Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале
– Почему бы и нет? – пожал я плечами. – Вдруг удастся узнать, наконец, что-нибудь об Александровой!
И мы вошли под темные своды небольшой христианской церквушки без алтаря.
– Что это? – остолбенел я.
На небольшой бесстолпной пристройке, правее северного фасада, на катафалке стоял деревянный гроб, прикрытый траурным покрывалом. Прибитая к нему гербовая доска была закрыта крепом, так что я не смог прочесть имени покойника или покойницы.
Над гробом рыдала немолодая женщина в черном роброне. Подчиняясь какому-то необъяснимому порыву я приподнял траурное покрывало. Передо мною лежала покойница прекрасная, как сама жизнь, которую она не так давно потеряла. Я невольно схватился за сердце, почувствовал острую боль у себя в груди и отвернулся, чтобы скрыть свои слезы. Но я возблагодарил Господа за то, что не мне пришлось воспользоваться тем самым le pis-aller,[5] о котором я накануне говорил своему Кинрю!
III
Можете ли вы вообразить себе тот шок, что я испытал, когда увидел в гробу прекрасные черты предавшей меня возлюбленной?! Смесь тех противоречивых чувств, палитра которых включала в себя все оттенки любви, отчаяния, ненависти и ярости?! Где-то в глубине души я желал ее смерти, и в то же время в это мгновение мне неожиданно стало ясно, что я, не задумываясь, отдал бы свою жизнь тому, кто сумел бы ее воскресить!
– Что с вами, Яков Андреевич? – шепнул мне японец. От его внимательных глаз мое жуткое состояние ускользнуть не могло. Меня трясло, будто в лихорадке. – Вы побледнели, как полотно! – Кинрю поддержал меня, чтобы я не упал. Я пошатнулся у самого гроба.
– Смотри! – я кивнул на гроб. – Ольга! Ольга Александрова! Ты узнаешь ее?
Мой ангел-хранитель бросил взгляд на фигуру в гробу.
– Видно, судьба сама распорядилась за нас, – отозвался он. – Не стоит переживать ее гибель настолько остро. Этого следовало ожидать, учитывая ее склонность ко всякого рода сомнительным авантюрам…
– Пожалуй, ты прав, – проговорил я со вздохом.
– Вы знали Ольгу? – ко мне обратилась женщина в черном платье из хрустящей тафты. Та самая, что рыдала над гробом. Но сейчас она, кажется, взяла себя в руки, и поток ее слез временно прекратился.
– Да, приходилось, – я согласно кивнул.
Мне показалось, что эта женщина чем-то похожа на Марью Антоновну. Я только сейчас рассмотрел ее изуродованное горем лицо. Неужели какая-то дальняя родственница?! Я не верил в свою удачу…
– Так вы из России, – улыбнулась женщина, утирая платком снова набежавшие слезы. – Бедная Оленька! Я не понимаю, как с ней могло приключиться такое… Теперь даже имя ее будет запятнано, в дело вмешаются полицейские и… Господи! – запричитала она. – Что же я скажу ее матери?!
– Марье Антоновне? – осведомился я.
– Так вам известно происхождение Ольги?! Кто вы такой?! – Она смотрела на меня огромными немигающими глазами, такими же зелеными, как у покойницы.
– Мы не могли бы переговорить с вами в более подходящем месте? – поинтересовался я, не сводя глаз с ее заплаканного лица. Я снова прикрыл гроб скорбным покровом с венком.
– Как изволите, – женщина в черном пожала плечами.
* * *Спустя некоторое время, я уже находился в малой гостиной Дарьи Михайловны д'Сансе, в девичестве Нарышкиной, двоюродной племянницы Марьи Антоновны по линии батюшки.
– Вот горе-то, – причитала она. – Но вы так и не объяснились, Яков Андреевич. Что связывало вас с Оленькой? Что привело вас в Кале?
Гостиная Дарьи Михайловны была обставлена с удивительным изыском и роскошью. Зеркала, позолота, красное дерево…
– Почему вы молчите, Яков Андреевич? – настойчиво поинтересовалась она. – И что это с вами за человек? – прошептала Дарья Михайловна, кивнув в сторону Кинрю, который рассматривал французский пейзаж из окна. Я успел ей представиться еще по дороге из церкви.
– Я здесь по поручению известной вам родственницы, – не стал я скрывать от нее части правды. – Я полагаю вы понимаете, Дарья Михайловна, кого я имею в виду?
– Ах, вот оно как, – Дарья Михайловна прикусила губу и с тяжелым вздохом опустилась в глубокое кресло. – Понимаю… Мария Антоновна мне писала…
– Писала?! – воскликнул я в искреннем изумлением. – Да как же такое возможно? О чем же?!
– О том, что в Кале прибудет человек с поручением, – ответила хозяйка роскошной гостиной.
– Так почему же она сразу не сказала, что мне ее следовало у вас искать?! – невольно вырвалось у меня.
– Так откуда же Машенька могла знать, что Оленька у меня появится! Верно, думала – не осмелится! Ведь сбежала Ольга любовником! Невенчанная… – Дарья Михайловна всхлипнула. – Уж, я ее увещевала, увещевала!
Тогда я спросил:
– А имени его вы случайно не знаете?
– Да если бы я знала имя этого подлеца!.. – Лицо Дарьи Михайловны сделалось пунцовым. Она сглотнула ком в горле и даже на какое-то мгновение перестала рыдать. – Да если б я знала…
– Она, то есть графиня Ольга о нем в разговоре никогда не упоминала? – осведомился я. – Может, хотя бы мельком?
– Нет, – уверенно заявила Дарья Михайловна. – Ольга молчуньей была. Слова лишнего никогда не промолвила!
Вот уж эта черта Ольгиного характера, действительно, стала для меня настоящим открытием. Хотя… Я ведь так мало знал эту женщину! Привычки, склонности, натура Ольги Александровой так и остались для меня тайнами за семью печатями. Да я и видел-то ее от силы раз пять за всю свою жизнь! Впрочем, если графиня играла в политику, вряд ли она стала бы размениваться на светскую болтовню.
– Как она умерла? – спросил я дрогнувшим голосом. Этот вопрос волновал меня больше всего. Я буквально мучился им. Мне казалось, что Ольга невыносимо страдала. – Почему вы упомянули в разговоре полицию? Ее убили?!
– Нет! Что вы, что вы! Бог с вами! Откуда такие мысли? – Дарья Михайловна не на шутку перепугалась. Хотя мне показалось, что она и сама думала о том же, но боялась высказать все свои мысли вслух. – Это – несчастный случай. Трагическая случайность! Провидение!
– Ну, так как же это случилось? – воскликнул я, не в силах скрыть своего волнения.
Мне казалось вполне логичным, что Ольгу могли устранить, так как ей было слишком много известно. Она выполнила свою миссию: выкрала у меня письмо, так что от нее вполне могли было избавиться. Я не понимал одного, зачем она отважилась на такой шаг? Что толкнуло Ольгу на этот безрассудный поступок?
– Яков Андреевич, не смотрите так на меня! – взмолилась Нарышкина. – Вы изводите несчастную вдову своими вопросами! Я и так в не себя от горя! А вы ведете себя так, будто в чем-то меня подозреваете… – Дарья Михайловна поднесла к носу флакон с нюхательной солью.
Я опустил глаза, которыми, действительно прожигал насквозь бедную женщину. Но я же не мог ей объяснить, что за мысли терзают меня. Даже шторм в заливе Па-де Кале не произвел на меня такого гнетущего впечатления, как гибель графини. Все-таки десница божья настигла ее…
– Я только хочу знать обстоятельства ее смерти, – промолвил я. – Как вы понимаете, мне придется отчитываться о своей поездке в Кале в Екатерининском дворце перед Марьей Антоновной.
– Да, конечно, я понимаю, – тихо проговорила Дарья Михайловна, смахнув слезу краешком рукава. – Я совсем забыла, что вас послала вслед за Ольгой во Францию ее мать! Так что же вы хотите услышать от меня?!
Мне показалось, что Дарья Михайловна собралась-таки с духом. На продолговатом лице ее читалась решимость, она яростно сжимала маленькие кулачки с хрупкими костяшками тонких, и каких-то неестественно длинных пальцев.
– Все до мельчайших подробностей, – ответил я. – Когда Ольга пришла в ваш дом? Что она вам сказала? Были ли свидетели ее гибели?
– Ну, полноте. Я поняла. А как же… – Дарья Михайловна испуганно покосилась в сторону Золотого дракона, который к этому времени отошел от окна и устроился на оттоманке.
– Вы можете говорить при нем, – улыбнулся я. – Господин Юкио умеет хранить секреты.
Японец молча кивнул в ответ. Он очень внимательно прислушивался к нашему разговору.
– Ну, что же, – нерешительно проговорила Дарья Михайловна, – видимо, вам виднее! Я слышала о буре в заливе, – начала она свой рассказ. – Повсюду говорили о затонувшем фрегате «Стрела», прибывшим из России. У меня еще тогда сердце дрогнуло, я предчувствовала беду! Мне было так страшно! Я предполагала, что на судне могла быть Ольга, ведь я к тому времени уже получила письмо от Марии Антоновны. Она предупреждала меня… У нее появились подозрения относительно дочерних намерений еще задолго до Ольгиного побега!
– Так что же она его не предотвратила? – осведомился я, разглядывая стены, затянутые нежно-розовым шелком. Мне было как-то неловко разговаривать с этой женщиной.
– О! – Воскликнула Дарья Михайловна. – Вы не знали Ольгиного характера! Она знать не хотела мать! Сами понимаете, эти страсти с ее рождением! Оля мучительно переживала правду! Тот факт, что родители уготовили ей блестящее будущее нисколько не умолял их вины в ее ослепленных обидой глазах! Иногда мне казалось, что Ольга их ненавидела…
