Копьё царя Соломона - Мари Тегюль
Но надо было действовать. Ник велел кучеру ехать во Мцхет, в полицейское управление и дал записку, в которой написал, что надо делать. Он и Аполлинарий остались ждать.
Потрясенные случившимся и еще не пришедшие в себя, Ник и Аполлинарий сели у дороги на валуны. Через некоторое время Ник встал и подошел к убитому. Профессионализм взял верх над страстями.
Еще раз осматривая тело, Ник неожиданно вскрикнул. Аполлинарий вскочил как ужаленный и бросился к Нику.
Растерянный Ник обернулся к нему.
— Взгляните, Аполлинарий! Треугольник абсолютно такой, какой был у Винкельмана…
— И точно такой, какой был у баронета, — подтвердил Аполлинарий.
— Да, но у Винкельмана и, по вашему описанию, у баронета, наколки были красного цвета, а у этого человека она густо черная!
Аполлинарий склонился над телом.
— Да, конечно, как же мы сразу не заметили!
Они стали еще раз осматривать погибшего.
Это был хорошо сложенный мужчина средних лет. И это был, несомненно, европеец. Об этом говорили его темносиние глаза, выцветшие от постоянного пребывания на солнце соломенного цвета волосы, светлая, но сильно загорелая кожа.
— Это или скандинав, или немец, — задумчиво сказал Ник. — Уму непостижимо. Что ему понадобилось в этих краях? Почему вдруг мы стали ему на пути? Я ничего не понимаю. Абсолютно.
— Да, — подтвердил Аполлинарий, — никаких догадок.
Он склонился еще раз над погибшим человеком, ощупал его балахон. Ничего не было. Аполлинарий покачал головой, достал из кармана платок и закрыл ему лицо.
— Надо поискать его кинжал, может быть он прольет свет на причину покушения. Он где-нибудь здесь, на склоне под храмом. Давайте-ка, я пойду, поищу.
И Аполлинарий начал подниматься по круче. Мелкие камешки вылетали у него из под ног, он скользил и хватался за пучки травы. Ник, запрокинув голову, с напряжением наблюдал за ним.
— Будьте осторожны! — крикнул он. — Кинжал может быть отравлен!
— Нашел! — раздался возглас Аполлинария. — Нечто необычайное!
Чтобы не коснуться лезвия, он снял с себя куртку, осторожно обернул в нее кинжал и стал спускаться вниз.
— Вот! — немного запыхавшись, воскликнул он, — смотрите, Ник!
Они оба стали с интересом разглядывать кинжал, лежавший на куртке Аполлинария, совершенно забыв о том, что только что один из них чуть было не стал его жертвой.
Кинжал и вправду был необычен. Ник стал бормотать, склонившись над ним.
— Рукоять из черного дерева… Лезвие не простое… Обоюдоострый, трехгранный клинок… И смотрите, что это за знак на клинке, два зигзага, две молнии! Э, батенька, да ведь это не простой кинжал! Это же ритуальный кинжал друидов! Это «свободы тайный страж, карающий кинжал», и как там дальше?
— «грозя бедой преступной силе, и на заброшенной могиле, горит без надписи кинжал», — не помню точно, но что-то такое, — продолжил Аполлинарий. — Но какое отношение это имеет ко мне?
— К вам или ко мне, пока непонятно.
Мимо медленно проехала арба. Возница, в низко надвинутой на лоб мохнатой папахе, взглянув на странную картину на дороге — двое мужчин европейского вида, судя по одежде, сидят на корточках и рассматривают лежащий на куртке в пыли на дороге кинжал, а рядом — распростертое тело человека с прикрытым лицом. «Какие странные абраги», — подумал возница и стал нахлестывать своих быков так, что несчастные животные, лениво тащившие до сего момента арбу, поскакали по дороге, нелепо подкидывая ноги.
Ник и Аполлинарий не обратили на это никакого внимания, занятые разглядыванием кинжала.
Тут на дороге появились две коляски, в одной из которых сидел мцхетский полицмейстер с двумя полицейскими, а другая была той, на которой приехали Ник и Аполлинарий.
Худощавый полицмейстер почти на ходу соскочил с коляски, отдал честь Аполлинарию и покосился на Ника.
— Это детектив из Петербурга, — сказал Аполлинарий, — посмотрите внимательно, знаете ли вы этого человека?
И он снял платок с лица погибшего.
Полицмейстер внимательно всмотрелся, потом подозвал полицейских, они пошептались и отрицательно замотали головами.
— Нет, — резюмировал полицмейстер, — мы не знаем этого человека. Это, конечно, не из здешних.
— Тогда, — сказал Аполлинарий, — достаньте повозку и отвезите его в Тифлис, в Михайловскую больницу. Я дам записку к доктору Зандукели.
Попрощавшись с полицейскими, Ник и Аполлинарий на своей коляске отправились в Тифлис, захватив с собой кинжал.
Они ехали молча, и только при въезде в Тифлис, у «Белого духана», Аполлинарий вдруг схватил Ника за руку.
— Ник, — тихо сказал он, — я вдруг вспомнил. Ведь одно из стихотворений баронета было как раз с друидическими мотивами!
Глава 8
Дома их ждали новости. Лили успела поговорить с Елизаветой Алексеевной и та сказала, что у ее хороших знакомых в Сололаках часто бывает известный исследователь Мцхет, Натроев, который сейчас как раз работает над историей храма Свети Цховели. Он бывает там по субботам и Елизавета Алексеевна устроит так, чтобы Ник, Аполлинарий и Лили попали в гости в то время, когда там будет Натроев.
— Собственно, и я их хорошо знаю, — сказала Лили. — Сергей Артемьевич преподавал мне математику и астрономию. Он ужасно милый и половина наших гимназисток была влюблена в него и дарила ему на память свои фотографии. У него их собралось, наверное, великое множество! — засмеялась она. — Учился он в Петербурге и ему преподавал Сергей Павлович фон Глазенап, тот самый, с которым в прошлом году вы познакомились в Абастумани, он там читал курс наследнику-цесаревичу… И его супруга, Ольга Михайловна, меня знает, это веселая и приветливая дама. У них две прелестные девочки, восьми и шести лет, Мария и Нина. Я буду рада посетить этот дом! Елизавета Алексеевна подобрала мне ноты, которые она обещала Ольге Михайловне, так что мы можем отправляться к ним хоть сейчас. Живут они на Коджорской улице, в седьмом номере, в собственном доме.
— Ну что ж, если это удобно, давайте отправимся в гости! А вы какого мнения, Аполлинарий?
— Абсолютно согласен. Только пойдем через Эриванскую площадь и захватим там сластей для девочек и французскую бонбоньерку для хозяйки дома.
Лили умчалась прихорашиваться и через полчаса все трое привычным путем поднимались к Эриванской площади, купили на углу Сергиевской в магазине колониальных товаров восточных сладостей и конфет, прошли до Бебутовской и медленно стали подниматься вверх по улице. Чем выше они поднимались, тем круче становилась улица. Там, где начиналась Коджорская, мостовая была вымощена булыжником, улица была уже не столь широкой,
