Стивен Сейлор - Загадка Катилины

— Кто так назвал меня?

— Публий Клавдий. Мне кажется, это тот самый пожилой человек, живущий за рекой. На самом деле он высказал еще пожелание — окунуть вас в воду и протащить вниз по течению, чтобы вы ртом ловили рыбу. — И юноша снова поморщился.

— Ну, это не обидно, — сказал я. — Что еще?

Его товарищ облизал губы и поднял руку, попросив слово.

— Глупое ничтожество без предков, которого только в клетку посадить и отвезти обратно в Рим, — сказал он. — Так говорил Маний Клавдий, человек, который живет к северу от нас.

— Я знаю. Опять же ничего, кроме злобного ворчания.

Тут прыщавый раб что-то проворчал.

— Да? — побудил я его к разговору.

— Самый молодой из них, по имени Гней…

Тот самый владелец горы, не приносящей особых доходов, которому, по мнению Клавдиев, должно было достаться поместье Луция, подумал я.

— Продолжай.

— Он сказал, что у семейства должны найтись кое-какие доверенные лица, которые пришли бы ночью и окропили бы землю кровью.

Это уже не так забавно, хотя, вполне возможно, что тоже пустая болтовня.

— А он предложил что-то конкретное?

— Нет, он просто так и сказал; «Пролить кровь на землю».

— Он сказал это при вас, и вы слышали его слова?

— Мне кажется, он не знал, откуда мы. Наверное, никто не знал, кроме Клавдии. Кроме того, этим вечером было выпито немало вина, и Гней тоже не забывал опустошать свою чашу.

— Но вам, хозяин, следует знать, — сказал другой раб, — что Клавдия встала на вашу защиту. Она отвечала на каждое оскорбление и угрозу и советовала другим не разжигать своей ненависти, ведь дело уже решено в суде и ничего не изменишь.

— И как же родственники приняли ее слова?

— Не слишком тепло, но ей удалось утихомирить их. Ее манеры довольно…

— Грубы, — заключил Конгрион. — Нужно еще помнить, что встреча происходила у нее, и она вела себя как хозяйка. Мне кажется, что Клавдия не позволит в своем доме говорить и делать что вздумается, даже если гости — ее родственники.

Я улыбнулся и кивнул.

— Женщина, с мнением которой следует считаться. Женщина, которая требует уважения к себе. А ее рабы уважают ее?

— Конечно, — кивнул Конгрион. — Хотя…

— Ну? Говори.

Он нахмурил свои пышные брови.

— Мне кажется, они привязаны к ней не так сильно, как некоторые рабы к хорошим хозяевам. Она довольно требовательна, как я понял на собственном опыте. Ничто не должно пропасть зря, никаких отходов! Все в животном должно быть использовано — и мясо, и молоко, и труд; каждое зернышко нужно поднимать с пола. Некоторые из старых рабов ворчат, что они сгорбились не от старости, а от ее требований.

— Уже то, что они дожили до этой самой старости, говорит о ее доброжелательности, — сказал я, думая о поместьях, где к рабам относятся хуже, чем к домашним животным. После смерти их кожа не имеет никакой цены, в отличие от кожи быка, например, и большинство хозяев не скупятся на побои; мясо рабов в пищу не годится, поэтому их можно почти не кормить. Даже старый мудрый Катон не слишком был озабочен судьбой рабов; он советовал отбирать из них самых здоровых, а больных и старых не кормить и избавиться от них поскорее.

Разузнав все, я отпустил рабов, но когда Конгрион выходил в дверь (он, как я заметил, был вынужден повернуться боком, чтобы протиснуться сквозь узкий дверной проем), я окликнул его.

— Да, хозяин?

— Клавдии в основном собирались, чтобы решить вопрос о предстоящих выборах, насколько я понимаю.

— Да, хозяин, мне тоже так показалось, хотя они обсуждали и более насущные вопросы.

— Такие, например, как незваный сосед и как с ним поступить, — сказал я угрюмо. — Ты что-нибудь услышал насчет того, как Клавдии собираются голосовать?

— В этом вопросе они проявили единодушие. Они будут поддерживать Силана, хотя и не очень уважают его. «Кто угодно, только не Катилина», — слышал я много раз. Даже рабы подхватили эту фразу.

— Понятно. «Кто угодно, только не Катилина». Ты можешь идти, Конгрион. Вифания хочет посоветоваться с тобой по поводу сегодняшнего ужина.

После того как он вышел, я стиснул пальцы и некоторое время смотрел в стену, погруженный в глубокие раздумья.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В течение нескольких последующих дней я отбросил все мысли о политике, о Риме и об окружающем нас большом мире. Мне даже удалось прогнать мысли о Клавдиях. Из города больше никто не приезжал; никто не выкрикивал оскорбления с того берега реки. Горожан занимали предстоящие выборы, а мои соседи, как и я, были поглощены думами о сенокосе. Солнце ярко светило и согревало землю; рабы, казалось, были довольны своей работой; скот дремал в загонах. Метон и Диана помирились, по крайней мере, на время. В Вифании пробудились материнские чувства, и она гуляла с детьми по холму и рвала с ними цветы. В свободные минуты я забавлялся тем, что обдумывал план водяной мельницы, которую собирался построить Луций Клавдий.

Ночи были очень теплыми, но приятными. Спать я ложился рано; мы с Вифанией три ночи подряд занимались любовью. (Появление такого молодого красавца, как Марк Целий, произвело, вероятно, свое действие, но я не задумывался об этом и не был против). Спал я спокойным и глубоким сном. Казалось, что на мое поместье в Этрурии опустился мир и покой, невзирая на то, что творилось вокруг. Так часто боги обманывают нас, устраивая небольшое затишье перед бурей.

Дела пошли плохо с середины месяца, в июньские иды. Рано утром ко мне в библиотеку прибежал раб и сообщил, что Арат хочет немедленно поговорить со мной и ждет меня на поле. По его встревоженному виду я догадался, что меня ждут неприятности.

Я последовал за ним к полю, располагавшемуся на севере, возле стены, отделявшей нас от владений Мария Клавдия. Поле это было самым дальним, и рабы принялись за него в последнюю очередь. Траву скосили всю, но связали только несколько снопов. Рабы праздно стояли поодаль и заволновались при моем появлении. Навстречу мне шагнул мрачный Арат.

— Я хотел, чтобы вы сами посмотрели, — сказал он. — Чтобы потом между нами не было непонимания.

— Что мне надо посмотреть самому?

Он указал на сноп сухой травы. Его челюсти сжались, и я заметил, как легкая судорога исказила его рот.

— Я ничего не вижу, — сказал я, — кроме того, что остальное сено лежит несвязанным, а эти люди слоняются без дела.

— Присмотритесь повнимательней, хозяин, — сказал Арат, наклоняясь над связкой сена и показывая мне, что я тоже должен наклониться.

Я присел на корточки и всмотрелся в скошенную траву. У меня уже не такое острое зрение, как когда-то. Вначале я не заметил серой пыли, которая, словно легкий слой сажи, покрывала сено. Потом, попривыкнув, я заметил такие пятна по всему снопу.

— Что это, Арат?

— Это болезнь, под названием «сенной пепел». Она появляется приблизительно раз в семь лет. Это становится заметно, только когда скосят траву, а иногда даже гораздо позже, когда зимой обнаруживается, что все сено сгнило.

— Что это за болезнь?

— Сено становится несъедобным. Скотина и не притронется к нему, а если и съест, то заболеет.

— И как велик наш ущерб?

— По меньшей мере, вся трава на этом поле, несомненно, заражена.

— Даже если на ее листьях не видно пятен? — спросил я, посмотрев на свежескошенное сено и не увидев признаков болезни.

— Они появятся через день или два. Вот почему о болезни часто узнают только зимой. Сено почти уже убрано, когда появляется болезнь. Она разрушает травы изнутри.

— Коварная штука, — сказал я. — Внутренний враг. А с другими полями? Что с сеном, которое уже сложили?

Арат выглядел очень мрачным.

Я послал одного из рабов посмотреть уже готовый стог, собранный возле дома.

И он протянул мне траву, покрытую теми же пятнами.

Я заскрежетал зубами.

— Другими словами, Арат, ты говоришь мне, что все сено испорчено. Весь урожай, что должен помочь нам перезимовать! Я полагаю, что эта пропасть не вызвана тем, что ты затягивал сбор сена?

— Она и раньше здесь была, только незаметно. Между временем сенокоса и появлением болезни нет никакой связи…

— Я не уверен, что доверяю тебе, Арат.

Он ничего не сказал, только поглядывал куда-то вдаль и сжимал челюсти.

— А можно спасти хотя бы часть сена? — спросил я.

— Возможно. Мы постараемся отделить хорошее сено и сжечь плохое, хотя болезнь до поры может оставаться незаметной.

— Тогда делай, что в твоих силах! Я передаю это на твое усмотрение, Арат!

Я повернулся и оставил его стоять среди остальных рабов, в то время как я сам шел по скошенному полю, стараясь не подсчитывать в уме, сколько времени и труда я потерял впустую, собирая сено, которое оставалось только сжечь.