Белое, красное, чёрное - Мари Тегюль
— Отправлюсь-ка я на место происшествия, — сказал Аполлинарий. — Возможно, моя помощь там сейчас будет кстати. Заодно и постараюсь выяснить, нет ли какой-то связи между всеми этими событиями. Как вы полагаете, Ник?
— Совершенно с вами согласен. А я пока тут повожусь с бумагами. Если что, присылайте за мной гонца!
— Тогда я отправляюсь. Гаспаронэ, за мной! — скомандовал Аполлинарий.
После того, как утренние волнения улеглись, Ник углубился в изучение книг и бумаг, касающихся времен правления Екатерины. Удивительно, но все явственнее казалось, что виденный Лили сон был неспроста. У Ника даже мурашки забегали по коже. Все, что рассказала Лили, укладывалось в историческую канву. «Если кто-то знает тайны екатерининских времен, а таких людей должно быть немало, то среди них найдутся обязательно и те, кто захочет воспользоваться этими знаниями в корыстных целях. Тут два пути - раздобыть ценные государственные документы для шантажа или для продажи. Это очень сложно все, полагаю, что это государственные тайны и о них я должен незамедлительно известить Бычковского. С другой стороны, пока нет никаких достаточно веских аргументов. Появление в Тифлисе Паулуччи, его внезапная кончина. Нет, этого достаточно, Сергей Васильевич поймет мои опасения, он человек государственного склада ума».
* * *
Аполлинарий и Гаспаронэ быстрым шагом дошли до Шайтан-базара, гудящего с раннего утра множеством толпящегося народа, кричащих вьючных ослов, ревущих верблюдов из пришедших или уходящих караванов, миновали бани и оказались в Сеидабаде, в персидском квартале. Узкие улочки, бегущие вверх, к подножью крепости Нарикала, многочисленные балконы, аромат шафрана и имбиря, чуть-чуть приправленный запахом серы от бань, высокий минарет, с которого муэдзин призывал верующих на молитвы — таков был этот квартал. Возле дома, где произошло несчастье, густо толпился народ. Слышались горестные крики: «Вай! Вай!». Из толпы вынырнул мальчишка и побежал к подходящим к дому Аполлинарию и Гаспаронэ. Это и был приятель Гаспаронэ, его наместник в персидском квартале, Або Тбилели. Однажды увидев его забыть было нельзя. Аполлинарий тут же вспомнил, что его хороший знакомый, немец-лингвист Артур Ляйст, давно живущий в Тифлисе, говорил о каком-то колоритном персидском мальчишке, огненно-рыжем, с мордочкой, густо усыпанном веснушками, которому он дал прозвище Барбаросса, по имени знаменитого рыжего капудан-паши, адмирала Великой порты и бывшего средиземноморского пирата. Так вот, этот самый Або Тбилели или Або Барбаросса, в широких шальварах, курточке-безрукавке на голом смуглом теле и малиновой феске на буйных пылающих солнцем кудрях, несся им навстречу. По всем законам конспирации он сделал вид, что не замечает идущих и промчался мимо, сделав знак Гаспаронэ.
— Батоно Аполлинарий, — озабоченно сказал Гаспаронэ, — вы идите туда, в дом, а я встречусь с Або. Что-то такое он узнал, и не хочет, чтобы нас видели вместе.
Аполлинарий согласно кивнул и Гаспаронэ тут же исчез, как будто растворился в воздухе. Аполлинарий покачал головой. Прокладывая себе дорогу в толпе, он прошел в дом, поздоровался с полицейскими, осматривавшими место преступления. Один из них, с печально висящими усами и усталым лицом, полицейский пристав Кабулов, подошел к Аполлинарию.
— Здравствуйте, Аполлинарий Шалвович! Такая трагедия! Не знаю, что и сказать. Следов борьбы нет, женщина убита ударом кинжала в грудь, одним ударом в сердце. Оружие убийства не найдено. Мужчина ударами в спину, несколько ударов, очень глубоких.
— Не на почве ревности? — тихо спросил Аполлинарий.
— Так кого подозревать? Мужа, Лятиф-хана?
— Да нет, — задумчиво сказал Аполлинарий, вспомнив Лятиф-хана, тщедушного пожилого перса с крашенной хной жидкой бороденкой. — Сам он такие удары нанести не смог бы. Может быть, нанял кого-то?
— Говорят, что Юлдуз-ханум была очень тихой, спокойной и богобоязненной. Тогда непонятно, как мог мужчина пробраться на женскую половину дома. К тому же с утра.
— И не один мужчина. Убийца ведь тоже был мужчиной. Надо спросить Лятиф-хана, он этого убитого не знает ли? Может быть, это какой-нибудь родственник Юлдуз-ханум?
— Лятиф-хан пока в невменяемом состоянии, — покачал головой Кабулов. — Вон сидит в той комнате, качается из стороны в сторону и кроме как стонов от него ничего не добьешься.
— Дайте мне знать, если что-то прояснится, — попросил Аполлинарий. — Меня интересует личность убитого мужчины и все, что с ним связано. Что вы намерены сделать с трупом?
Кабулов пожал плечами.
— Перевезем в морг, сделаем вскрытие. Все как обычно.
— Нельзя ли сделать вскрытие в Михайловской больнице? — спросил Аполлинарий.
— Да убийство банальное, ни отравления, ничего такого, все, в общем, ясно. Впрочем, как вам будет угодно. Отправим в Михайловскую.
— Да, и пожалуйста, до моего и Кефед-Ганзена прихода пусть ничего не трогают в одежде, содержимом карманов.
Кабулов почтительно взял под козырек.
— А что, сам Кефед-Ганзен будет заниматься расследованием?
— Да, да, — сказал очень серьезно Аполлинарий, зная, что имя Ника в Тифлисе уже обросло легендами, — дело может оказаться очень сложным.
Аполлинарий вышел на улицу. Толпа вокруг дома все увеличивалась, вопли и крики усиливались. В дом уже стали просачиваться родственники Лятиф-хана и Юлдуз-ханум и остановить нашествие было невозможно. По мусульманским обычаям похоронить Юлдуз-ханум нужно было до заката солнца. Это затрудняло следствие и оно, подумал Аполлинарий, будет незавершено, а преступление останется нераскрытым, как и многие другие подобные преступления.
Он заспешил обратно. Не успел он добраться до бань, как перед ним возник Гаспаронэ с очень озабоченным видом. Оглянувшись по сторонам, он произнес зловещим шепотом:
— Батоно Аполлинарий, нам надо зайти в одно место.
Аполлинарий внимательно посмотрел на него. Вид у Гаспаронэ был весьма заговорщицкий. «Интересно, что это он такое разнюхал», — подумал Аполлинарий.
— И куда ты хочешь, чтобы мы пошли? — спросил он.
— К бабушке Або, она это, джадосани, колдунья, гадалка. Ее все тут знают, ее зовут Зулейха, — деловито сообщил Гаспаронэ. — Я уже послал своего человека за Николаем Александровичем. Они скоро будут.
Гаспаронэ вовсю подражал и Нику, и Аполлинарию, и даже князю Вачнадзе.
Покачав головой, Аполлинарий с сомнением посмотрел на Гаспаронэ. Гаспаронэ чувствовал себя как рыба в воде в любой части города, — от аристократических Сололак до персидских кварталов. А об этой Зулейхе он уже слышал.
— Ты хочешь, чтобы она нам погадала? — спросил он, стараясь не улыбнуться..
— Нет, она ночью тут
