Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов
– И Ивана Таранда. Он хорошо работает с людьми. И… и Игоря. Потому что плохо работает с женщинами, но хорошо с ними говорит.
«Хотя бы пригляжу за идиотом. Да и то сказать, женщины перед ним и правда млеют».
Полковник, словно подслушав мысли, бросил на него быстрый взгляд.
– Медсестра тут заносила рапорт, у Игоря отчего-то синячище на ребрах. К чему бы?
– Не могу знать, товарищ полковник! Наверное, на перила налетел, торопился.
– Ну-ну. Ладно, свободен.
Дмитрий отдал честь, повернулся, пошел, и когда он был уже в дверях, Дед ему сказал:
– Ольгу-то побереги.
«Чего?! Всего-то на свидание позвал!»
– Простите?
– Хорошая девочка, говорю, – терпеливо повторил полковник. – И эксперт годный. Не испорти.
«Чего?!»
– Да я ничего и не… Давид Михайлович, а вы знаете, почему она перебралась из Москвы сюда?
– Знаю.
Дмитрий подождал, но продолжения разговора не последовало. Оставалось только откозырять и пойти наконец домой.
«Секретчики хреновы. Ладно. Как там было? «Вы же следователь?»
III. Свидание
Каждый во Владивостоке знал – если хочешь поближе познакомиться с девушкой, то веди ее на Токаревский маяк. Там, на краю земли, на пронизывающем до костей ветре, когда она озябнет и устанет, всегда можно накинуть свою куртку на хрупкие плечи. И приобнять. Циничный, всем известный расчет.
Владивостокские девушки специально одевались на такую прогулку полегче – чтобы дать повод накинуть на ее плечи пиджак. А парни, напротив, утеплялись, доставали из шкафов лучшие пиджаки и плащи. Некоторые, особенно предусмотрительные и мерзлявые, надевали сразу две куртки. Дмитрий из шкафа мог добыть разве что китель, ветровку и намедни купленную джинсовку. Ее и накинул. Подумав, потратил еще пять минут на то, чтобы наполнить походный термос горячим чаем.
Узнать, где живет Ольга, было несложно. Нужно было лишь зайти в отдел кадров, побалагурить с суровой кадровичкой Светланой Федоровной, подарить ей шоколадку – и адрес Ольги был написан на клочке бумаги. Как ожидалось, Олюшка жила в ведомственной общаге на Борисенко. Тащиться через весь город по знаменитым владивостокским пробкам Дмитрию не хотелось. Но ведь сам пригласил!
По пути долго думал, что подарить такой странно-замечательной девушке, и не нашел ничего лучше, чем заехать в антикварную лавку. Там за сумасшедшие деньги приобрел шаль. Красивую, черную, вышитую алыми розами. Продавец уверял, будто она принадлежала купцу второй гильдии Александру Александровичу Иванову, который в 1894–1897 годах держал на Светланской гостиницу «Тихий океан», но Дмитрий понимал – шаль соткали где-то в Оренбурге. Впрочем, вместе с коробкой «Птичьего молока», какое мог делать только «Приморский кондитер», шаль вполне годилась для того, чтобы произвести впечатление на Ольгу и не выглядеть приставучим типом, заманившим на маяк, чтобы полапать.
Ольгу ему доводилось видеть разной. Серьезным экспертом, выверяющим дозы реактивов или сосредоточенно снимающим отпечатки. Бледной и испуганной, тихой – там, на пляже. Сердитой, когда доводилось ругать оперов за то, что натоптали где не надо, и поди теперь сними слепок с этой размазни. Видел он ее игривой, с сухим точным чувством юмора, напоминавшим о преподавателях в универе. Раз застал на верхних этажах управления, где она молча смотрела вдаль, на море, и вокруг была тишина, словно голоса оперов и шаги не смели к ней приблизиться.
Сейчас Оля выпорхнула из дверей общаги, как лето, решившее заглянуть во Владивосток на неделю раньше. В легком желтом платье, с распущенными волосами и облупленным от непривычного солнца носом, она походила на девчонку, удравшую с уроков.
Улыбнулась через плечо комендантше, помнящей еще Сталина, запрыгнула на переднее сиденье автомобиля, благодарно коснулась щеки холодными губами, принимая конфеты, и величественно махнула рукой вперед, явно подражая вождю революции.
– Поехали!
И Дмитрий поехал. По дороге, впервые в жизни благодарный знаменитым владивостокским пробкам, рассказывал про все вокруг, самое разное, вперемешку и вразнобой.
Про привидение, живущее отчего-то во-он в том универмаге, отчего там ни один уборщик не задерживается дольше недели, обязательно спивается.
Про вон ту «Волгу», принадлежавшую Вове Буераку, знаменитому грабителю, у которого Дед в незапамятные времена выиграл в карты обещание жить честно.
Про сокровища Колчака, которые наверняка закопаны где-то здесь, но все не находятся, а чертовы копатели позапрошлой зимой обрушили фундамент любимого кафе председателя, когда там сидела жена председателя, возможно в норках председателя.
Про вечные сопки, от которых у Ивана, выросшего в «плоской» Эстонии, поначалу вечно кружилась голова.
Про банду Яшки-цыгана, обносившую свадьбы и празднества в шестидесятые, пока не довелось сдуру нарваться на роту морских пехотинцев, отмечавших уход любимого капитана на пенсию.
Говорил про все, что мог вспомнить или придумать, словно дарил город этой девчонке, смотревшей в окно так завороженно, словно она верила каждому слову, вбирала в себя истории, легенды, байки.
На маяке, как и всегда, было ветрено. Соленый морской ветер кружил вокруг каменистой косы, трепал легкое платье девушки, и Ольга немедленно замерзла.
– А эту шаль я добыл на старом рынке. – Дмитрий жестом фокусника вытащил из-за пазухи объемистый ком, бережно набросил на плечи Ольги. – Говорят, она принадлежала жене купца Кунста, который крайне увлекался бабочками. И однажды сгинул в тайге, а верная супруга сбросилась с маяка. С этого. Чай хочешь?
– Хочу.
Дмитрий улыбнулся, добывая из спортивной сумки термос, бутерброды и плед. Ольга, кутаясь в шаль, подошла к невысокому обрыву, глядя на волны, которые бились о крутой берег.
– Скажи, ты бывал за границей?
– Да кто же меня туда пустит? – удивился Дмитрий. Подошел, сунул в руки крышечку с горячим чаем. – С другой стороны, вроде бы и незачем. И тут дел хватает. Да и то сказать, чего я там не видел? А что?
– Не знаю, – Ольга пожала плечами. – Просто иногда так хочется, знаешь, увидеть все. Вообще все. Увидеть, услышать, понять. Все, понимаешь?
Ветер сменил направление, окутал Дмитрия тонким цветочным запахом, и он внезапно, ни к селу ни к городу, вспомнил слова Шабалина о том, что Ольга, вопреки инструкциям, душится даже в лаборатории. Глупость, мелочь, а закатные краски на миг словно потемнели.
«Чертов Шабалин. Ну надо же было его вспомнить».
Глупо, но Ольга не походила на человека, который будет пренебрегать правилами. И главное, было совершенно непонятно, на кого обижаться: на Шабалина, который вот так из прошлого портил свидание всякой ерундой, на Ольгу за то, что оказалась неидеальной – ха, а кто идеален? – или на себя за то, что почему-то вот это дурацкое следование или неследование правилам было важно.
«Получается, на себя. И на чертова Шабалина!»
Он шагнул ближе, касаясь плеча Ольги своим. С удовольствием заметил, что разница в росте не так и велика. Не придется далеко наклоняться, чтобы поцеловать.
«Тьфу ты, вот мысли лезут… Хотя каким еще лезть на свидании?»
– Наверное, не очень понимаю, – мягко сказал он. – Хотя следователю такое говорить не к лицу, и я буду все отрицать! Но хочу понять. Орден Сатаны – он там же, да? В желании узнать все?
Секунду он боялся, что все испортил, что Ольга не ответит, а то и вовсе потребует отвезти домой. Или до ближайшей остановки. Но она, помедлив, ответила.
– Наверное. Меня тогда… я напросилась в группу, которая по ним работала, и меня взяли.
«Ничего себе. Значит, все-таки лапа».
Желание уточнить было почти непреодолимым, но Дмитрий сдержался. Промолчал. И по взгляду, брошенному Ольгой, понял, что прошел пусть маленькое, но испытание.
– Оттуда я столько и знаю. Видишь, все просто. Но до конца дела я там не доработала. Собралась – и махнула на край света. И здесь, на маяке, правда кажется, что ты на самом краю. Шагнешь – и упадешь за край, в пустоту. Здесь можно понимать молчанием, потому что море – это если не все, то многое. Спасибо, что привел меня сюда. Мне нравится.
Помолчав, она толкнула его плечом.
– Ну вот, болтаю, как первокурсница. Слушай, а здесь у вас как, парочки в очередь записываются или кто успел, того и маяк?
– Что? – Дмитрий сперва не понял, о чем она, слишком задумался о том, что осталось недосказанным,
