Дочь палача и Совет двенадцати - Пётч Оливер
У Барбары челюсть отвисла от изумления. Все складывалось гораздо хуже, чем она ожидала.
– Ну, и что же ты написал им про меня? – спросила она с обидой в голосе. – Большие титьки, черные волосы и острый язык? Какие еще у меня есть достоинства, о которых я не знаю? Широкий круп и добрый галоп, как у лошади?
Лицо у Куизля снова стало мрачным. Он стиснул кулаки.
– Ты посмотришь на этих трех претендентов, хочешь ты этого или нет. Проклятье! Слишком долго я закрывал на это глаза. Если б твоя мать только узнала…
Барбара не дала ему договорить. Красная от досады, она скрылась среди привязанных ящиков. Ей просто необходимо было побыть одной. Однако она быстро поняла, что на плоту – двадцать шагов в длину и семь в ширину – эта задача не из легких. Отовсюду на нее глазели любопытные пассажиры, которые наблюдали за ссорой между отцом и дочерью. Магдалена тоже бросила на нее обеспокоенный взгляд, но она была занята с плачущей Софией. Да и чем бы Магдалена помогла ей? Сестра заверила ее, что вместе они со всем справятся. Но, в сущности, это были лишь пустые слова…
Никто не мог ей помочь, даже Магдалена.
Барбара тихо заплакала, села между ящиками и закрыла глаза.
Шум реки помог ей немного успокоиться и отвлечься. Через некоторое время она вытерла слезы и уставилась на холодную зеленоватую воду. Жизнь продолжалась. Ей уже столько всего довелось пережить и преодолеть… И в этот раз она тоже справится, найдет выход.
В конце концов, она не зря носит имя Куизлей!
* * *Близился вечер, и до Мюнхена оставалось уже совсем немного. За последние пару часов леса́ заметно поредели; все чаще стали попадаться деревенские церквушки, чьи луковичные купола тянулись в безоблачное небо. Когда путешественники миновали старую крепость недалеко от Изара, впереди уже завиднелись внешние стены укреплений.
Симон стоял с сыновьями на носу и смотрел на внушительный городской силуэт. Крепостные рвы, стены и мощные башни отделяли укрытые снегом поля и пашни от статных домов, церквей и колоколен. Прежний курфюрст Максимилиан выстроил эти укрепления ради обороны в Тридцатилетнюю войну. Правда, к нашествию шведов строительство так и не было завершено. Тем не менее, глядя на эти стены, каждый плотник понимал, что перед ним – один из самых прогрессивных и величественных столичных городов в Священной Римской империи.
В центре города виднелись две высокие колокольни – по всей видимости, купола знаменитой церкви Богоматери. Широкий, медлительный Изар протекал всего в сотне шагов к востоку от городских стен, мимо пустующих хмельников, лугов и пойменных лесов. Мимо проплывали каменистые, скудно поросшие острова, и наконец-то плот прошел под длинным мостом. Симон слышал, что этим мостом и было положено начало Мюнхену. Когда-то могучий герцог выстроил его, чтобы взимать плату за переправу с торговцев солью из Райхеналля. Из монастыря и горстки простых домов год за годом разрастался огромный город, известный во всей империи и даже за ее пределами.
Довольный собой, Симон разгладил красный сюртук и ренгравы, которые надел специально для этой поездки. В Мюнхене – он это знал – нужно быть хорошо одетым. Во всяком случае, лучше, чем в Шонгау, этом душном захолустье, ненавистном ему своей узколобостью. В общем-то, в больших городах Симон всегда чувствовал себя лучше, чем в своем родном городишке. Лекарь очень надеялся, что эта встреча палачей пройдет где-нибудь в центре Мюнхена и он сможет погулять по главным улицам, мимо церквей, театра и резиденции курфюрста.
Когда мост остался позади, слева показались пристани и причалы. Они тянулись на сотни шагов вдоль берега, и возле них, привязанные к столбам, уже покачивались плоты и лодки. Поденщики в нищенских одеждах таскали на берег бочки, тюки и ящики, стараясь заработать себе на пропитание. Вокруг царил такой шум, что Симон почти не разбирал слова.
– Пристани, – довольно пробурчал Куизль. – Мы почти на месте.
– Ну а где же соберется этот Совет Двенадцати? – поинтересовался Фронвизер. – В каком-нибудь трактире посреди города или рядом с рыночной площадью? Может, по пути удастся заглянуть в церковь Богоматери. Я слышал, что… Эй, да постойте же!
Не удостоив его ответом, Куизль спрыгнул на берег, поднялся по узким сходням и стал прокладывать себе путь по широкой, запруженной людьми улице. Мимо сновали усталые крестьяне с заплечными корзинами, перекрикивались торговки; пьяные плотогоны на нетвердых ногах шагали из кабака, расположенного недалеко от пристаней. Хотя Сретение Господне знаменовало собой начало отдыха и затишье, на улицах царило оживление.
– Видимо, получили свое жалованье и тут же набрались, – предположила Магдалена. С детьми она едва поспевала за Куизлем. – Давай помедленнее, черт возьми!
– Куда он, собственно, направляется? – спросила Барбара. Она держалась позади всех и за последние несколько часов не проронила ни единого слова. Отрадно было видеть ее чуть менее подавленной, чем прежде. – Выпить пива в ближайшей таверне? А нам ждать его на холоде? От него и такого можно ожидать…
– Хм, вообще-то я думал, Якоб поведет нас к трактиру, где соберутся палачи, – ответил Симон и нахмурился. – Странно только, почему он не свернет к городским воротам.
Действительно, вместо того чтобы направиться к городским воротам, расположенным примерно в сотне шагов, палач двинулся к высокой башне, что возвышалась над мостом через Изар. Перед заходом солнца здесь также царило оживление: через ворота башни одна за другой проезжали в город повозки и кареты. В воздухе стоял запах конского пота, пивного сусла и лошадиного навоза.
– Ради всего святого, может, соизволишь и нам объяснить? – потребовала Магдалена, когда наконец поравнялась с отцом. – Куда ты нас ведешь? Говори, иначе я не сдвинусь с места!
Палач остановился и показал на другой берег, где виднелись нагромождения убогих хижин, покосившихся и построенных без всякого плана – казалось, их небрежно раскидал там какой-нибудь пьяный великан. Между ними высились несколько водяных мельниц, и течение медленно вращало их обледенелые колеса. Над поселением, растянувшимся вдоль берега, нависло темное облако дыма и копоти.
– Вон туда, – проговорил Куизль. – В Ау.
– Боже правый! Выглядит жутковато, – выдохнула Магдалена. – Что это? Деревня для нищих и головорезов?
– Почти угадала, – усмехнулся палач. – А вы всерьез полагали, что дюжину грязных палачей пригласят в мюнхенскую резиденцию, угостят вином и фазанами? В Ау палачам самое место. Там всегда есть чем заняться.
– Чудесно! – вздохнул Симон, распрощавшись с мыслью о вечерней прогулке по городу, и печально оглядел свой новый красный сюртук и ренгравы. – В такой одежде я с тем же успехом могу нацепить на шею табличку с надписью «Можно грабить».
– Да бросьте вы, вам понравится, – добродушно ответил Куизль и зашагал по мосту. – Я уже бывал здесь. Согласен, люди в Ау грубоватые и шумные, но зато искренние.
Словно бы в доказательство его слов, навстречу им прошли два оборванца. Они крепко держались друг за друга и горланили какую-то народную песню, слов которой Симон так и не разобрал. Похоже, эти двое, как и многие плотогоны в порту, не пожелали оставаться трезвыми в этот праздничный день.
Вскоре они поравнялись с первыми строениями Ау. Здесь не было ни стен, ни ворот – только широкая, покрытая мерзлой грязью улица, протянувшаяся вдоль ручья. Между хижинами, по обе стороны улицы, то и дело попадались высокие строения с лестницами по внешней стороне, ведшими к балконам и дверям. Из окон выглядывали престарелые женщины и мужчины с обветренными лицами и с любопытством разглядывали чужаков. Тесные, изогнутые проулки уводили в глубь лабиринта из дощатых домов, задних дворов, мельниц и харчевен. За все время им попалось лишь несколько каменных зданий. Самое крупное стояло чуть в стороне, имело три этажа и множество печных труб.
Уже смеркалось, но Симон насчитал сразу с полдюжины кабаков, из окон которых падал тусклый свет. Изнутри доносился шум буйной пьянки, в одной из харчевен звучала расстроенная скрипка. В следующий миг дверь харчевни распахнулась, и навстречу им вывалился пьяный мужчина. Сил у него хватило, чтобы дойти до ближайшего угла, где его и вырвало.
