Юлия Алейникова - Тайное сокровище Айвазовского
Борисова проработать с особой тщательностью, пометил себе Коростылев.
Далее. Щукина. На приемах не бывает, за границу не выезжала, муж тоже все больше по родным просторам колесит. Сомнительно, но все равно проверим.
Затем Маковская и Кирилин. Люди пришлые, но для кражи письма вполне подходящие.
Маковская. Мать двух дочерей, обе еще школьницы. Муж умер вскоре после войны, осколочное ранение дало о себе знать. Живет в коммунальной квартире со свекровью. Та хоть на пенсии, но работает нянечкой в детском саду. Денег едва хватает. Могла она выкрасть письмо? Вряд ли. Все же двое детей, если посадят, дети, почитай, сиротами останутся. Да и беседовал он с ней. Усталая женщина, очень открытый взгляд, держится просто. Родители были рабочими на Кировском заводе, она первая в семье получила высшее образование. Отец с матерью умерли в блокаду. Нет, такая украсть не могла. Убить могла, если бы речь шла о спасении детей, украсть — нет. Но проверять придется и ее.
Наконец, Дмитрий Кирилин. Странный парень. Вроде ничего особенного — воспитанный, из хорошей семьи, отличник, активист. Длинный, чахлый какой-то. Но по комсомольской линии у него все в порядке, в университете на хорошем счету. Такому и деньги вроде не особо нужны, мама с папой хорошо зарабатывают, отдельная квартира. Но есть в нем какая-то неопределенность, скользкий он, что ли. Сергей Игнатьевич даже объяснить это не мог. Но во время разговоров с Кирилиным у него было ощущение, что тот темнит, недоговаривает. Хотя все подозрения в краже и убийстве он отметал горячо и, кажется, искренне. И все равно ощущение второго дна не покидало. Усталость, наверное, сказывается. Да и тема, которой Кирилин занимается, с Трубецкими не связана. Но, может, именно такой с виду безупречный субъект и есть главный фигурант? Деньги ему не нужны, так острых ощущений захотелось или бабенка какая-нибудь подбила? Любовь — вещь опасная, из-за нее люди на любые безрассудства идут.
Коростылев вздохнул. Улик не хватает, вот в чем дело.
Его размышления прервал громкий стук в дверь. Не успел пробурчать недовольное «войдите», как в кабинет ворвался Жорка Николаев.
— Вот, Сергей Игнатьевич! — шлепнул на стол тоненькую серую папку на тесемочках. — Все, кто имел доступ к пропавшей единице хранения.
Стянул с головы шапку, вытер потный лоб и плюхнулся на стул возле стола начальника.
— Ты пальто-то сними, не на вокзале, — сердито заметил майор и взялся за тесемочки.
Жорка покладисто снял пальто, засунул в рукав шарф, повесил пальто на вешалку. Даже вихры пригладил, чтоб не торчали в разные стороны.
— Значит, Протасова, Борисов и Кирилин, — удовлетворенно кивнул Коростылев.
— Так точно, — подтвердил Николаев. — Протасова — главный хранитель, она, в принципе, ко всем документам доступ имеет, Борисов помогал Колосовой, то есть Галине Петровне, в хранилище, когда ее сотрудница с аппендицитом слегла. Кирилин несколько раз делал запрос именно на эти документы. В течение осени раза четыре и в этом месяце один.
— Протасова, Борисов, Кирилин. — Он готов был повторять эти фамилии до бесконечности. — Если письмо украла Протасова, кража могла произойти когда угодно. Борисов работал в хранилище еще в сентябре, но мог ведь и после заглянуть, так сказать, по дружбе, а?
— Мог, — кивнул Жорка.
— Кирилин мог украсть, точнее, подменить письмо в один из своих визитов. Хотя убить Галину в хранилище было сподручнее Протасовой и Борисову, потому как посторонних туда не пускают, я уточнял. Заходя в хранилище, Галина всегда закрывала за собой дверь, замок там автоматически защелкивается.
— Но могла ведь однажды и не закрыть?
— Могла. А ты уверен, что Лежевская, Щукина и Маковская не могли подменить документ?
— Маковская точно, она вообще их в руках не держала. Щукина в хранилище, вероятно, бывала, но, как утверждают сотрудники, никакого интереса к документам и адресам хранения не проявляла.
— Вот это не факт. Включай ее обратно в список подозреваемых. Ей-то как раз сподручно было документик подменить, Галина ей доверяла. Пока чай пили, Галю могли вызвать куда-нибудь минут на десять, за это время можно половину архива перелопатить. Она архивный работник, ей найти документ — дело плевое. Включай, — решительно ткнул пальцем в бумагу Сергей Игнатьевич. — А чего там с Лежевской?
— Похоже, она вообще никогда не бывала в хранилище. Близких отношений с покойной не поддерживала, рабочих дел там у нее не было.
— Может быть, может быть. — Коростылев закурил. — Ладно, четыре — уже не шесть. Эх, Жорка, нам бы орудие преступления. Не нашли?
— Нет. Да, может, убийца его того, в Неву бросил, и всего делов.
— Может. Но вот что странно — бюст Пушкина, которым Галину ударили, хоть и небольшой, а в карман его не засунешь. И крови на него хоть немного, а все ж попало. Значит, следы в сумке или в портфеле должны были остаться. А наши эксперты все кошелки у всех сотрудников архива перетрясли. И портфели, и сумки, и сетки — все. И хоть бы капелька, хоть бы пятнышко. Может, он до сих пор где-то в здании архива припрятан? Что думаешь? Здание-то ого-го. Засунул его убийца в какую-нибудь щель под лестницей или в другом отделе спрятал. Надо было обыскать весь архив, вплоть до директорского кабинета, и желательно с собакой, — хлопнул себя по лбу Коростылев. — И как это я раньше, старый дурак, не сообразил?
Николаев уперся взглядом в стоявший на шкафу бюст Дзержинского.
— Сергей Игнатьевич, выйдите на минутку, есть одна идея.
— Это еще зачем?
— Проверим кое-что. Только вы не входите, пока я не позову.
— Придумал еще игрушки на рабочем месте.
Никаких чудес от Жоркиных проверок Коростылев не ждал, но из кабинета все же вышел, велев, чтобы лейтенант не задерживался.
Едва дверь захлопнулась, Жора торопливо надел пальто и засунул в карман бюст Дзержинского, предварительно замотав его в мятый носовой платок. Затем затолкал в карман рукавицу, чтобы торчала наружу, повязал шею шарфом, взял папку и вот так, нараспашку, встал посреди комнаты.
— Можно! — крикнул Алексей в сторону двери. Дождался, пока майор сядет на место, и гордо спросил: — Как?
— Что как? Ты чего, Николаев, дурака из меня разыгрывать собрался? Пальто новое решил продемонстрировать?
— Ага! Значит, не видно бюста? — Жорка с видом заправского фокусника достал из кармана Дзержинского.
— Фью! — присвистнул от неожиданности майор. — Ну-ка, еще раз. Ага, а карманы у работников архива не проверяют.
— О том и речь.
— Жорка — голова. Быть тебе скоро капитаном, — похлопал он по плечу своего подчиненного. — А карманы на мужских пальто, как правило, глубже, чем на женских. Значит, это или Кирилин, или Борисов. Да, и карман должен быть вшивной, иначе ничего не выйдет.
— А вот не факт. Сеструха юбку на днях сшила, весь вечер по комнате крутилась. Она такая вся в складках, в клетку, и карманы у нее огромные. Отец еще шутил, что теперь в магазин можно без сетки ходить, все в карманы влезет. По килограмму картошки в каждый точно войдет. А если поверх юбки пальто надето или, скажем, шуба, так и вообще ничего не увидишь.
— Ай да Жорка, ай да голова. Так, выяснить, кто во что был одет в день убийства. Пальто и шубы изъять, передать экспертам на осмотр.
— А в чем же они ходить будут, подозреваемые-то? Зима все-таки, завтра минус двадцать пять обещают.
— Ничего, потерпят. Пальто изымем с самого утра, до вечера посидят на работе, никуда не денутся. Дальше. Обыскать весь архив. Хотя если убийца не дурак, уже сто раз мог бюст вынести и выкинуть под самым нашим носом.
— А с женскими юбками и платьями как быть?
— Изымем и изучим, — подвел черту Коростылев. — Эх, поздновато спохватились.
Глава 9
Ленинград, 1975 год
Полезная вещь — архивные документы. Алексей разглядывал желтоватую картонную карточку, в которую сотрудницы паспортного стола заносили все сведения о когда-либо прописанных или выписанных по конкретному адресу гражданах.
Вот он, Кирилин Дмитрий Борисович, 1935 года рождения. Был прописан по этому адресу с августа 1938-го по октябрь 1956-го, потом с декабря 1969-го по июнь 1970-го, далее выписан на Зверинскую улицу.
— Спасибо, девушки, — поднимаясь из-за стола и убирая в карман блокнот, улыбнулся Алексей паспортисткам. Самой юной из «девушек» было никак не меньше сорока, и под носом у нее росли настоящие усы, черные и пушистые. Но Алексей давно понял: хочешь задобрить какую-нибудь старую мымру — назови ее девушкой, вмиг подобреет.
Так, теперь на Петроградскую сторону. Только сперва выпить кофе с пирожками, здесь у метро как раз имеется замечательная пирожковая. В прошлом году они расследовали ограбление квартиры неподалеку, на Малодетскосельском проспекте, Алексей в эту пирожковую частенько заглядывал.
