Стивен Сейлор - Орудие Немезиды

— Вы не понимаете, — безнадежно проговорила Гелина.

— Нет, не понимаю. Чего вы от меня хотите? Почему вы так таинственно привезли меня сюда, и притом таким необычным образом? Что значит эта странная игра, Гелина?

Ее лицо помертвело. Затем выражение невозмутимости сменилось простым смирением.

Я сказала то, что могла сказать. У меня нет сил объяснить вам все. Но если никто не доищется правды… — она на мгновение прервалась, закусив губу, — тогда умрут все, один за другим, — хрипло прошептала она. — Эти страдания, это опустошение… я не могу этого выносить…

— Что вы имеете в виду? Кто умрет?

— Рабы, — сказал Муммий. — Все рабы, живущие в доме. — У меня пробежал мороз по коже. Содрогнулся и Экон.

— Объяснитесь, Марк Муммий.

— Вам известно, что настоящий хозяин этого дома Марк Лициний Красс? — сухо, как командир с подчиненным, спросил тот.

— Да, я это уже понял.

— Прекрасно. Случилось так, что в тот вечер, когда было совершено убийство, Красс со своей свитой, включавшей Фабия и меня, только что вернулся из Рима. Вместе с нашими рекрутами мы были заняты разбивкой лагеря на поляне у Лукринского озера, всего в пяти милях от дороги.

— С рекрутами?

— С солдатами, многие из которых ветераны, служившие под командованием Красса во время гражданских войн.

— Сколько их?

— Шесть сотен.

— Целая когорта?

Муммий взглянул на меня с сомнением.

— Вы могли бы знать об этом. В Риме происходят довольно значительные события. Марк Красс требует от Сената решения о предоставлении ему права создать собственную армию, для того чтобы выступить против Спартака.

— Но это дело избранных преторов и консулов…

— Эти избранники потерпели позорное поражение. Красс располагает военным опытом и финансовыми средствами, чтобы покончить с мятежниками раз и навсегда. Он приехал из Рима, чтобы собрать рекрутов и обеспечить себе мощную политическую и финансовую поддержку здесь, на Чаше. Когда все будет готово, он убедит Сенат в Риме проголосовать за наделение его специальными полномочиями.

— Республике только этого и не хватало, еще одного полководца с собственной частной армией, — заметил я.

— Именно это и нужно Риму! — возразил Муммий.

— Но какое отношение все это имеет к убийству родственника Красса?

— Сейчас вы поймете. В ночь убийства Луция Лициния мы расположились на Лукринском озере. Красс собрал свой штаб, мы направились в Байи и прибыли сюда всего через несколько часов после того, как Луций был найден мертвым. Красс, естественно, был оскорблен. Я лично организовал несколько групп для поиска сбежавших рабов, в мое отсутствие охота за ними продолжалась, но беглецов так и не нашли.

Ну, а теперь перейдем к самой сути проблемы. Похороны Луция Лициния состоятся на седьмой день траура — то есть послезавтра. На следующий день Красс назначил траурные игры гладиаторов в соответствии с древней традицией. Это будет день полнолуния — сентябрьские иды, благоприятное время для священных игр.

— И что будет после того, как гладиаторы расправятся со своими соперниками? — спросил я, догадываясь, каким будет ответ.

— Все рабы этого дома будут публично казнены.

— Представляете? — пробормотала Гелина. — Все: и старики, и невинные дети. Их всех убьют. Вы когда-нибудь слышали о таком законе?

— О, да, — отвечал я, — это очень древний и почитаемый закон, установленный нашими праотцами: если какой-нибудь раб убивает хозяина, должны умереть все его рабы. Подобные жестокие меры удерживали рабов от неповиновения. Были люди, которые утверждали, что даже самым покорным из них нельзя больше доверять после того, как на их глазах раб убил хозяина. В наши дни применение этого закона остается на совести владельцев рабов. Убийство хозяина рабом — редкое преступление, по крайней мере было редким до Спартака.

— Оказавшись перед выбором между убийством всех рабов в доме и наказанием только явных негодяев, большинство наследников предпочитают сохранить свою живую собственность.

— Красс известен своей скупостью, почему же он готов пожертвовать жизнью всех рабов в поместье?

— Красс намерен стоять на своем, — заметил Муммий.

— Но это означает смерть даже детей и старух, — запротестовала Гелина.

— Позвольте мне объяснить вам это так, чтобы вы поняли, Гордиан, — заговорил Муммий. — Красс приехал в Кампанью за поддержкой. Кампанья под эгидой Сената превратилась в непрерывное поражение — римские армии разгромлены, полководцы опозорились и отправлены по домам, в опалу, общественное мнение заставило консулов устраниться от дел, в государстве не осталось лидеров. Армия подонков, беглых преступников и рабов безнаказанно мародерствует! Вся Италия содрогается от страха и насилия. — С видом угрюмого командира, обратившегося к войскам с сомнительной речью, Муммий продолжал: — Красс прекрасный военачальник, он доказал это при Сулле. С его состоянием — и в перспективе разгрома Спартака — перед ним открывается прямая дорога к консульству. В то время как менее значительные люди уходят от этого, Красс рассматривает командование как благоприятную возможность. Римлянин, который остановит Спартака, будет героем. И таким человеком намерен стать Красс.

— Потому что в противном случае им станет Помпей.

— Вероятно, — согласился Муммий. — Половина сенаторов в Риме устремилась на свои виллы, чтобы попытаться спасти свое имущество, а другая половина грызет ногти в ожидании Помпея из Испании, молясь о том, чтобы государство уцелело до его возвращения. Как будто Помпей — это новый Александр! Красс может сделать это за несколько месяцев, стоит Сенату только кивнуть. Он может собрать уцелевшие остатки легионов здесь, в Италии, дополнить их своей частной армией, в значительной мере собранной здесь, на юге, и стать спасителем Республики.

— Понятно. Именно поэтому убийство Луция Лициния больше чем просто трагедия.

— Это невероятно опасный факт, вот что это такое! В его собственном хозяйстве рабы убивают и бегут, в то самое время как он добивается от Сената особых полномочий, да они там, в Форуме и в Сенате, будут смеяться до слез! Вот почему он чувствует себя обязанным требовать жесточайшего из возможных наказаний, согласно древней традиции и закону.

— Чтобы извлечь из этого факта политическую выгоду, хотите вы сказать.

— Вот именно. Несчастье можно превратить в победу, которая ему так необходима. «Красс проявит мягкость к беглым рабам? Вряд ли! Человеку, уничтожившему всех своих рабов в Байях — мужчин, женщин и детей — и сделавшему из этого публичное зрелище, праздник, — именно такому человеку мы можем доверить поход на Спартака и на его мародерскую орду!» — вот что скажет народ.

— Да. Я это понимаю.

— Но Зенон и Александрос невиновны, — устало проговорила Гелина. — Я знаю, что они невиновны. Луция убил кто-то другой. Ни один из рабов не должен быть наказан, но Красс не хочет и слышать об этом. Слава богам, хоть Марк Муммий это понимает. Вместе с ним мы убедили Красса по крайней мере пригласить вас из Рима. И не было иного пути доставить вас вовремя, как послать за вами «Фурию». Красс проявил большое благородство, позволив мне воспользоваться этим судном. Он также предложил оплатить ваши услуги, желая пойти мне навстречу. Большего я просить не могла, в том числе и отсрочки. У нас так мало времени, всего три дня до траурных игр, а потом…

— Сколько всего здесь рабов, не считая Зенона и Александроса? — спросил я.

— Был бы сто один, с Зеноном и Александросом.

— Так много — для одной виллы?

— Есть еще виноградники, и на севере, и на юге, — уклончиво заметила она, — и, разумеется, оливковые рощи, конюшни, лодочное хозяйство…

— Знают ли рабы о том, что их ждет? — продолжал я задавать вопросы.

Муммий взглянул на Гелину, смотревшую на меня, высоко подняв брови.

— Большинство рабов находятся под стражей в пристройке за конюшнями, — тихо ответила она. — Красс решил не дать уйти рабам, работающим в поле, и оставил только необходимых мне в доме. Их охраняют, и они знают это, но им никто не говорил всей правды. Разумеется, не должны говорить им этого и вы. Кто знает, что может случиться, если рабы заподозрят…

Я кивнул, понимая, что никакой тайны здесь быть не могло.

Даже если им никто ничего не сказал, было ясно, что они все понимали.

Мы оставили Гелину. Разговор утомил ее. Выходя из полукруглой комнаты, я бросил взгляд на ее силуэт и увидел, как она потянулась к кувшину, чтобы наполнить вином чашу.

Муммий провел нас в атриум и показал буквы «СПАРТА» на плитах пола. Каждая буква была размером с мой указательный палец. Как и говорил Муммий, все делалось в спешке, буквы были не вырезаны, а скорее процарапаны. Я прошел по ним, ничего не подозревая, когда Фауст Фабий ввел нас в дом. Какими странными внезапно показались мне этот теплый коридор и атриум, с этими мертвыми масками предков, глядевшими из ниш в стенах, с мертвецом в гробу из слоновой кости.