы словами.
Прошло не так много времени с того момента, как уехали Пико и остальные археологи, но для Клары это время показалось вечностью. Там, где раньше находился шумный лагерь, теперь остались лишь опустевшие глиняные домики, в которых царила гробовая тишина. Казалось, что время остановилось в этом захолустном местечке на юге Ирака.
В армию призывали все больше и больше людей, и на раскопках уже почти не осталось рабочих. Те же, кто еще оставался, теперь относились к Кларе иначе – по крайней мере, так казалось самой Кларе. Она была уверена, что после смерти дедушки местные жители уже не испытывают к ней должного уважения.
Только присутствие Айеда Сахади обеспечивало хоть какой-то порядок и заставляло рабочих по-прежнему трудиться почти без отдыха.
Клара знала, что двадцатого марта начнется вторжение американцев в Ирак и что ей необходимо покинуть эту страну не позднее девятнадцатого марта, однако она чувствовала, как что-то удерживает ее здесь, в этом пыльном захолустье, и по-прежнему тянула время, хотя и осознавала, что, если останется в Сафране, может погибнуть. Пилотам боевых самолетов сверху не видно кто внизу, на земле, – друг или враг, кто за них, а кто против них На часах было пять утра, когда Клару разбудил звонок мобильного телефона. Услышав встревоженный голос Ахмеда она испугалась.
– Клара…
– О Господи, Ахмед! Что случилось?
– Клара, тебе уже пора вернуться в Багдад.
– У тебя есть… какие-то новости?
– Я за тебя переживаю.
– У тебя просто сдают нервы.
– Называй это, как хочешь, но ты не должна больше оттягивать время возвращения, не должна оставаться там до последнего момента. Вчера вечером я разговаривал с Пико. У него приподнятое настроение.
– А где он сейчас?
– В Париже.
– В Париже? – Клара вздохнула, по-хорошему завидуя Иву.
– Он сказал, что уже начал хлопотать об организации выставки, и поинтересовался, собираешься ли ты приехать.
– Приехать куда?
– Не знаю. Думаю, туда, где будут заниматься организацией выставки. Я его об этом не спросил.
– А ты, Ахмед, туда поедешь?
– Я буду сопровождать тебя, – осторожно ответил Ахмед.
Он знал, что сотрудники Министерства внутренних дел записывают все телефонные разговоры и что после убийства Альфреда Танненберга было приказано провести тщательное расследование. Среди приближенных Саддама было достаточно людей, которым везде мерещилась измена, и они наверняка решили, что Танненберга убил кто-то из его ближайшего окружения.
