Дэвид Дикинсон - Смерть на Невском проспекте
— Мне странно, что вы этого не понимаете, леди Пауэрскорт, — ответила миссис Мартин, холодно глядя на хозяйку дома. — Я же сказала вам: самое трудное — это не знать, что именно произошло. Даже снотворное не помогает престарелым родителям Родерика заснуть, так их мучает неизвестность. Она снедает душу, она, как паразит, грызет тебя изнутри. Видите ли, леди Пауэрскорт, в Форин-офисе мне сказали, что есть решение послать в Россию особого человека, который разобрался бы на месте, что произошло с Родериком. Они сказали, это лучший специалист, какого только можно найти в стране, для столь сложного дела. После этого нам на день или два стало спокойней. Мы надеялись, что узнаем правду. Может быть, чудо-специалист, думали мы, сумеет привезти тело и мой муж упокоится в родной земле. Но нет! Этот человек отказался ехать в Россию. Он не хочет выяснять, что там случилось. Вы не хуже меня знаете, кто этот человек, и не хуже меня знаете, кто отговаривает его от поездки. Один из чиновников Форин-офиса сказал мне, что, если б это зависело от вашего мужа, он немедля взялся бы за дело и завтра же отправился в Санкт-Петербург. Это вы его останавливаете. Это вы усугубляете несчастье, которое постигло нашу семью. Это вы терзаете двух стариков, потерявших сына.
— Вы не понимаете, миссис Мартин, — сказала леди Люси, чуть не плача. — Фрэнсис, мой муж, занимаясь своими расследованиями, несколько раз чуть не погиб! Только представьте, каково нашим детям было бы расти без отца!
— Мне очень жаль, леди Пауэрскорт, — медленно проговорила миссис Мартин, — но вы не понимаете нечто очень важное. Вы думаете, что у вас есть право удерживать мужа у своей юбки, потому что его раз или два чуть не убили? Только представьте, что было бы, если б все вели себя так эгоистично, как вы! Если бы жены не пускали мужей воевать, армия Веллингтона никогда б не изгнала французов из Испании и не победила бы в битве при Ватерлоо. Мы бы сейчас жили в каком-нибудь французском департаменте, с французом-префектом, насаждавшим французские законы, написанные по-французски, и сидел бы он во французской мэрии с французским триколором, развевающемся на крыше, а на каждой городской площади стояло бы по памятнику Наполеону! Что бы сталось с королевским морским флотом, если бы жены не пускали своих мужей в море, скуля, что их могут убить в морском сражении? Не может быть одних правил для вас и других — для всех остальных. У всех есть определенные обязанности перед обществом — точно так же, как у общества есть определенные обязанности по отношению к нам. Но эти обязанности — одни для всех. Ваши правила абсолютно эгоистичны. Если им следовать, трусость будет в почете, а смелость — осмеяна. Империя погибнет. Мы утратим свои свободы. Наверно, вы воображаете себе, что ваши правила — это признак мужества, но это не так. Вы превращаете своего мужа в труса. Во всяком случае, именно так подумают все вокруг. — И тут миссис Мартин заплакала. — Ах, простите меня, — пробормотала она сквозь слезы. — Наверно, я была слишком резка. Я думаю, мне лучше уйти.
Какой-нибудь досужий наблюдатель, случившийся на Маркем-сквер, увидел бы, как миссис Мартин усаживается в тот самый экипаж, в котором сюда приехала, на противоположном углу сквера. Очень высокий и очень худой джентльмен отворил перед ней дверцу. Он ждал, когда она заговорит. Сэру Джереми Реддауэю не терпелось узнать, лучше ли предыдущего справился со своей миссией последний лазутчик, засланный им в дом Пауэрскортов.
Леди Люси невидящим взглядом смотрела на стену, уставленную книжными шкафами, — Фрэнсис уже знает, на какую полку поставит первый том своей книги о соборах. Она думала о том, сколько он выстрадал по ее вине с тех пор, как они вернулись из Позитано. Она гадала, станет ли он счастливей сейчас. Действительно, не слишком ли сильно она его любит, не пытается ли закутать в кокон своей любви, дабы оградить от всего мира. Нет, такого человека, как Фрэнсис, нельзя любить слишком. Интересно, что он скажет, когда она освободит его от данного ей слова, и он поймет, что волен, если ему так хочется, отправляться в Санкт-Петербург. Она села в кресло у окна, выходящего на Маркем-сквер, и принялась ждать мужа.
2
В Форин-офисе лорду Пауэрскорту сказали, что предоставят ему переводчика, который отправится с ним в Санкт-Петербург. Это было, кисло подумал Пауэрскорт, глядя вдоль платформы вокзала Виктория-стейшн, чуть ли не все, что они вообще нашли ему сказать. Ну, еще сэр Джереми Реддауэй, конечно, поделился кое-какими сведениями из биографии Родерика Мартина. Образование тот получил в Вестминстерской школе и оксфордском Новом колледже, способный был лингвист, бегло изъяснялся на французском, немецком и русском, итальянским тоже владел, но хуже, поступил в Форин-офис и добился там всеобщего уважения. Со временем научился видеть людей насквозь и трактовать суть событий, причем делал это с таким же блеском, с каким осваивал новые языки. Помимо познаний в искусстве дипломатии приобрел и более практические навыки, такие, как владение шифрами и телеграфным ключом. Служил во всех крупных европейских столицах. Перед отъездом в Санкт-Петербург ему исполнилось тридцать восемь. К этому времени он дал собратьям-чиновникам не один повод пообсуждать на досуге, скоро ли его назначат послом в какую-нибудь страну. Но о путешествии в Россию его коллегам было ровно ничего не известно, кроме того, конечно, что ранним утром его тело нашли на Невском проспекте. Из приемной премьер-министра до них дошли слухи, что, если удастся, в Санкт-Петербург расследовать обстоятельства смерти Мартина пошлют человека, лучшего в своем роде. Сам премьер-министр, дескать, должен проинструктировать этого человека. И только премьер-министру, по возвращении, этот человек доложит о результатах своих изысканий. Вот и все. Вдове Мартина и его родителям известно было не больше. Да, он отправился в Россию на этом же поезде, на котором поеду и я, сказал себе Пауэрскорт, приехал в Санкт-Петербург, и его убили. И это все, что мы знаем. Возможно, в посольстве расскажут что-то еще, но в Форин-офисе сообщили крайне мало. Вот и приходится кормиться слухами. Даже сэр Джереми Реддауэй, уж на что человек строгий и щепетильный до мелочей, каковым и следует быть на такой работе, и то располагает лишь слухами. То вроде бы у Мартина была интрижка с женой какого-то дипломата, вот тот и нанял наемных убийц. То Мартин попросту нарвался в рабочем квартале города на шайку пьяных, и его убили, чтобы ограбить. Суть этих теорий, с точки зрения Пауэрскорта, состояла в том, что убийство в них никак не связывалось с миссией Мартина, убийство — само по себе, миссия — сама по себе. А Пауэрскорт, напротив, считал, что и миссия и убийство — звенья одной цепи. Возможно, глубокомысленно рассуждал сэр Джереми, вытянув свои бесконечные ноги перед камином своего министерского кабинета, миссия Мартина как-то связана с тем, что русские затопили британскую рыбачью шхуну, или с тем, что погибли два моряка с британского военного корабля, который обогнул половину земного шара, чтобы воевать с японцами. А может, они хотят дипломатического альянса против Германии? Пауэрскорту, сказать по совести, с трудом верилось во все эти бредни.
И где же его переводчик? Осталось несколько минут до отхода поезда. Пауэрскорт очень точно нарисовал себе образ этого русского переводчика. Наверное, средних лет, с брюшком, в очках с толстыми стеклами, суетливый. Похож на банковского служащего, ничем, кроме своей работы, не интересуется и как компаньон в путешествии нагоняет скуку. С этими мыслями он обернулся на шум к дверям своего купе и увидел, как юный красавец поднимает свой чемодан, чтобы уложить его на багажную стойку.
— Боюсь, это место зарезервировано, — сказал Пауэрскорт.
— Да, я знаю, — ответил красавец, — оно зарезервировано для меня.
— Для вас? — удивился Пауэрскорт. — Увы, это невозможно. Оно зарезервировано для моего русского переводчика.
— Я знаю, — улыбнулся красавец. — Я и есть ваш русский переводчик. Вы лорд Фрэнсис Пауэрскорт. Я — Михаил Александрович Шапоров, приданный вам в помощь Министерством иностранных дел Великобритании. Если мои услуги вам не нужны, только скажите об этом.
Теперь заулыбался уже Пауэрскорт.
— Прошу прощения! Очень рад познакомиться. И примите мои извинения по поводу всей этой путаницы. Я, честно говоря, ожидал увидеть кого-нибудь постарше. Представьте, я решил, что мой переводчик будет средних лет и похож на почтенного банковского служащего!
Молодой человек рассмеялся. Тут Пауэрскорт разглядел его повнимательней. Около шести футов ростом, широкий лоб, римский профиль, высокие скулы. В сочетании с очень светлыми волосами и ласковыми карими глазами все это делало юношу, на взгляд Пауэрскорта, смертельно опасным для дам.
— Пожалуй, мне следует рассказать вам немного о себе, лорд Пауэрскорт, чтобы убедить вас в том, что молодой переводчик способен переводить не хуже, чем переводчик средних лет. Я из дворян, вы бы, наверно, сказали — из аристократов, и мои родители весьма состоятельные люди. Отец, который не выносит безделья, занялся банковским делом и прочими видами финансовой деятельности. И я, чтобы освоиться в этой специальности, работал в лондонском отделении его банка. До этого первые шестнадцать лет своей жизни я прожил в Санкт-Петербурге, потом меня послали в английскую школу, а потом в Оксфорд, в Тринити-колледж, — конечно же вы о нем слышали. Так что, видите, лорд Пауэрскорт, обе страны, и ваша, и наша, для меня родные. Я довольно много переводил для отца. Думаю, именно он и порекомендовал меня господам из Форин-офиса — или, может быть, это был британский посол в России. В общем, некоторый опыт у меня есть, и, более того, мне нравится это делать.
