Алан Гордон - Шут и император

— Я не дам тебе повода для недовольства, уважаемый. Трактирщики — мои лучшие друзья в этом мире.

— Дружить со мной, шут, вовсе не обязательно. Просто плати вперед, и мы будем хорошо ладить.

Я зажег свечу и повел Клавдия наверх.

Хорошей нашу комнату мог бы назвать только тот, кому приходилось ночевать на помойках. В углу валялась куча заплесневелой соломы, прикрытая изодранной простыней, и у меня возникло четкое ощущение, что мы будем не единственными существами, разделяющими это ложе сегодня ночью. Виола сложила наши сумки как можно дальше от этого лежбища, хотя, учитывая размеры комнатенки, ей удалось отойти от него шага на три, не больше.

— А не лучше ли нам вернуться в леса? — спросила она.

Приложив палец к губам, я подошел к дверному проему. На самом деле никакой двери там не было, просто с притолоки свисала очередная тряпка, создавая видимость уединения. Достав кусок веревки, я натянул его перед входом примерно на высоте локтя от пола.

— Не выходи из образа, — шепнул я. — Ты хочешь первой дежурить или второй?

— Пожалуй, первой, — сказала она, с явным отвращением посмотрев на убогое ложе.

Я растянулся на соломе. Виола подошла, стянула с меня башмаки и присела рядом, чтобы я тоже помог ей с обувью. Вытащив одеяло из дорожной скатки, она завернулась в него и устроилась в уголке у входа.

— Ты наплел Симону о долгах, чтобы объяснить, зачем ищешь Тиберия, — прошептала она, когда я задул свечу. — Мне это так нравится. Вот уж не думала, что полюблю такого искусного враля.

— Благодарю за комплимент, миледи.

— Долго ли мы собираемся торчать в этом милом заведении?

— По крайней мере, первые несколько ночей.

В лучах пробивавшегося через окно лунного света я заметил, как блеснули в углу ее глаза, словно у ночного грызуна, лелеющего на мой счет какие-то темные планы.

— Ты понимаешь, естественно, что если я останусь в мужском платье, то нам придется воздерживаться от супружеских отношений.

— А я-то думал, что ты устала с дороги.

Виола издала отрывистый тихий смешок, к счастью, по-прежнему тенорком Клавдия. Я закрыл глаза.

У меня чуткий сон, отчасти от природы, отчасти по воспитанию. Достаточно легкого шороха, чтобы я вскочил с постели с ножом в руке, даже еще не совсем проснувшись. Когда глаза мои наконец освоились в темноте, я увидел, что Клавдий с обнаженным мечом восседает на каком-то извивающемся существе.

— Что у нас тут случилось, приятель? — спросил я.

— Жирная крыса, хозяин, — ответила она. — Настоящий паразит.

— Разве это не моя комната? — запротестовало таинственное существо.

Я поправил занавес на дверном проеме и зажег свечу. На полу корчился Азан, один из парней, сидевших с нами за столом. Одет он был во все черное, а лицо вымазал сажей.

— Разве мать не учила тебя в детстве, что надо умываться перед сном? — спросил я его.

Он буркнул что-то нелицеприятное в адрес моей матери. Я предпочел пропустить его слова мимо ушей и, встав на колени рядом с ним, приставил нож к его горлу. Он перестал дергаться.

— Слабоватое оправдание для ночного ограбления, — сказал я.

— Нельзя обвинить человека за попытку, — огрызнулся он.

— Еще как можно! Ладно, честно говоря, я предпочел бы перерезать тебе глотку, и дело с концом, но после такого несчастного случая пришлось бы сразу убираться отсюда, а ведь я уже заплатил за две недели вперед. Так что, пожалуй, лучше сдать тебя властям.

— Но мне показалось, что вам невыгодно связываться с блюстителями порядка, — поспешно вставил Азан.

— А я говорю не о них, — отрывисто сказал я. — Возможно, отец Эсайас заинтересуется этим маленьким приключением. «Петух» ведь под его крылышком, не так ли?

— Откуда ты знаешь? — прошептал он.

Я слегка шлепнул его.

— Ты щенок. Я обчищал карманы, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты думаешь, что мне не знакомы обычаи этого города? Наверное, надо сдать тебя отцу Эсайасу, а уж он сам разберется с тобой.

— Пожалуйста, господин, извините. Меня бес попутал, — залепетал он.

Я вновь пихнул его в бок, и он заткнулся.

— А ты, Клавдий, что скажешь? — спросил я. — Сохраним ему жизнь?

— Не понимаю, какой нам с него прок, — протянул Клавдий. — Даже воровать толком не умеет.

— Нет-нет. Мне не удаются ночные вылазки, но я ловко обчищаю карманы, к тому же знаю здесь все ходы и выходы и могу сыскать для вас все, что угодно, хоть самого черта.

Я поднял руку, и он сразу заткнулся. Тогда я опустил ее.

— А кстати, мне действительно нужно найти кое-кого, — сказал я. — Моего знакомого шута. Его зовут Тиберий.

— Я знаю его, — оживился Азан. — Вот видите? Я могу быть вам полезным!

— Мне хотелось бы узнать, где он сейчас обитает, — продолжил я. — Разыщи его, и тогда ты, возможно, получишь небольшое вознаграждение. Хотя, учитывая твою сегодняшнюю вылазку, наградой тебе будет уже само продолжение твоего жалкого существования, не так ли?

— Так, так. Я принесу вам известие уже завтра до захода солнца.

— Обыщи его да выстави отсюда, — велел я.

Виола прощупала его одежду и, не найдя никакого оружия, разрешила парню подняться, не отводя меча от его груди.

— До завтра, приятель. Ступай, поспи немного, — напутствовал его я. — Кстати, не забудь умыться. Нашему хозяину вряд ли понравится лишняя грязь на его шикарных покрывалах.

Азан тихо выскользнул в коридор. Прислонившись к косяку, я проследил за тем, как он убрался в свою комнату.

— Молодец, — похвалил я Виолу. — Только в следующий раз лучше держи наготове нож. Мечом тут особенно не помашешь.

— Понятно. Но можно ли было ожидать такого в первый же вечер?

— Да уж, нечаянная радость. Ложись-ка да поспи немного. Теперь моя очередь дежурить.

Мы вышли из «Петуха» около полудня — обычное время для шутовских представлений. Я захватил с собой только сумку с реквизитом, оставив в комнате большую часть вещей. Оставил также и меч. Под защитой городских стен можно было позволить себе выглядеть менее воинственно. Однако Виола не захотела расставаться с мечом. Мы сговорились, что сегодня я буду давать представление, а она — следить за публикой.

— Это и весь наш сегодняшний план? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Но первым делом мне надо выступить. Шута, которого не особо волнуют представления, сразу же сочтут шпионом. Выждем немного времени, а уж потом будем выяснять, где обитают мои сотоварищи.

Улочка от нашей гостиницы, полого поднимаясь к югу по склону Ксеролофона, вывела нас к юго-западному ответвлению Месы. Пекарни по обеим сторонам улицы дразнили чудесными ароматами, и мы, не удержавшись, накупили впрок теплого хлеба. Хотя эта широкая центральная улица шла более или менее прямо, изогнутые и кривые боковые улочки сплетались в настоящий лабиринт, где теснились друг к другу каменные и кирпичные дома, а их верхние, выступающие вперед этажи алчно захватывали все жизненное пространство, лишая солнечные лучи возможности пробиться к пешеходам.

А пешеходы толпились повсюду. Константинополь стоит на перекрестке торговых путей мира, и все населяющие землю народы засылают сюда своих представителей на поиски счастья, богатства или славы. Печенеги, турки, русские, аланы и латиняне — все суетились вокруг, лопоча по-гречески с разной степенью умения и с самыми экзотическими акцентами.

Никуда не сворачивая, мы дошли до Месы, главной улицы, в том месте, где она пересекает форум Аркадия. Над нами возвышалась воздвигнутая в честь этого императора колонна высотой более ста футов, сложенная из огромных обтесанных камней. Говорят, что когда-то вершину этого памятника украшало изваяние самого Аркадия, но землетрясение давно сбросило его с пьедестала.

Подобные памятные колонны попадались едва ли не на каждом углу: многочисленные императоры и императрицы стремились увековечить себя в памяти потомков. Когда же то или иное стихийное бедствие низвергало статую известной персоны, то многочисленные прорицатели, процветавшие в эти суеверные времена, тут же начинали выдвигать по этому поводу самые разные предсказания. А циничные граждане развлекались, заключая пари по поводу того, какая из статуй развалится в следующий раз.

По площади проходил какой-то вооруженный отряд, грудь воинов защищали доспехи почти цилиндрической формы, на плечах небрежно лежали увесистые секиры с одним лезвием. На их знамени был изображен извергающий пламя дракон на голубом поле. Проходя мимо, мы услышали беспечную болтовню нескольких солдат.

— Они говорили по-английски, — удивленно воскликнула Виола.

— Это варяжская гвардия, — пояснил я. — Среди них много англичан. Впервые они появились здесь после норманнского завоевания Англии. С тех пор в Византии обосновалось много северян, особенно после начала движения наших доблестных крестоносцев. Гвардейцы исключительно преданы императору, по крайней мере до его низвержения. Но свято место пусто не бывает, и их исключительная преданность обычно легко переносится на очередного престолонаследника.