Красный снег - Александр Пензенский
– Видели мы вашу Англию! – Ефимий Карпович аж топнул под столом ногой. – Там так укоротили единовластие, что однажды самого монарха на целую голову укоротили! Вы еще Францию вспомните! Избави бог от таких потрясений, дайте России пожить спокойно! И вы уж, Карл Карлович, постыдились бы людей и Бога, ведь вы же государственный служащий! Государев человек, как раньше называли!
– Так что ж с того? Молчать и во всем соглашаться? Хоть бы и с гнусностями? В этом главное значение «государевых людей»? Или же клеймить и менять по мере сил то, что прогнило и устарело, что мешает благополучию самого же государства?
– Работать надо честно, на своем месте исправно службу нести – вот в чем главное значение государевых людей! – Ефимий Карпович назидательно ткнул пальцем в потолок. – Кесарю кесарево, богу богово, а нам с вами – списки и формуляры. На том и стоит государство, что всяк своим делом занят: и всякому сверчку свой шесток, и всяким переменам свое время. А от поспешания только, вон, младенцы без фамилий рождаются.
Поняв, что стал невольным свидетелем не случайного, а вполне себе ритуального спора, в котором победителя не будет, Константин Павлович поднялся и громко кашлянул, обозначив свое присутствие. В кабинете мгновенно стало тихо. Оба чиновника удивленно уставились на невесть откуда взявшегося посетителя: один поверх очков, второй сквозь монокль на витом шнурке.
– Константин Павлович Маршал, сыскная полиция Петербурга. Я к вам, господин Тилов, от Владимира Гавриловича Филиппова, – отрекомендовался «государственнику» визитер.
Ефимий Карпович тут же просветлел лицом, заулыбался, раскинул руки, будто приглашая к объятиям.
– Да-да, конечно. Вы уж простите, что, так сказать, засвидетельствовали… У нас с господином Лисецким давний спор, никак никто не одолеет. Чем можем помочь вам и Владимиру Гавриловичу?
Константин Павлович положил на конторку шляпу, достал блокнот.
– Меня интересует место нынешнего проживания двух городских обывателей: Василия Левонтьевича Худалова и Николая Васильевича Боровнина. Оба прибыли в столицу из Порховского уезда Псковской губернии, из села Поповщина.
– Боров-нин, – повторил по слогам Тилов, выводя на листочке карандашом последнюю фамилию. – Если домовладельцы законопослушны, то мы этих субъектов в две минуточки вам сыщем. Карл Карлович, вам Николай Васильевич, мне Василий Левонтьевич.
Оба чиновника снялись с мест, скрылись среди стеллажей. Пару минут оттуда доносились лишь тихий бумажный шелест да бормотание Ефимия Карповича: «Ба, Бе, Би, Бо. Боб, Бок, Бор…»
Ровно через две минуты и семь секунд (Константин Павлович засек по часам) оба служащих вынырнули из архивных недр, и оба с печатными бланками в руках.
– Вот, извольте, я вам сейчас все перепишу. – Тилов щелкнул крышкой настольной чернильницы, обмакнул перо. – Имеются адреса и Худалова, и Боровнина.
Он подул на строчки, протянул через стойку листок.
– Чем-нибудь еще можем быть полезны? Ну что вы, какие пустяки. Кланяйтесь непременно Владимиру Гавриловичу.
* * *
Адреса на листочке уже выпадали за пределы скорой пешей доступности. Василий Худалов числился помощником дворника в доходном доме Лентца на Васильевском острове, там же в дворницкой и проживал, а Николай Боровнин служил в трактире «Муром» на Петроградской стороне, а жил неподалеку от Казанской части, на Матисовом острове. Но по дневному времени, конечно, вероятность застать его в трактире была выше. Решив, что к столь длительным прогулкам он не расположен, Константин Павлович направился обратно на Офицерскую в надежде успеть перехватить служебный автомобиль. А нет – так у Казанской части всегда дежурили «лихачи».
Но – Homo proponit, sed Deus disponit[7]. У парадного входа тарахтел «Руссо-Балт» генерал-майора Драчевского, столичного градоначальника. Сам Даниил Васильевич стоял у распахнутой задней дверцы и хмурил брови на провожавшего его Филиппова.
– Все наличествующие силы, Владимир Гаврилович. Мне вечером докладывать его величеству. Буду обещать ему управиться в две недели.
Шофэр хлопнул дверцей, и мотор с важным генералом скрылся за углом, оставив на тротуаре задумчивого Филиппова. Покрутив седеющий ус, тот махнул замершему в нескольких шагах помощнику – заметил-таки!
– Что это за парад аксельбантов? – тихо спросил Маршал, подойдя к шефу. – Или теперь так заведено, что он к вам, а не наоборот?
– Да нет, – качнул головой Владимир Гаврилович, – порядки у нас прежние, да обстоятельства, выходит, новые. Идемте, не на улице же обсуждать.
– Неужто из-за наших убийств такой переполох? – первым делом спросил Маршал, стоило только им запереться в кабинете начальника.
– Нет, не из-за них. Сегодня ночью в Царском Селе ограбили очередную дачу.
– И из-за этого вызывают к императору? Из-за дачи?
Владимир Гаврилович вздохнул, постучал папиросой о крышку портсигара.
– Тут ведь, голубчик, все дело в том, чья эта дача. Вчера вечером опять трое молодцев под дулом револьвера обчистили загородный дом профессора Привродского. Все то же: самого профессора связали, супругу с дочерью заперли в спальне, за четверть часа все собрали и ушли. А хозяин дачи, как выяснилось, личный доктор госпожи Воейковой, в девичестве Фредерикс.
Константин Павлович сперва удивленно выгнул брови, а после понимающе кивнул.
– Да-да, дочь министра двора[8]. Профессор утром позвонил ей, та тут же пожаловалась отцу, а он уж потревожил наше с вами начальство. Да, видно, так потревожил, что оно решило само к нам заехать по пути на службу, дабы не терять драгоценные минуты на вызов к себе на персидский ковер. Такие чудеса. – Владимир Гаврилович развел руками. – Велено отложить остальные дела и всеми силами навалиться на поиск дачных налетчиков.
Маршал нахмурился.
– Десять жизней, Владимир Гаврилович. Десять! Шестеро детей. Бросим из-за ложек серебряных?
– Ну вы уж меня в карьеристы не записывайте, не обижайте старика. В Царское Село господин Кунцевич съездит. По ювелирным лавкам мы и без высочайшего понукания уже прошли, всех упредили и опись похищенного всем оставили, дополнительно до конца завтрашнего дня разошлем и то, что вчера с профессорской дачи унесли. Так что поспешать, конечно, станем, но уж всю королевскую конницу отрядим только на словах. Что у вас, голубчик? Добыли адреса?
Константин Павлович кивнул, протянул сложенный вчетверо листок. Владимир Гаврилович пробежал глазами по строчкам, протянул сочувственно:
– Увы, мотор выделить не смогу – не гонять же господина ротмистра к профессору на поезде. Берите извозчика. А хотите, так можем разделить адреса – вы, так и быть, возьмите себе Худалова как более перспективного, а я
