Смерть приятелям, или Запоздалая расплата - Игорь Владимирович Москвин
— Непременно, — пообещал Лунащук. — Скажите, как вы познакомились с Власовым?
— Простите меня великодушно, но я не припомню — так давно это было.
— Хорошо, а кто познакомил вас и Николая Ивановича с фон Лидсбергом?
— Меня — Власов. Я как-то пришёл к Николаю, а там находился Карл. Так нас и познакомил хозяин квартиры.
— Когда случилось сие знаменательное событие?
Варламеев наморщил лоб и сжал губы, припоминая, когда Власов представил ему Карла, но так и не вспомнил. Просто отрицательно покачал головой.
— Точно сказать не могу, но года три-четыре тому.
— Карл нуждался в деньгах?
— Как и все молодые люди, — ответил Варламеев. — А почему вы спрашиваете? Николая убили из-за денег? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я говорил, что наследство пойдёт во вред, хотя тогда Власов отшутился, что я, мол, ему завидую.
— Николай Иванович часто помогал Линдсбергу деньгами?
— Простите, но мне он не докладывал. Знаю, что помогал, а какими средствами и как часто… — Варламеев покачал головой. — Вы этим поинтересуйтесь у самого Карла, он вам всё и поведает. Постойте, — Александр Андреевич подался вперёд так, что упёрся грудью в столешницу, — вы что, Карла подозреваете в злодейском умысле? — глаза его широко раскрылись, сделавшись похожими на две рублёвые монеты.
— Нет, — заверил Варламеева Михаил Александрович, — мы никого не подозреваем, как вы выразились, в злодейском умысле, но проверяем всех знакомых, родственников. Это обычная процедура, и поверьте, что в большинстве расследуемых дел причастными к совершённому преступлению оказываются либо родственники, либо кто-то из знакомых. — Заметив, что Александр Андреевич ещё раз дёрнулся всем телом и хотел сказать что-то нелицеприятное, Лунащук его опередил и сделал попытку успокоить: — Все дознания начинаются с таких расспросов. Иногда выплывает что-то такое, чего вы не брали в расчёт, а мы увидели под другим углом.
— Но так же нельзя! — возмутился Варламеев. — Вы своим подозрением…
— Александр Андреевич, каждый из нас занимается своим делом. Вот в ваши архивные дела никто из посторонних не вмешивается?
— Но…
— Вот именно, так позвольте и нам искать преступников своими методами.
Архивариус насупился.
— Если вы ничего нового добавить не можете, то позвольте откланяться, — Лунащук поднялся со стула.
Варламеев что-то пробурчал себе под нос, но Михаил Александрович не расслышал — он уже выходил из маленького кабинета архивариуса.
7
После разговоров с сотрудниками аукционной камеры у Николая Семёновича разболелась голова. Казалось, что кто-то изнутри колотит ногами и давит на глаза.
8
Как ни старался Лунащук отодвинуть неприятную, как он подозревал, встречу, но пришлось узнавать адрес племянника Бруно.
«Проходят годы…» — чиновника для поручений отчего-то охватило философское настроение. Этого самого Бруно он помнил сопливым мальчишкой — а теперь целый подпоручик. Видимо, с залихватскими усами и брезгливым выражением лица. Всё-таки служба в гвардии, хотя и почётна, но добавляет высокомерия офицерам.
После недолгих мытарств и некоторого своего рода унижения Михаил Александрович шёл на встречу, назначенную подпоручику Гринчуку-Лунащуку. Сыскной агент долго ломал голову, куда пригласить служивого родственника. Рестораций поблизости не наблюдалось. Идти в кофейню? Ну, не барышни же они, в самом деле, чтобы пирожными давиться. Портерная? Как-то несолидно… Вот и выбрал довольно уютный трактир «Знаменский», приютившийся на пересечении одноимённой улицы с Митавской. Дом в три этажа с высокими окнами и двумя небольшими балкончиками по фасаду. Но больше всего привлекало то обстоятельство, что в заведении можно было уединиться в отдельном кабинете.
Как ни странно, но Бруно, поглаживая закрученные кверху усы, явился минута в минуту. Чтобы, видимо, не привлекать к своей особе внимания, прибыл на извозчике и в цивильном платье. Его сразу же провели в отдельный кабинет, где на деревянном стуле восседал падишахом Лунащук. Увидев племянника, он поднялся и застыл, не зная, как обращаться к этому возмужавшему молодому человеку, в котором от былого юноши ничего не осталось. Офицерская выправка, высоко поднятая голова — и только глаза оставались неизменными: такими же озорными, как в детские годы.
Бруно подошёл к родственнику и обнял его.
— Здравствуй, дядя! — просто, без всякого пафоса и ёрничанья, произнёс племянник.
Михаил Александрович не ожидал такого приветствия. Горло сдавило так, что он не смог произнести ни звука. Когда садились друг против дружки, смахнул украдкой застлавшую глаза слезу.
— Я не знал, что ты будешь, — хриплым голосом сказал Лунащук, — но заказал кое-что.
— Это не важно, — чистый голос звучал с искренней доброжелательностью, и Бруно не прятал улыбку.
Уединение нарушил половой, поставивший перед сидящими запотевший графин с водкой и рюмки.
Михаил Александрович указал рукой — мол, наливать?
Племянник утвердительно кивнул, продолжая улыбаться.
Не успел Лунащук наполнить рюмки, как перед ними появились, словно бы из воздуха, тарелки с дымящейся стерляжьей ухой, расстегаи, солёные рыжики со сметаной, капуста с тёмно-бордовыми вкраплениями клюквы и кусочками яблок.
— За встречу, — сыскной агент взял на себя обязанность хозяина, исходя из старшинства лет.
— За встречу! — вслед за ним повторил Бруно.
Не сговариваясь, закусили рыжиками.
— Это сколько ж лет мы не виделись? — спросил Лунащук.
— Восемь, — племянник взялся за ложку.
— Надо же, восемь лет, — сокрушённо покачал головой чиновник для поручений. — Как летят годы!
— Ты, дядя, спрашивай. Видимо, не для воспоминаний меня позвал.
— Ты прав, хотя… — Лунащук покачал головой, не решаясь продолжить.
— Если коротко, — Бруно подался чуть вперёд, — мама давно забыла про разногласия, приведшие к той ссоре. Она сокрушается, что общения не стало, но сама опасается сделать первый шаг, чтобы не получить в ответ отказ. Я вижу, и ты тоже?
— Совершенно верно. Эти опасения есть и у меня.
— Так что вы оба тянете. Мама скоро приедет из Крыма, где она с папой, — так непривычно было слышать эти «мама» и «папа» из уст вполне взрослого мужчины, — они каждый год уезжают туда, там климат более подходящий для них, — пояснил офицер.
— Почему не переезжают туда насовсем?
— Я им неоднократно задавал тот же вопрос, но они отмалчиваются. Хотя подозреваю, что не переезжают из-за меня и Кати.
— Извини, как поживает Катенька?
— Ты слышал, что она вышла замуж?
— Откуда?
— Вышла замуж за поручика моего батальона, прошу прощения, ныне штабс-капитана Подгородецкого. Может быть, помнишь его? Он к нам частенько захаживал и всё ждал, когда Катя повзрослеет. Вот и дождался, сейчас у них двое мальчиков — Сергей и Борис. Прости, что я всё о нас да о нас. Как ты сам? Женился, небось, и детей нарожал?
— Увы, одинок, как перст.
— Неужели Ольгу забыть не можешь?
— Не могу, — сквозь зубы ответил Лунащук.
— Прости, я не хотел бередить былую рану.
— Ничего.
Это
