Брэд Гигли - Год гиен
Десятник нагнулся, чтобы посадить еще один пучок зеленых ростков. К несчастью, он стукнулся задом о каменный край пруда, и нырнул вперед, из-за чего Кеею с головой окатила вода. Девушка уронила горшок на камни двора. Он разбился, рыбки заскользили по плитам, корчась, трепыхаясь и быстро угасая прямо у ног жены Ненри. Уже второй раз за неделю рыбки погибали по вине слуг!
— Меня окружают слабоумные, — сказала Меритра сквозь стиснутые зубы.
Ее заглушил пронзительный вопль Кееи.
— Посмотрите на мое платье! — завизжала она. — Оно пропало!
— Твое платье?! — вскипела Меритра. — А как насчет моих рыбок, маленькая шлюха?! Ты их всех погубила!!!
— Я не виновата, госпожа! Вы же видели, что он сделал!
— Клянусь, ты за них заплатишь. Я вычту их стоимость из твоего жалованья.
— Но вы не можете винить меня в том, что случилось!
Меритра быстро подошла к девушке и сильно ударила ее по лицу. Служанка взвыла еще громче.
— Я не буду за них платить! Не буду! — упрямо кричала Кеея в паузах между пощечинами, решительно мотая головой. Голубые бусины мерцали на солнце, как крылышки жуков.
Госпожа хотела всего лишь оттаскать девушку за волосы — и только-то. Но, потянувшись к ней, почувствовала под пальцами что-то холодное и металлическое. Потом услышала утешительный звук рвущейся плоти.
Кеея внезапно прекратила вопить, тупо уставившись на руку хозяйки, в которой были теперь зажаты смятые голубые бусины. Потом нерешительно прикоснулась к мочке уха и увидела, что пальцы ее залиты кровью. Платье тоже оказалось запачкано красным.
Все соседи услышали пронзительные вопли девушки. Люди бросали свои дела и прислушивались, карабкались на плоские крыши и глядели в чужой двор. Они цокали языками, став свидетелями того, как их соседка Меритра мучает еще одну служанку.
Именно тут ворота распахнулись — их открыл тупоумный слуга Ненри. Кеея резко замолчала и вместе с госпожой уставилась в ту сторону.
Ненри стоял рядом с большим паланкином и моргал, пытаясь понять, что перед ним за сцена. Кровь на плитах двора, плачущая служанка, повсюду трепыхаются рыбки… Что тут могло случиться?
Жена подошла к воротам и развела руками в преувеличенно гостеприимном жесте:
— Да будет благословен тот день, когда мой господин вернулся домой!
Ненри, насторожившийся из-за насмешливого тона жены, попытался заговорить.
— Любовь моя… — начал было он.
Но его перебили обличительные речи, полившиеся из ее уст.
— Итак, ты жив и здоров. Какой же я была дурой, что беспокоилась, не погиб ли ты, не ранен ли разбойниками! Почему ты не мог послать ко мне своего человека с весточкой?
— Он был мне нужен. Мой брат был… И до сих пор… Он очень болен — ты сама видишь.
С этими словами муж повернулся и показал на человека в паланкине. Шерстяное одеяло, укрывавшее Семеркета, едва вздымалось от его дыхания.
— Да я вижу, его доставили четыре носильщика. Ты за ним присматриваешь лучше, чем когда-либо присматривал за мной. И во сколько тебе это обошлось?
— В тридцать медных колец.
— В тридцать? Услышь его, бог воров и странников! Это кресло что, умеет летать?
Меритра бросила обвиняющий взгляд на наемных носильщиков. Те невольно шагнули назад, на улицу.
— Других носилок я не нашел, любовь моя. Я же тебе сказал — он болен. Очень болен.
Женщина сдернула с Семеркета одеяло.
— Ты имеешь в виду — у него похмелье!
Человек в кресле слегка шевельнулся.
Потемневшие веки Семеркета дрогнули, он медленно открыл глаза, и агатовые блики в них слегка замерцали при виде незнакомой обстановки вокруг. Он увидел слишком пышно разукрашенный двор, своего съежившегося брата, перепачканную кровью служанку — и сразу понял, где находится. С легким стоном пришлось снова закрыть глаза, почти не интересуясь нескончаемой обвинительной речью Меритры.
— …Такие деньги выброшены на ветер!
— Моя любовь, пожалуйста… Он же наш гость… Он тебя услышит.
— Гость?!
— Я подумал — правильней будет доставить его сюда, чтобы о нем было легче заботиться.
— Не спросив меня?
— А что еще мне было делать? Он — мой брат.
— А я — твоя жена.
— Ты сама сказала, чтобы я что-нибудь с ним сделал!
— А я говорила, чтобы ты притащил его сюда, в наш дом? Он наверняка снова запьет и всех нас опозорит. Будет вопить ночью, как бешеный бабуин, взывая к этой шлюхе, на которой был женат, так что услышат все!
Поток упреков оборвался внезапным вскриком. Рука Семеркета протянулась с носилок и схватила ее за запястье. Меритра задохнулась от боли, слезы брызнули у нее из глаз.
Семеркет заставил Меритру медленно опуститься на колени, так что ее лицо очутилось напротив его лица. Его голос был тихим и неумолимым:
— Чувствуешь эту руку? Ее силу?
— Отпусти меня, — прошептала она, широко распахнув глаза.
— Еще одно слово о Найе — и я сломаю тебе шею, как тростник.
Женщина уставилась в его черные глаза — и поняла, что это и впрямь человек Сета, сеющий везде, где бы ни появился, хаос, смятение… и насилие. Она не сможет крутить им благодаря своему скверному нраву или переменчивым настроениям, как крутит своим запуганным и уступчивым мужем.
— Говори обо мне все, что хочешь, — продолжал Семеркет все тем же ровным тоном. — Но ни слова — о Найе, поняла?
Меритра кивнула.
Он выпустил ее запястье так внезапно, что она упала и шлепнулась на землю. Меритра перевела взгляд со своего смущенного молчаливого мужа на слуг. Кеея забыла про свое ухо и с раскрытым ртом глазела на госпожу, растянувшуюся на плитах двора. Десятник в пруду пялился на нее из-за тростника.
И тут ото всех соседних домов вдруг грянули приветственные крики. Служанки пронзительно завывали, мужчины одобрительно улюлюкали.
Меритра поднялась на ноги и, не встречаясь ни с кем глазами, быстро направилась к дому. Добравшись до дверей, она пустилась бегом. Во двор донеслись ее приглушенные вопли.
Спустя мгновение Ненри повернулся к брату.
— Тебе не следовало этого делать, Кетти, правда… Она не такая уж плохая женщина.
Семеркет молча закрыл глаза и снова лег, поэтому не увидел легкую улыбку, появившуюся на губах старшего брата.
Прошло несколько дней, прежде чем вино выветрилось из Семеркета настолько, что он мог стоять, не испытывая головокружения. Все это время он спал на тюфяке в кладовой во дворе своего брата. Меритра оставалась в своей комнате, заявляя, что не выйдет, пока этот безумец не уберется из ее дома.
В общем, почти все были счастливы сложившимся положением дел, а слуги шептались между собой, что им хотелось бы, чтобы брат хозяина почаще наведывался к ним в дом.
Но жена Ненри вынуждена была нарушить свое обещание, когда к ним явился господин градоправитель Пасер, желая отдать дань уважения новому чиновнику Канцелярии Расследований и Тайн. Стояло утро, и Пасер появился со своей обычной армией обожающих его горожан. Ненри встретил его у ворот и низко склонился перед начальником, протянув вперед руки. Меритра оставалась на заднем плане, поджав губы от ярости — высокий гость не известил о своем приходе.
— Нет, нет, — запротестовал Пасер, — я пришел только для того, чтобы повидать твоего брата, и через минуту ухожу. Но если у тебя найдется кусок мяса… И какая-нибудь речная дичь тоже оказалась бы кстати. Жареные финики… Если похлопочешь, потому что этим утром я слегка проголодался. Ничего замысловатого, если не возражаешь — пожалуйста, не нарушай своих привычек.
С этими словами Пасер вошел в гостиную, в то время как Ненри, его жена и слуги бегали, готовя легкую закуску для своего почтенного гостя. А тот устроился в самом большом кресле в комнате, и Меритра закусила губу, увидев, как тонкие ножки эбенового дерева протестующе скрипнули под тушей градоправителя. Семеркет, торопливо облачившись в лучшие одежды Ненри, вскоре присоединился к прибывшему.
— Так, так! Наконец-то сюда пришел герой, которого мы все ждем. Семеркет, не так ли?
Тот согнулся, протянув вперед руки на уровне колен. Толстяк Пасер улыбнулся.
— Ненри перед всеми бахвалится твоими талантами. Мы ожидаем от тебя многого в этом плачевном деле.
Семеркет с сомнением уставился на брата. Пасер поймал этот взгляд и засмеялся.
— Это правда. Тебя бы не было здесь сегодня, если бы твой брат не осмелился замолвить за тебя словечко. А позволь сказать, когда поблизости находится Старый Кошмар, даже мне трудно бывает подать голос!
Градоправитель добродушно посмотрел на писца, который застенчиво стоял в дальнем конце комнаты.
— Старый Кошмар? — переспросил Семеркет.
— Это всего лишь прозвище, которое я дал моему собрату с западного берега, Паверо.
— Ах, да…
— Мне сказали, что ты разделяешь мое мнение о нем. Как ты там его назвал, по словам Ненри? «Старый кляузник с засранными мозгами», так? Здорово!
