Клод Изнер - Маленький человек из Опера де Пари

Виктор работал, пока позволяло освещение. Съемку монтажа карусели с деревянными лошадками и репетиции юных эквилибристов он решил отложить на завтра и принялся собирать вещи. Наклонившись за сумкой, поднял голову и внезапно поймал взгляд молодой женщины, стоявшей у входа в школу-палатку. Виктор кивнул ей и улыбнулся. Но женщина повела себя странно — вздрогнув, как от удара, бросилась бежать между штабелями досок и металлических брусьев прочь от него. Подивившись такой неожиданной реакции, он пожал плечами и пошел ловить фиакр.

Полина Драпье вскарабкалась на империал,[18] вцепилась в поручень. Сердце бешено колотилось, перед глазами плыло, ее била дрожь. Руки так тряслись, что девушка с трудом отсчитала мелочь на билет. Это точно был он — тот самый фотограф, которого она видела несколько дней назад на площади Домениль. Поприветствовал ее — стало быть, узнал! От ужаса Полину бросило в жар, а когда она вышла из омнибуса на улице Шарантон, зуб на зуб не попадал от холода.

«Еще светло, и здесь полно людей, — попыталась она совладать с паникой, но все же невольно ускорила шаг. — Как он меня нашел? По карточкам бон-пуэн?» Вместо того чтобы отправиться прямиком в свой фургончик и забиться в темный угол, Полина заставила себя зайти в мясную лавку.

Хозяин лавки, месье Фурнель, нарезал окорок, его жена сидела за конторкой.

— Здравствуйте, мне, пожалуйста, сосиску и картошку во фритюре, — выпалила с порога девушка.

— Мадемуазель Полина! — заулыбалась мадам Фурнель. — Давненько вы к нам не захаживали. Неужто забросили учительствовать?

— Вовсе нет. Я сейчас преподаю в походной школе на площади Нации, где ярмарочные павильоны строят, там и ночую…

— Ах, стало быть, вы не слышали новость? А у нас в квартале только о том и судачат. Вчера шуму было! Вы ведь знали мадам Арбуа?

— Да, она моя соседка и…

— Представьте себе: ее убили! — перебила мадам Фурнель. — Уму не постижимо — такая славная старушка, никому дурного не сделала… А нашли-то покойницу благодаря мне! Дело было так. Я забеспокоилась — что это она у нас появляться перестала, думаю. Обычно каждое утро заходила за гольём да обрезками, которые я для нее специально откладываю, забирала кулек и шла к толстой Луизе, та ей заветренные бутерброды отдавала. Мадам Арбуа из голья да черствого хлеба паштеты крутила на весь свой кошачий выводок. Ну так вот, позавчера мы лавку только закрыли — я сразу к толстой Луизе. «Что-то душа у меня не на месте из-за мадам Арбуа, — говорю, — она к вам не заходила нынче?»

А толстая Луиза мне: «Нет, — говорит, — в последний раз две недели назад заглянула и с тех пор не показывалась, у меня для ее кисок уж пять мешков сухарей скопилось, девать некуда». «И что ж нам делать?» — спрашиваю. «Надо бы к ней наведаться — мало ли что», — отвечает. Ну мы и наведались. Стучали, стучали — тишина. Обошли сад. Глядь-поглядь, а там ни одной кошки, вот тут-то мы еще пуще забеспокоились. Потом смотрим — мать честная, дверь кухонная нараспашку стоит, внутри все дождем залило, и такой бардак, такой бардак! Ну, мы дом обшарили, конечно, — надо ж было проверить. А в доме — никого, словно хозяйка съехала в такой спешке, что с собой ничего взять не успела. Мы уж решили, что дочь ее к себе увезла наконец, вышли из дома, и вижу я вдруг: кот облезлый на краю колодца сидит. «Это ж Господин Дюверзьё», — говорю я толстой Луизе. А он сидит и смотрит на нас эдак чудно, будто подойти поближе приглашает. Мы подошли — что за чудеса! — крышка колодца гвоздями прибита. Это где ж такое видано, чтобы крышки колодцев гвоздями прибивали? А воду как брать, скажите на милость? «Луиза, — говорю я Луизе, — надо твоего хлебопека Фернана звать, что-то тут нечисто». А уж когда мы Фернана привели и он гвозди клещами повыдрал да крышку поднял — матерь божия, я чуть не сомлела. Бедняжка-то завонялась уже — таким смрадом из колодца в нос шибануло! А Фернан как увидел кучу тряпья внизу, в водице, смело так говорит: «Полезу-ка я поближе гляну» Привязал веревку к колодезному вороту и спустился, а когда вылез, белый был как простыня и бормотал всё: «Мертвая она, легавых зовите, мертвая совсем». Вот так сперва жандармы сбежались, потом сам комиссар с судебным доктором прибыть изволили — целая делегация! Доктор сказал, что мадам Арбуа задушили, а уж потом в колодец сбросили, и полицейские начали расспрашивать всех соседей. В конце концов постановили, что это бродяга какой-нито ее убил. Хотя странно — из пожитков вроде ничего не украдено… Ох, как подумаю об этом, сердце в пятки уходит: вот так сидишь дома, а к тебе в гости — убийца, здрасьте-пожалуйста. Он же и к нам прийти может, известное дело — убийца всегда возвращается на место преступления, а мы тут все бок о бок живем…

— Пусть попробует прийти, — проворчал месье Фурнель, — я его вот этим тесаком на котлеты порублю.

— Молчи, дурень, такими вещами не шутят, — шикнула на мужа мадам Фурнель. И снова обратилась к Полине: — Мы всем кварталом сложились на похороны мадам Арбуа, место ей на ближнем кладбище оплатили, чтобы в знакомой земле лежала.

— Я бы тоже хотела поучаствовать…

— А и поучаствуйте, мадемуазель Полина, — закажем ей красивый венок из лилий.

— Дочери мадам Арбуа уже сообщили?

— Никто не знает, где ее искать. Она навестила мать в последний раз полгода назад. Не по нутру ей наш квартал, слишком уж бедные мы все тут для нее. А я же ее совсем крошечкой помню — нянчилась с ней, ежели мадам Арбуа куда отлучиться надо было. Нелюдимая была девочка, никогда не играла с другими детьми… А какого числа, вы говорите, Тронная ярмарка откроется?

— Восемнадцатого апреля. Если желаете, мадам Фурнель, я раздобуду вам билеты на все аттракционы.

— Ой, как мило с вашей стороны! Не помешало бы нам с мужем развеяться, а то на душе до того тягостно…

Покинув Фурнелей, Полина прошла мимо дома мадам Арбуа, стараясь подавить новый приступ паники, вбежала в свой фургончик, задвинула засов, на всякий случай заглянула под кушетку и только после этого тяжело опустилась на табурет. Кулек с сосиской и жареной картошкой она даже не развернула — все равно сейчас не смогла бы проглотить ни кусочка. Перед глазами стояло лицо фотографа, что сегодня улыбнулся ей на площади Нации, — и сердце заходилось от страха.

Среда, 31 марта, ближе к вечеру

Виктор устроился в кресле салона на бульваре Мадлен. Поль Вибер, оператор из знаменитых фотостудий Розеля, любезно пригласил его сюда на приватный сеанс фильмы, о которой, как он уверял, вскоре будет говорить весь Париж.

Свет погас, на экране появились заглавные титры:

В спальню вошла молодая особа в свадебном платье и на мгновение обернулась с шаловливой улыбкой, обращенной, по всей вероятности, к мужчине в соседней комнате, но тот пока оставался за кадром.

Виктор вздрогнул. Такого он не ожидал. Перед ним замелькали сцены синематографической версии выступления Эдокси Максимовой в 1895 году на подмостках «Эдан-Театр». Тогда она представала перед публикой под псевдонимом Фьяметта…

Новобрачная на экране сняла венок из флёрдоранжа, белое платье скользнуло на пол, тонкие пальцы распустили шнуровку корсета…

По телу Виктора волной прокатилась дрожь.

Вот женщина — безымянная новобрачная или Эдокси? — сбрасывает корсет, медленно приподнимает нижние юбки, являя взору голени, обтянутые шелковыми чулками, колени, бедра, оборки пантолон…

Виктор заерзал в кресле, и Поль Вибер дружески ткнул его кулаком в плечо:

— Видали? Пикантно, а?

В кадре появился мужчина во фраке и цилиндре, опустился перед Эдокси на колени, провел рукой снизу вверх по ее ножке, коснулся кружевной подвязки…

На самом интересном месте экран потемнел, и в салоне зажегся свет.

— Ну как, понравилось, месье Легри?

— Весьма, весьма…

— А фильму про девицу и паровоз вам еще не довелось посмотреть? Презабавная штука! Девица разоблачается в чистом поле, снимает то, сё, и вот уже когда… Хоп! Между ней и зрителем проходит поезд! А представьте, что получится, если слегка изменить сценарий. Например, поезд слегка припоздает, а? Сперва мы видим девицу, затем нам показывают стоящий на рельсах паровоз, снова девицу — и опять состав, уже в клубах пара! Это создаст интригу и произведет оглушительный эффект, согласны?

— Э-э… да, несомненно, но меня, знаете ли, больше занимает техническая сторона.

— Техническая сторона чего? Железнодорожного движения или оголения девицы? — загоготал Поль Вибер.

Виктор поморщился. В одной части его сознания все еще кружились фривольные образы, другая изыскивала способ положить конец этой беседе.

Поль Вибер не унимался:

— Да понимаю, понимаю, о чем вы! Патрон с удовольствием объяснит вам принцип действия своего витаскопа, но сейчас он, увы, в Биаррице. Когда вернется — непременно устрою вам встречу. Кстати, месье Розель уже несколько месяцев ведет переговоры с неким Коэном, американцем, который снял фильму под названием Annabelle’s Butterfly Dance и раскрасил вручную каждый кадр, так что фильма получилась цветная — представляете? За синематографом будущее, месье Легри, изобретатели из кожи вон лезут, чтобы друг друга переплюнуть, новация следует за новацией, и каждая вызывает живейший интерес в обществе. Знаете ли вы, что Том Эдисон уже возил свой кинетоскоп в Японию, а первые киносеансы имели шумный успех в Бомбее? Если вы так увлеклись этой темой, могу представить вас братьям Люмьер. Они сейчас рассылают операторов по всему свету — в Америку, в Мексику, в Россию, чтобы собрать документальный архив, и могут предложить вам работу.