Дороти Иден - Темные воды
— Только потому, что она тоже может нервничать в чужом доме.
— Но ведь мы все наверху, мисс Фанни. Только чуть выше.
— И кто из вас проснется, если ребенок заплачет? — скептически спросила Фанни. — Кроме того, Дора боится собственной тени, так же как и Лиззи, а Кук скажет, что это не ее дело, так что никто не поможет китаянке. Не так ли?
— Мисс Фанни, вы говорите такие вещи…
— Кроме того, я хочу быть около детей. Завтра же все мои вещи будут перенесены сюда.
— И вы хотите быть здесь постоянно, мисс Фанни?
— Постоянно.
Ханна смотрела на Фанни своими усталыми старческими глазами. Фанни заметила:
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, Ханна. Начните с плохой привычки, и она останется навсегда.
— Нет, не это, мисс Фанни. Я хотела сказать, благослови господь ваше доброе сердце.
В другой комнате дети оживленно болтали, но когда вошла Фанни, они замолкли, как испуганные птицы. Тем не менее их лица и руки были вымыты, они были одеты в ночные рубашки и готовы лечь в постель. Очевидно, когда на нее не были направлены чужие глаза, Чинг Мей работала быстро и эффективно. Она даже открыла один из чемоданов, чтобы достать детскую ночную одежду. Теперь она снова стояла в знакомой скромной позе, со сложенными руками и опущенными глазами.
— Великолепно, Чинг Мей, — сказала Фанни. — Как быстро все у вас получается. Дора принесет хлеб и молоко. Попытайтесь уговорить детей поесть.
Китаянка поклонилась. Фанни озабоченно спросила:
— Насколько хорошо вы понимаете по-английски? Ведь вы должны были говорить на английском в доме моего кузена Оливера в Шанхае.
Чинг Мей молча смотрела.
— Она не говорит? — обратилась Фанни к Нолли.
— Не очень, — ответила Нолли. — Она только начинала учить, когда…когда… — Она сжала губы вместе, чтобы они не дрожали. — Когда мы уехали, — глухо закончила она. — После этого мы говорили только по-китайски.
— Разговоров по-китайски больше не будет, — твердо сказала Фаппи. — Это всем понятно?
Чинг Мей снова поклонилась.
— Буду осень плобовать, мисси.
Фанни почувствовала комок в горле. Если кому-нибудь нужен был урок самопожертвования и лояльности, то все это было в этой незнакомой женщине с ее печальным морщинистым лицом и невыразительными глазами. Завтра она должна будет сказать дяде Эдгару о словах Адама Марша. Когда дети будут устроены, нужно будет найти какой-то способ отправить Чинг Мей обратно на родину. Нельзя позволить ей умереть от тоски по дому.
Мысль об Адаме Марше вызвала прилив тепла в сердце Фанни. Внезапно ей захотелось побыть одной, чтобы подумать и помечтать. Она быстро поцеловала детей.
— Это ваша постель, Чинг Мей, — сказала она, показывая на узкую кровать, поставленную в ногах у детей, и была вознаграждена неожиданным смехом Чинг Мей, означавшим, что она поняла. Но Чинг Мей показала жестом, что предпочитает спать на полу.
Фанни кивнула.
— Делайте, как хотите. Я буду в комнате рядом, если потребуюсь вам ночью.
— Мы не малыши, чтобы тревожить людей ночью, — сказала Нолли.
Фанни встретила ее обидчивый взгляд.
— Я и не думала, что вы малыши. Такая путешествующая молодая леди, как ты, не может оставаться ребенком. На самом деле я удивлена, что ты до сих нор не нашла себе мужа.
Нолли снова сжала губы вместе, на этот раз чтобы с трудом удержаться от смеха. Ее волосы были заплетены в косички. Фанни заметила, что она прятала под одеялом куклу, так как теперь были видны ее румяное китайское лицо и черные волосы. В конце концов, она была только ребенком. Слава богу, ведь ее преждевременное развитие могло вызвать тревогу.
Только ребенок… ибо ночью холодные пальцы коснулись лица Фанни.
— Кузина Фанни! Кузина Фанни! Маркус испугался. Фанни встала, нащупала свечу около кровати. Она быстро чиркнула спичкой, и слабый свет показал ей фигуру Нолли в ночной рубашке. Она сжимала китайскую куклу в ярком красном кимоно, а ее глаза были расширены.
— В чем дело, Нолли? Почему ты испугалась?
— Маркус испугался, — прошептала Нолли. — Ему кажется, что он слышал что-то.
Фанни подумала, не мог ли снаружи прогуливаться Джордж, который иногда делал это и после полуночи. Дом, когда она прислушалась, был таким же тихим, как и всегда. Она так привыкла к мельчайшим скрипам и шорохам, что едва ли замечала их.
— Тогда пойдем и посмотрим на Маркуса, — сказала она, поднимая свечу и беря Нолли за руку.
Если Маркус и испугался, то он делал это чересчур молча. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что мальчик крепко спал. Чинг Мей, лежащая внизу и завернутая в одеяло, тоже не казалась встревоженной.
Фанни начинала понимать тактику Нолли. Маркус был сразу и козлом отпущения и ее собственностью.
— Послушай, Нолли, так что же ты слышала?
Девочка со страхом огляделась кругом. Колеблющийся свет свечи отбрасывал движущиеся тени на высокий потолок и панели стен. Две их фигуры в ночных рубашках отразились в зеркале гардероба, Фанни с ее темными волосами на плечах, Нолли с ее косичками и очень строгим лицом, выглядевшая как несчастный ребенок из старинной сказки. Дыхание спящих создавало легкий шелест. Больше не было слышно ни звука.
— Что-то в дымоходе, — прошептала Нолли. Она указала на темное отверстие печи. — Там, наверху.
Холодок пробежал вниз по спине Фанни.
— Какой именно шум?
— Какой-то трепет, и что-то упало вниз. — Ее пальцы сжали руку Фанни. — Что-нибудь падало вниз?
Фанни решительно осветила свечой очаг и обширный дымоход. На плитах было много сажи, но ничего больше.
— Посмотри, вот и все, — сказала она. — Там накопилась сажа. Она отрывается и внезапно падает. Это то, что ты слышала.
Нолли молча смотрела. Наконец, она сказала:
— Это грязь.
— Да. Дора уберет утром. А теперь забирайся в постель.
Вполне охотно Нолли направилась обратно к своей постели.
— Хорошо, что Маркус ничего не слышал, — сказала она. — Он бы испугался.
И няня вдруг встала, бормоча по-китайски. Она моргала. Свет, казалось, ослепил ее.
— Неплиятность, мисс Фанни? — в первый раз произнесла она имя Фанни с радующей старательностью.
— Пустяки, Чинг Мей. Вы обе ложитесь спать.
Утром, которое выдалось серым и холодным, с поднявшимся ветром и высокими вершинами холмов на фоне неба, Дора никак не могла развести огонь. Она сказала, что дрова должны быть сырыми, и что вниз упало много сажи. Возможно, требовалась чистка дымохода. На глазах у взволнованных детей она засунула в трубу длинную кочергу, и что-то сразу упало в очаг.
Нолли вскрикнула. Фанни поспешила и увидела легкий, как бумага, скелет птицы с распростертыми крыльями в напрасной попытке добиться свободы.
— Это скворец, — деловито сказала она. — Бедняжка, он запутался там прошлым летом и никто даже не слышал.
— Я слышала, — сказала Нолли. — Я слышала это ночью. Ты не слышал, Маркус?
— Я слышал, — ответил Маркус. — Я тоже слышал.
— Никто из вас не мог этого слышать, — сказала Фанни. — Эта птица, бедняжка, мертва уже долгое время. Уберите ее, Дора. А потом в саду я покажу вам живых скворцов. Они угольно-черные, но их перья блестят на солнце, как бриллианты. Дора, чего вы ждете?
— Лучше я не буду показывать ее леди Арабелле, мисс Фанни. Она рассказывает, что птица белая, а это будет значить…
— Дора!
— Да, мисс Фанни, — промямлила Дора, держа на совке легкую запачканную ношу, и поспешила прочь.
Предзнаменования, нетерпеливо подумала Фанни, все это сказки для невежественных людей. Ничего такого не бывает. Есть интуиция, возможно, некоторое предчувствие. Но не предзнаменования. Все это выдумки темных и по-глупому суеверных старух.
— Кузина Фанни, почему птица была в дымоходе? — Ясный четкий голос Нолли требовал ответа.
— Возможно, она строила себе гнездо. А может быть, просто упала.
— А почему она не улетела снова?
— Полагаю, что не могла. Дымоход темный и узкий, как туннель. Она не могла расправить крылья.
Да всё было именно так. Не могла расправить крылья… Она всегда так думала, с тех пор, как поняла, что она-то и есть та самая воображаемая белая птица леди Арабеллы.
— Тогда ей нужно было хлопать крыльями и кричать, пока кто-нибудь не пришел бы и не освободил ее, — сказала Нолли с нервным огорчением.
— Да, дорогая.
— Но, предположим, что никто бы не выручил ее?
— Достаточно об этой бедной птице. Посмотри, теперь огонь горит превосходно.
Она наклонилась, чтобы подержать руки у огня. Для середины мая было абсурдно прохладно. Она чувствовала сильный холод.
Ей нужно было спуститься вниз в ее собственную комнату, убрать в гардероб вчерашний наряд и достать поплиновое дневное платье, полинявшее от многих стирок. Амелия услышала ее и ворвалась в ее комнату в своей обычной бесцеремонной манере.
— Фанни, что вы скажете? Папа покупает Джорджу новую лошадь!
— В самом деле?
