Игорь Минутко - Золотая братина: В замкнутом круге
– Здравствуйте, Валентин Иннокентьевич, – сказал по-русски Забродин.
– Из России? – спросил хозяин ресторана, не поднимаясь из кресла.
– Если бы! – вздохнул Глеб Кузьмич, стараясь не смотреть на золотую братину. – Из Перу. А из России… Я оттуда, наверно, тогда же, когда и вы, Валентин Иннокентьевич.
– Значит, одна у нас судьба, – сказал Дунаев. – Изгнанники. Располагайтесь, господа. – Забродин и Анатолий Семенович опустились в кресла, а Владимир остался стоять возле стола, с интересом рассматривая обнаженную женщину на картине. – Чем могу служить?
– Мы хотели бы, – ответил Забродин, – заказать ужин на шесть персон, истинно русский.
– На какой день? – спросил Дунаев.
– На сегодня. На вечер.
– Обычно мы принимаем солидные заказы за сутки. Но… – хозяин ресторана «Емеля» пристально смотрел на Забродина, – для соотечественников… Давайте обсудим меню. Какое у вас торжество?
– Встреча. – Глеб Кузьмич тоже прямо, с улыбкой смотрел на Валентина Иннокентьевича Дунаева. – Встреча людей, которые не виделись с двадцатых годов…
В эти самые минуты министр иностранных дел Боливии закончил знакомство с фотографиями и документами, представленными ему Юрием Петровичем Соболевым.
– Что же, господин посол, – сказал он, – все это подтверждает то, что нам уже известно. Значит, владелец ресторана «Емеля» господин Дунаев.
Молодой секретарь министра с анемичным лицом на мгновение замер над своими бумагами и тут же снова погрузился в их чтение.
– А ведь я, – продолжал министр, – однажды побывал в этом заведении. Уж не помню, по какому поводу. Кухня… Для нас сплошная экзотика. Сейчас… – Он взглянул на часы. – Сейчас я позвоню в полицию. Там все готово. Значит, сразу после трех… Так… Без восьми минут. – Он встал и направился к телефонам. Посол Советского Союза следовал за ним.
– И одно предложение, господин министр, – сказал Юрий Петрович. – Давайте в три часа посмотрим вместе передачу по шестому каналу телевидения.
– Хорошо. Мы перейдем в соседнюю комнату, там тоже есть телевизор. Не стоит мешать моему секретарю – у него срочная работа.
Министр иностранных дел Боливии поднял телефонную трубку.
– …На горячее, господа, – сказал Валентин Иннокентьевич, – я могу предложить вам телячьи отбивные. Или бараний бок с гречневой кашей. Или расстегаи по-волжски. Или сибирские пельмени с уксусом и морошкой. Выбирайте!
– Надо подумать. – Забродин выдержал паузу и посмотрел на наручные часы: было без шести минут три. – Откуда у вас морошка, Валентин Иннокентьевич?
Господин Дунаев довольно усмехнулся:
– Я получаю для кухни все, что мне нужно. Со всего мира… А морошка из Канады.
В это время через бронированные стекла окон все находившиеся в кабинете увидели: на противоположной стороне улицы остановились две легковые машины довольно потрепанного вида, из них, не торопясь, вышли крепкие молодые люди, шесть или семь человек. Они остались стоять у машины, о чем-то переговариваясь. Лицо Валентина Иннокентьевича окаменело, он бросил быстрый взгляд на Владимира, который, стоя возле стола, рядом с Дунаевым, по-прежнему рассматривал обнаженную женщину на картине.
Хозяин ресторана «Емеля» хотел что-то сказать, но в это время зазвонил один из телефонов. Господин Дунаев схватил трубку, прижал к уху.
– Да?
В следующее мгновение его лицо покрылось испариной. Он слушал, что ему говорят по телефону, а левая рука в это время выдвинула ящик стола… Валентин Иннокентьевич медленно положил трубку телефона и, выхватив револьвер из ящика, вскочил. Владимир произвел неуловимое короткое движение рукой – удар ребром ладони по шее господина Дунаева, – и тот мешком рухнул в свое кресло. Владимир спокойно забрал у него револьвер.
– Стары мы с тобой стали, Никита Никитович, – сказал Забродин. – Не та реакция.
Толмачев вскинул голову, стал напряженно всматриваться в седого человека. Что-то безумное было в глазах хозяина ресторана «Емеля».
– Не узнаешь? – тихо, зло спросил Глеб Кузьмич, снимая темные очки. – Время… Не помнишь нашу встречу в Ниде? Не помнишь… А в экспрессе Женева – Берлин, помнишь? И Саида Алмади забыл?… Как ему нож в спину… А замок Вайбер в сорок пятом? Да, не привелось мне с тобой там встретиться. Если бы… А Мартина Сарканиса помнишь? Впрочем, не Мартина… Маркера в замке Вайбер Ганса Фогеля помнишь? Забыл? Ну а Дарью?…
– Вы меня с кем-то путаете… – шепотом перебил Толмачев, и в уголках его рта появилась розовая пена.
– Полно, Толмачев, – уже спокойно сказал Глеб Кузьмич. – Приехали мы, Никита, по твою душу. За тобой. И… и за братиной…
– Не отдам! – Хозяин ресторана сорвался с места, ринулся было к золотой братине, висевшей на стене… но получил второй короткий удар по шее, вернувший его в кресло.
– Ну вот, Никита Никитович Толмачев, – сказал Забродин, – сам себя выдал.
– Еще доказать надо… – прохрипел тот.
Глеб Кузьмич взглянул на часы – было две минуты четвертого. Он сделал знак Анатолию Семеновичу.
– Шестой канал.
Вспыхнул экран телевизора.
Возникла фотография во весь экран: Толмачев в форме обер-лейтенанта войск СС на краю рва, заваленного трупами, в упор стреляет в человека. Лицо Никиты Никитовича исказила гримаса ужаса и бессильной ярости. На него было страшно смотреть.
– У тебя, Толмачев, здесь друзья, – сказал Глеб Кузьмич, – и у нас – друзья.
Он посмотрел в окно на молодых людей возле двух легковых машин. Туда же перевел затравленный, безумный взгляд владелец ресторана и яхт-клуба.
Снимок на экране телевизора отодвинулся в сторону. За круглым столом двое: женщина-метиска («Чем-то она похожа, – успел подумать Забродин, – на эту, изображенную на картине») и респектабельный мужчина европейского вида. Женщина говорила своему собеседнику:
– Военный преступник Никита Толмачев в Германии в рядах войск СС действовал под именем Пауля Кауфмана… – Анатолий Семенович, стоя за спиной Забродина, наклонившись, тихо переводил ему, шепча в ухо, – дослужился до чина обер-лейтенанта, в последние годы гитлеровского режима командовал охраной замка Вайбер, куда по приказу Геринга свозили произведения искусства, награбленные в России. На снимке вы видите массовый расстрел советских военнопленных, которые строили бункер, предназначенный…
– Выключи! Выключи!.. – закричал Толмачев.
– Сейчас эту передачу, Никита, смотрит вся Боливия, – сказал Глеб Кузьмич. – Но… не дрожи так. Еще немного жизни у тебя осталось: судить предателя Родины Толмачева будут не здесь. Судить тебя будут в России.
Из окон кабинета «Валентина Иннокентьевича Дунаева» все находящиеся в комнате увидели: возле ресторана «Емеля» остановилась полицейская машина. Из нее вышли лейтенант, очень решительный на вид, и двое полицейских. Все трое быстро направились к дверям ресторана. В руках лейтенанта поблескивали наручники.
Похищение музейной реликвии
Глава 48
На борту «Сергия Радонежского»
Поезд прибыл точно по расписанию, и у ступенек вагона Мирова встречал Николай Корчной.
– Здравствуйте, Вениамин Георгиевич. Как доехали?
– От Арчила что-нибудь есть?
– Есть. Звонил из Таллина перед вылетом. Сейчас уже летит. – Николай Николаевич взглянул на часы: – Прибытие в восемь тридцать пять. В аэропорт послали машину.
– Слава тебе, Господи! – вырвалось у следователя по особо важным делам.
– Есть еще одна новость. Пришел ответ из Интерпола. Ночью. Ночью же ребята перекинули сюда, для вас с Арчилом. Сейчас в машине прочтете.
– Отлично. Едем на Морской вокзал.
«Интерпол. Париж. Франция.
Ян Капаньский, Ян Казимирович Лохов, Лях, Бешеный. Родился в Польше, в Желязовой Воле.
Родители: мать – русская, дворянка, Мария Никаноровна Благая, родилась в Варшаве, подданная Польши; отец – поляк Казимир Капаньский, ксёндз, во время Второй мировой войны офицер Армии Крайовой, два года в эмиграции в Англии, с 1944 года – в Польше, расстрелян советскими спецслужбами в 1945 году.
Ян Капаньский после гимназии – студент Варшавского университета, филологический факультет, два года, по обмену, студент Московского университета. Кроме польского, владеет русским и английским языками. В1952 году возвращается в Польшу, нанимается матросом на грузовое судно „Адам Мицкевич“. В 1953 году совершил убийство капитана и его помощника, когда „Адам Мицкевич“ стоял в Лиме (Перу), похищает кассу судна и контейнер с ценным грузом (предположительно наркотические вещества). В Польше объявлен в розыск, после обращения польской стороны в Интерпол объявлен во всеевропейский розыск, а после того как следы Яна Капаньского обнаружены в Южной Америке, – в мировой розыск.
Скорее всего, после убийства капитана и его помощника в Европу не возвратился, остался в Южной Америке, и тут в 1953–1954 годах на него выходит полиция ряда южноамериканских стран (Перу, Боливии, Венесуэлы) как на главаря одной из мощных группировок, занимающихся наркобизнесом. Подозревается в ряде убийств, в том числе офицера полиции Перу; становятся известны его клички – Лях, Бешеный.
