Дон Кавелли и папский престол - Конти Дэвид
XXV
Третий день конклава, вечер
В номере «Дома святой Марфы» возлежал в ванне кардинал Вилларини. Пользуясь случаем, он решил побаловать себя купанием с ароматной пеной. Как обычно в подобных обстоятельствах, он чувствовал некоторую вину за собственное сибаритство, поскольку считал пену для ванн неким греховным излишеством. Впрочем, он тут же успокоил себя мыслью, что не так уж часто позволяет себе подобную роскошь.
Кардинал запрокинул голову и блаженно прикрыл глаза. Он наслаждался изысканным запахом лаванды и вспоминал о том, как прошел конклав.
После того как вчера во время очередного заседания в Сикстинской капелле уже второй фаворит отказался от почетной миссии возглавить католическую церковь, среди кардиналов началось смятение. Утром кардинал-декан произнес прочувствованную речь о том, как следует понимать долг и послушание Божьей воле. Напомнил он и о смиренном девизе Иоанна Павла II: «Totus Tuus» — «Целиком твой».
При этом он выглядел настолько усталым и измученным, а во взгляде его читалось столько мольбы, что все невольно ощутили раскаянье и жалость. Немного успокоившись, он добавил, что вполне естественно испытывать трепет перед самым ответственным назначением в мире, но тому, кто возьмет на себя эту ношу, столь же естественно ожидать Божьей помощи.
Некоторое время длилась торжественная тишина, но ее неожиданно прервал кардинал Казароли, который в довольно простой, но резкой манере еще раз произнес почти то же самое, что и кардинал-декан. Это было совершенно излишне, но, как сказано в Евангелии от Матфея 12:34: «Ибо от избытка сердца говорят уста».
Не было человека, к которому эта фраза относилась бы в большей степени, чем к кардиналу Казароли с его канонической внешностью, напоминающей о дородных монахах, которых вы иногда можете увидеть в рекламе сыра или вина. Его доброе лицо имело самое простодушное выражение.
В итоге слова, которые в иной ситуации показались бы комичными или даже вызвали недовольство, произнеси их кто-то другой, в его исполнении тронули присутствующих кардиналов своей наивностью. Затем прошел еще один тур выборов, во время которого наибольшее количество голосов было отдано за кардинала Ваккелли. Однако до двух третей не хватило два голоса, и кардинал-декан объявил о начале следующего тура выборов. Этот тур, несомненно, принес бы Ваккелли победу. Но вдруг, к ужасу собравшихся, поднялся сам Ваккелли и, опустив голову, попросил воздержаться от того, чтобы голосовать за него. В следующее мгновение он упал в обморок. Пришлось вызвать врача и разойтись.
Во второй половине дня все снова собрались в Сикстинской капелле и выдвинули новых кандидатов, за которых предстояло проголосовать. Теперь все действовали еще менее решительно, чем раньше. В этот раз в число кандидатов впервые попал и Вилларини. Он снова вспомнил тот волнующий миг, когда его имя эхом отозвалось от стен капеллы.
— Вилларини…
Затем прошел первый тур. Из всех кандидатов было выбрано пять человек. Вилларини получил только двадцать девять голосов, считая его собственный. Двадцать девять из ста девятнадцати. Совсем немного, но тем не менее больше, чем у любого из четырех других кандидатов.
Во втором туре выборов он набрал семьдесят два голоса. Теперь до необходимых двух третей не хватало сущего пустяка. И эти голоса он, несомненно, получит во время завтрашнего конклава, в этом нет ни малейшего сомнения.
И уж он-то не откажется.
Он совершенно не ожидал, что его выдвинут. Но такие ситуации часто происходили с папами в Новое время. Разве они не удивлялись тому, что выбрали именно их? Неужели то, что происходит на конклаве, и правда результат божественного соизволения, а не выбора людей? До сегодняшнего дня он в этом сомневался. Но теперь он сам стал свидетелем этого чуда.
Лоренцо Вилларини — римский папа Пий XIII Что именно он станет делать в качестве главы Римско-католической церкви, он еще не знал, но был уверен в одном: папской должности следует вернуть былое величие. Со времени правления Иоанна XXIII[29] торжественный и внушающий благоговение церемониал существенно сократили. Отказались от sedia gestatoria — трона, на котором переносили римских пап, перестали целовать папскую туфлю и перстень, заменили традиционную красную обувь на обыкновенную и много чего еще сделали для того, чтобы римский понтифик стал походить на обычного священнослужителя. Современные папы из ложной скромности все больше старались показать свою близость к народу и человечность, как бы утверждая тем самым, что они — тоже всего лишь люди. Какое грандиозное недопонимание. Именно в этой скромности они были особо нескромны. Потому что, будучи людьми, они незаслуженно получали поклонение, не многим меньшее, чем предыдущие папы. Сами по себе они были совершенно незначительны. Великим было только их положение и предназначение, именно оно и заслуживало почтения и поклонения.
Тот, кто понимал свою высокую миссию, не мог быть скромен, а тот, кто не осознавал ее, являлся всего лишь смертной оболочкой бессмертной идеи, страдающей непростительным самомнением. Какая претенциозность! Все это следует поменять.
Папы, правившие в периоде 1870 по 1929 год, то есть между тем годом, когда Папская область прекратила свое существование[30], и подписанием Латеранских соглашений[31] с Бенито Муссолини, называли себя «ватиканскими узниками». Ни один католик за пределами Леонинской стены[32] никогда своими глазами не видел римского понтифика. Однако это отнюдь не повредило их авторитету. Напротив, этих людей почитали и уважали гораздо больше, чем современных пап, которые стремятся пожать каждую руку, протянутую им навстречу, и фотографируются во время государственных визитов в дурацких старинных колпаках[33]. Нет, Пий XIII не будет римским папой, доступным для всех желающих.
Некоторое время он еще предавался блаженным мечтам, а потом вылез из ванны, закутался в великолепный халат с вышитой на нагрудном кармане золотой монограммой и почистил зубы. «Последняя беззаботная ночь», — подумал он со сладким ужасом. С завтрашнего дня и навсегда он станет личностью мирового значения.
По пути к постели он заметил на полу светлое пятно, которое, однако, не смог четко разглядеть без очков. Он шагнул ближе и увидел конверт большого формата. Он с кряхтением наклонился, проклиная про себя организаторов конклава, которые не потрудились оставить письмо где-нибудь при входе, а просто просунули под дверь. Эти молодые люди явно не имели представления о тех адских муках, которые человеку его возраста причиняет больная спина. Он ухватил конверт и осторожно выпрямился. В верхнем левом углу кто-то вывел черной шариковой ручкой большими буквами: «Кардиналу Вилларини», а чуть ниже, от края и до края: «Riservatissima» — строго конфиденциально. Он сел на край кровати и вскрыл конверт. Наверняка в нем хорошие вести. Он чувствовал это совершенно определенно. Возможно даже, что внутри вложено описание церемонии, которая должна будет состояться после выборов римского папы. «Очень благоразумно», — подумал он с одобрением; сейчас он все прочитает и запомнит, чтобы завтра не допустить никакой оплошности. Стараясь побороть нетерпение, он спокойно вытащил из конверта синюю папку и открыл ее, чтобы ознакомиться с письмом без всякой суеты. Надпись на титульном листе заставила его недовольно нахмуриться, она состояла из одного слова, напечатанного в центре страницы: «Отклонить».
Нетерпеливо отложив листок в сторону, он принялся изучать содержимое папки. Перед ним лежали фотографии. Все большого размера, глянцевые и цветные. Отвратительные и непристойные. Что же это такое? Этого не могло произойти с ним именно сейчас! Откуда взялись эти снимки? Все, что на них изображено, — неправда. Все было не так. Да, за ним был грех, он проявил слабость, но он же лишь однажды проявил слабость. Конечно, безбрачие для священников считалось непреложным требованием католической церкви, но, когда ему было уже за семьдесят, Бог позволил этой прекрасной молодой женщине войти в его жизнь и искренне полюбить его… А он полюбил ее. Как бы такое могло случиться, если бы не Божье соизволение? Разве любовь не самая возвышенная и могущественная из всех сил на земле? Что же в этом неправедного? Все продолжалось каких-то полгода, а потом Мелинда неожиданно получила известие о том, что ее мать тяжело заболела. После этого она бросила изучение теологии в Риме и с тяжелым сердцем возвратилась в Сан-Паулу. Но не проходило и дня, чтобы он не думал о ней. Это было самое прекрасное время в его жизни. Счастливое и чистое.
