Курт Ауст - Судный день
Я поднял голову: Томас подробно рассказывал о преподавании в университете, а плотник, похоже, уже пожалел, что так неудачно сменил тему разговора. Во всяком случае, пивная кружка явно занимала его больше, чем рассказ Томаса.
– В этой книге заключено Слово Божье, которое нельзя измерить деньгами.
– Но если я… – Мария на миг умолкла и задумалась, – если я, увидев и услышав так много, решу изучать Священное Писание – подобное тому, что сейчас у господина священника, сколько мне придется потратить?
– Эта священная книга досталась мне в наследство от моего отца, который, в свою очередь, унаследовал ее от своего батюшки. Этой книгой в нашей семье владело пять поколений. Ценность ее не измерить деньгами, – священник любезно улыбнулся, – но двадцати риксдалеров будет достаточно, чтобы купить другой прекрасный экземпляр Священного Писания.
– А если мне хочется именно такой? – упрямо повторила Мария, указав на книгу. – Слово Божье стоит больше двадцати риксдалеров.
Священник взглянул на меня, затем на Марию и печально вздохнул:
– Библию можно купить и за пятьдесят риксдалеров, и за сотню, и за две сотни.
Я решил, что подобная книга обойдется по меньшей мере в тысячу риксдалеров, но я прекрасно понимал священника: даже доживи Мария до ста лет – она никогда не сможет купить книгу, подобную этой.
Однако Марию, похоже, такой ответ устроил.
С порога послышался шум, и мы обернулись. Альберт поставил на пол короб с дровами, поднял с пола упавшее полено, положил его в короб и, не глядя на нас, понес дрова к очагу Он собрался было открыть крышку короба, когда кто-то вдруг протянул снизу грязную руку и помог ему Он пробормотал в ответ слова благодарности и высыпал дрова. Мария поднялась с лавки и сказала ему, что обед готов, но Альберт сердито покачал головой и скрылся за дверью.
– Господи Иисусе, – Мария удивленно смотрела ему вслед, – и сейчас не хочет есть, а ведь он такой огромный!
– Он мало ест днем? – спросил Томас.
– Точно не знаю – он часто берет еду с собой, но я заметила, что сегодня на завтрак он не ел кашу, а это на него не похоже! Обычно этот обжора за день съедает пол-лошади! – сердито проговорила девушка, но в ее голосе мне послышалось беспокойство.
– Вы помолвлены? – к моему собственному ужасу, этот вопрос задал я сам.
Мария рассмеялась.
– С этим олухом Царя Небесного?! Нет-нет-нет! – Она подмигнула мне. – Мария совершенно свободна и ждет достойного избранника с честными намерениями.
Томас тихо засмеялся, а я почувствовал, как краска бросилась мне в лицо, и принялся быстрее намазывать бутерброд.
– Не следует Марии упоминать имя Христа всуе, – строго посмотрел на девушку священник Яков.
Мария бросила на него лукавый взгляд:
– Когда я сказала про олуха Царя Небесного? Но господин пастор же понял, что речь об Альберте?
– Мария произнесла имя Сына Божьего неподобающим и кощунственным образом, – терпеливо объяснил священник. – Всевышний сказал Моисею: “Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно!” Эту заповедь должны соблюдать все дети Божьи – и ты тоже, Мария.
Мария встала и прошла на кухню, где принялась за работу, но внимательно слушала священника, как и все мы. Священник же продолжал говорить:
– Моисей взошел на гору Синай, где ему явился Господь, который дал ему каменные скрижали с начертанными на них заповедями и велел научить народ тому, что написано в них. Это Его Слово, и если мы последуем ему, то Господь примет нас к себе в тот день, когда все мы предстанем пред великим судьей.
– А день этот уже близок! – тихо донеслось с порога.
Мы удивленно обернулись: на пороге стоял неизвестно когда появившийся маленький трактирщик. Он медленно приблизился к столу, прикрываясь, будто щитом, какой-то черной книгой.
– Я уже долго изучаю центурии великого Мишеля де Нострдама, – волнуясь, проговорил он, – чтобы тьма, которая наступит в будущем, не поглотила меня. Я хочу знать, что принесет мне грядущий год, грядущее столетие, хочу предвидеть добро и зло. Хочу подготовиться. – Он сглотнул слюну и замолчал, подыскивая слова.
Неодобрительно посмотрев на трактирщика и книгу, священник хотел было сказать что-то, но хозяин предостерегающе взмахнул рукой.
– Нет, пастор Якоб, не перебивайте меня! Мои слова предназначены и для ваших ушей тоже. Вы знаете Писание и знаете, что когда-то на землю пришел Сын Божий и возвестил, что наступит Царствие Небесное. Ученые мужи спорили о том, когда это произойдет, и сам я изучал труды святого Евсевия Кесарийского и других, писавших об этом. Нигде я не мог отыскать точного ответа, нигде, пока не наткнулся на эти старые записи великого провидца, который предсказал почти все. И теперь… теперь я знаю… – Он вновь умолк и растерянно осмотрелся, пока его взгляд не остановился на окне. В глазах хозяина засветился ужас, словно из-за стекла на него смотрело само Зло. Я в страхе повернулся и тоже выглянул в окно, но ничего не увидел – лишь белый снег и застилавшие небо облака, от которых день становился серым и безрадостным. Казалось, будто солнце обессилело и сдалось на милость туч. – … теперь я знаю, что произойдет это сейчас. Сейчас. Время пришло… – Прошептав это, фон Хамборк бессильно опустился на лавку возле тучной фигуры Томаса Буберга. Сейчас он выглядел еще меньше и тщедушнее.
Воцарилась тишина.
Внезапно я вздрогнул: в трактире раздался громкий пронзительный звон, похожий на звон церковного колокола. Казалось, звон заполнил всю мою голову и она вот-вот разлетится на куски. Стены затряслись, а звук наконец медленно стих. Судный день пробил!
Я замер от ужаса и уставился на часы на стене – именно оттуда шел этот звук. Однако ничего больше не происходило. Часы ударили лишь один раз и умолкли. Теперь до меня доносилось лишь тихое ровное тиканье. Похоже, остальные вообще ничего не заметили, и я попытался успокоиться и посмотрел на Томаса.
Казалось, тот был полностью погружен в собственные мысли, но переводил взгляд из-под полуопущенных век с плотника на священника. Пастор Якоб с явным недоверием посмотрел на трактирщика, вновь открыл Писание и углубился в чтение. На плотника речь фон Хамборка произвела сильнейшее впечатление: он стал бледен, будто выстиранная простыня, и в ужасе вглядывался в книгу, что была в руках у трактирщика. По его массивному лбу потекли струйки пота.
– Почему вы в этом так уверены, фон Хамборк? – повернувшись к трактирщику, спросил Томас с такой добротой, будто обращался к ребенку.
Фон Хамборк медленно открыл книгу, дрожащими руками достал оттуда лист бумаги и проговорил:
– Вот что написано в седьмом катрене одиннадцатой центурии.
Зловещий змей предаст готическое время,Пселлов д’Амант навеет стужу,До марта все, обуянные паникой, умрут,Ты четкам свой вопрос задай – они дадут ответ.
Фон Хамборк захлопнул книгу и прикрыл глаза, ожидая, что мы скажем на это.
– Селлов Дамант? Это еще что такое? – спросил Томас.
– В трактате Михаила Пселла “О демонах” написано, что именем д’Амант называют демона. Само слово “демон” Нострдам не использовал, опасаясь, что Церковь обвинит его в колдовстве.
– Я слышал про этого Нострадамуса, – заявил священник с неприкрытой издевкой в голосе, – он утверждал, что придет день, когда человек ступит на луну! Неслыханная глупость! – Пастор тихо рассмеялся, хотя глаза его смотрели серьезно. – Кто поверит подобному глупцу? Но хуже всего другое: он полагал, что разгадал замысел Творца. Он думал, что предвидит события дня грядущего! – От негодования голос у священника сорвался, и тот умолк и перевел дыхание, оглядывая горящим взглядом скрюченную фигуру трактирщика. – Никто, НИКТО, кроме Господа нашего, не знает, что принесет нам завтрашний день!
Томас внимательно выслушал тираду священника, но, очевидно, его она испугала меньше, чем всех остальных.
– Я знаю, что этот Нострадамус предсказал великий пожар в Лондоне в шестьдесят шестом. И свержение и казнь короля Карла Первого в тысяча шестьсот сорок девятом. – Томас взглянул на трактирщика, и тот благодарно кивнул – с этой стороны поддержки он явно не ждал. – Но я не понимаю, – продолжал Томас, – как из той центурии, которую вы зачитали, понять, что скоро грядет Судный день. Разве пророчества Нострадамуса не относятся ко времени, которое наступит через несколько сот лет?
Фон Хамборк собрался было ответить, когда раздался громкий крик:
– ХЕРБЕРТ! Херберт, ты нужен мне! Куда ты подевался?
Женщина, которую вчера мы обнаружили без сознания и уложили в постель, теперь стояла на пороге, одетая в ночную сорочку, камисоль и ночной чепец. Она была живее всех живых и смотрела на мужа еще более сердито, чем прежде священник. Когда она обвела взглядом сидевших за столом, то даже пастор Якоб отвел глаза.