Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова
— Однако горячие у нас денечки! Ежедневно или свежий труп, или очередная загадка.
Так говорил Соколов своей супруге, поджидая вызванных им сыщиков.
Увы, гений сыска еще не знал, что бурно начинающийся день принесет очередной ошеломляющий сюрприз.
Дом ужасов
Солнце не успело подняться над крышами, как первый посетитель вырос на пороге — начальник охранного отделения Сахаров. Выслушав рассказ приятеля, прижал Соколова к груди:
— Ах, как хорошо! Какой ты герой, я восхищаюсь тобой, Аполлинарий Николаевич. А я вчера допоздна рылся в картотеке, пытался найти: кто на дело ходит в перчатках. Никого! Еще не знают об отпечатках пальцев или не верят в идентификацию. А покуситель, говоришь, того... со страху в порты напустил? Ха-ха!
В коридоре послышались шаги. Это фон Менгден, сухопарый, вышагивал как журавль. За ним извозчик тащил треногу, а Сильвестр — фотокамеру.
Появился и профессор Австрейх. Со слезами на глазах взглянул на сыщика:
— Граф, как я виноват перед вами! Вы можете думать, что я заодно со злодеями: не дозволил в палате держать оружие. Теперь хоть мортиру вкатите — ни слова не возражу!
— Нет, нынче же я отправляюсь восвояси, — проворчал Соколов. — У вас здесь какой-то дом ужасов. Мало того что холодным оружием по ночам казенный инвентарь портят, еще на пол мочатся.
Австрейх замахал руками:
— Категорически протестую: домой нельзя, вам надо еще побыть в клинике.
И ушел.
Загадка
Сильвестр печально покачал головой:
— Кто-то вас точно выслеживает, Аполлинарий Николаевич. Вам надо быть осторожней. Охрану, может, выставить?
— Можно. Но лучше выловить и уничтожить врагов, — вставил Сахаров.
Соколов нетерпеливо спросил:
— Какие новости? Клавку — живую или мертвую — отыскали? У Чукмандина обыск сделали?
Сильвестр с молодым запалом возразил:
— Первое: Клавки нигде нет! Второе: у Чукмандина вчера все перерыли — ив мастерской, и в его комнатушке. Он, знаете, живет прямо в магазине, в мансарде. Владелец Киров ему закуток выделил. Ни-че-го! То есть любопытного ничего.
— В сейф влезли?
— Нет-с, пока ключей найти не можем. Спрятал, лиходей, куда-то.
— Ну, справимся с этим. Вопрос прежний: почему слесарь бежал от меня? Какой тяжкий грех за собой ведал? Ведь начать отстреливаться — не шутка. Эх, видно, что-то я не так делал.
Сахаров умиротворенно заговорил:
— Я, дорогой Аполлинарий Николаевич, тщательно проанализировал твои действия и твердо заявляю: в сложившейся обстановке ты не допустил ни одной ошибки. Кстати, и Кошко в восторге от твоей погони за преступником — звонил, завтра зайдет к тебе.
— Думаю, не успеет, — непонятно сказал Соколов.
Козни врагов
Тем временем фон Менгден закончил фотосъемки, сделал гипсовые оттиски следов ног покусителя — на рыхлой почве под окном они были четкими.
Пришел санитар. Смущаясь своей власти, сказал:
— Прошу прощения, господа. Сейчас врачебный обход. Всем надо уйти.
— Правильно, — вдруг поддержал санитара Соколов. — Это не дело, мешать пациенту болеть. Мари, Буня уехал в Мытищи?
— Думаю, нет! Сегодня он собирается навестить вас, ежели позволите.
* * *Гости вышли во двор. Сыщиков поджидала коляска. Сахаров любезно подставил руку:
— Садитесь, графиня, мы вас... — и он осекся на слове. Из полукруглой арки, ведшей в больничный сад, появился... граф Соколов — с широкой белозубой улыбкой и рукой на перевязи, одетый лишь в больничный халат, который плохо сходился на его груди, широкой, как просторы империи.
— Не пойму, — покачал головой Сахаров. — Ты из окна выпрыгнул?
— Надо жить так, чтобы даже козни врагов шли нам на пользу. Покуситель притащил к окну лестницу, которая прежде стояла у дровяника. Я ей и воспользовался, — веселым голосом сказал Соколов. — Извозчик, гони лошадей! Через площадь, вон мой дом — с вывеской фирмы Эйнем. Переоденусь и приглашаю всех посетить бывшие хоромы новопреставленного Чукмандина. А поскольку он работал по железу, без умельца Буни Бронштейна нам не обойтись. — И со значением произнес: — Не бывает так, чтобы невиновный бегал от полиции, да еще со стрельбой.
— Может, он напугался вашего грозного вида? — наивно предположил Сильвестр.
Сахаров ловко перевел вопрос на шутку:
— Пугаются не только взгляда — мы знаем, как от этого преступники в обморок валились, но уже и голоса Аполлинария Николаевича трепещут. По этой причине санитару приходится за такими пол подтирать.
Все весело рассмеялись.
Сильные ощущения
Не прошло и часа, как сыщики и Буня — специалист «по железу» — подъезжали на двух колясках к магазину Кирова. У входа стояла густая толпа. Приказчик фальцетом кричал:
— Тихо, господа, не прите! Ну никакой возможности от вас нет. Куда ты, малец, бесплатно лезешь? Плати пятачок и смотри, как знаменитый граф Соколов стену головой разворотил. На чем нынче держимся — святым угодникам лишь ведомо. Готовьте, господа любопытствующие, плату: взрослые десять копеек, а с детей — вдвое дешевле.
Те, кто успел заплатить и посмотреть, восторгались:
— Зрелище самое ужасное! Что тебе из пушки пальнули — полстены обвалившись, дом, гляди, того... рухнет. Я уж две очереди отстоял. Завтра опять приду спозаранку.
Два крепких мужика купеческого вида выходили потрясенные:
— Это не человек — Левиафан свирепый! Пойдем, Вась, после такого сотрясения чувств выпьем в полный серьез.
Меднолицый городовой, некогда штурмовавший Плевну, а потом срубивший голову Чукмандину, заметив начальство, заорал:
— Раз-зойдись! Сам граф Соколов пр-рибыли.
Приятная находка
Буня презрительно постучал ногтем по стальной крышке:
— «Арнгейм»? Если это сейф, то я — египетский фараон. Такое могут делать лишь в уездном городе Слуцке. И ставить прилично лишь в бане — прятать мочалки. Такую кассу я брал раз пять. Или десять. Брал у Альфреда Пекгольца в Гайнсберге, у Винницкого в Варшаве, у Людвига Нобеля в Петербурге... Боже мой, где я еще брал? — Буня поскреб пальцем в затылке. — Что обо мне вы теперь подумали? Подумали, что я хвастаю. И вы не знаете, что с годами голова делается как мочевой пузырь: держит, но не все, кое-чего упускает, а это неприятно.
— Буня, работай!
— Я могу из презрения сделать это дамской шпилькой, но у меня нет ни дамы, ни шпильки. Поэтому достану щебенный катер, — и Буня выпростал из-под рубахи всегда висевшую там стальную трехкопеечную пилку. — Посмотрел на Соколова: — Считайте семь раз по сорок! И я подарю вам, Аполлинарий Николаевич, эту кассу.
Буня засопел возле замка. Вскоре тяжеленная дверца медленно открылась. В сейфе стоял новый фибровый чемоданчик. Буня напрягся, вытащил его, с грохотом опустил на стол:
— Очень тяжелый! Там лежит голд, — и открыл кривым мизинцем замок. Когда откинул крышку, то щеки старого еврея запылали, руки затряслись, а взор стал пламенным, как у юноши, который впервые видит обнаженной свою возлюбленную.
— Боже, такого красивого инструмента даже не было у меня! А моему инструменту завидовали все шниферы Европы. Уверяю вам, с этим чемоданчиком можно не краснеть и красиво работать.
Соколов увидал блестевшие первосортной сталью пилы, большие и малые крючки, набор ключей, уистити — специальные щипцы для захвата ключей в замочной скважине, воск для слепка с замочных скважин, буравы, маленький топорик, острозаточенные гвозди, напильники, клещи — все в отдельных ячейках, все аккуратное.
Буня вздохнул.
— Прогресс далеко ушел вперед меня. С таким инструментом можно взять любой сейф. — Он опять заглянул в стальное нутро шкафа, повертел головой и удивленно присвистнул: — Фьють, тут еще кое-что! Чует сердце, мы с этого будем наслаждаться.
— Что такое?
— Глядите сюда! Это если бы человеку пришили третью ногу, то он и тогда не выглядел бы смешней. Под верхним отделением — вот здесь! — привернут шурупами этот лист металла. — Буня постучал по нему пальцем — раздался глухой звук. — Уверяю вам, что здесь что-то положено. Все умные люди ищут внизу, а если вверху — лень посмотреть. Так что этой хитрости вы теперь знаете. Фертиг!
* * *Когда потайная крышка была снята, оттуда посыпались бумаги, перевязанные бечевкой. Соколов стал рассматривать находку. Это были акции Товарищества нефтяного производства Лианозова сыновей, акции Общества восточно-сибирских чугуноплавильных, железоделательных и механических заводов, еще чьи-то, а еще — колоссальная сумма наличными — двести десять тысяч рублей крупными купюрами.
Сахаров взглянул на номера бумаг, удовлетворенно хмыкнул:
— Это похищенные сокровища Шапиро. Стало быть, Чукмандин причастен к ограблению Сибирского банка.
