Николай Анисин - Кремлевский заговор от Хрущева до Путина
Слухи о расправе над директором "Гудка" дошли до типографий городов Центра России. Но не достигли Сибири. Туда мы с Александром Прохановым и полетели — в Красноярск к его друзьям — к первому коммунисту края Владиславу Юрчику и маститому писателю-журналисту Олегу Панченко. По их протекции меня принял директор красноярской типографии, и я вручил ему заявление:
— Прошу напечатать второй номер выходящей в Москве газеты "Завтра" для Сибири и Дальнего Востока.
К заявлению прилагался экземпляр первого номера из "Гудка". И директор запустил наши полосы в печать.
Денег на отправку тиража в Москву из Красноярска в быстром купейном вагоне у меня не хватало. Пришлось арендовать треть багажного вагона, который на разных станциях отцепляют от одного состава и, загрузив, прицепляют к другому и который не за четверо суток доходит до столицы — за семь.
Отправленный мной груз еще был в пути, а я, вернувшись в Москву самолетом, в тесном темном баре Центрального дома журналиста случайно оказался за одним столиком с редактором газеты во владимирском райцентре. И он мне просто так поведал: загибается отменная типография во Владимире — ее огромное здание построили, чтоб печатать все газеты области. Но их тиражи упали в десятки раз, и типография разоряется на платежах за свет- тепло и налогах на имущество и землю.
Утром я рванул в город древних храмов Руси и новейшего полиграфического учреждения. Директор владимирской типографии, услыхав, сколько экземпляров газеты на восьми полосах самого крупного формата мы намерены печатать и сколько за них готовы платить, немедленно полез в шкаф за угощением.
Назначенный Ельциным губернатор Владимирской области — демократ из ящурного института Власов — во имя спасения областной типографии терпел выпуск "Завтра" в подведомственном ему граде. Терпел до конца сентября
1994- го. Номер, посвященный годовщине расстрела парламента, нам во Владимире издать уже было невозможно.
И мы с Василием Прохановым после звонка лидера Компартии Российской Федерации Геннадия Зюганова на его родную Орловщину направились туда.
Появление наше в типографии Орла вызвало переполох. Радостный переполох. Едва могучий Василий поставил крупную сумку с мелкими, добытыми от продажи "Завтра" купюрами на стол в бухгалтерии, все ее сотрудницы с восторгом сбежались их пересчитывать: ага, наконец- то нам выплатят невиданную за два месяца зарплату!
У нас буквально вырвали бумажные полосы "Завтра" и помчались превращать их в пластины для печатания. Как все замечательно!
Сняв с Василием по комнате в гостинице, мы поспали после суматошного поезда, отобедали и стопы направили в главный цех типографии. Там с машин вовсю сходили экземпляры очередного номера "Завтра". И там же, в цехе, я с беспокойством заметил директора типографии, лицо которого при просмотре первого попавшегося ему экземпляра газеты покрывалось красными пятнами.
Подхожу к директору. Он говорит:
— Да, позарился я на выгодный заказ. А зря позарился.
Запахло жареным. В памяти моей всплыла картинка —
как в октябре 1993-го были остановлены печатные машины в Красногорске.
Я пытаюсь успокоить директора:
— Руководитель фракции Компартии в Государственной Думе Зюганов звонил бывшему члену Политбюро ЦК КПСС, вашему нынешнему орловскому губернатору Строеву. Вам же из его администрации сказали, что "Завтра" можно печатать?
— Сказать-то сказали, — закрыв полосы, мрачно изрек директор. — Но какой у вас тут накат на Ельцина — Строев не знает. Ему позвонят из Кремля, спросят, кто страсти против президента тиражирует, — и мне конец. Уволят меня и другой работы не предоставят. Я был завотделом обкома, который возглавлял Строев, и знаю — у
него спина всегда готова гнуться перед вышестоящим начальством.
Картина остановки печатных машин грозила повториться, и я, вдруг вспомнив ситуацию в Доме печати в Минске, молвил директору:
— Вот неподалеку — мой молодой друг Василий. У него — одна нога здесь, другая — там. Если мы ему сейчас шепнем, он стремительно доставит нам коньячку.
— Не надо обременять Василия, — махнул рукой директор. — Зовите его к нам. Коньяк есть у меня в кабинете. Надо успокоиться.
Тираж из Орла мы с Василием привезли не в среду утром, как обычно он доставлялся из Владимира, а к вечеру. У особняка Союза писателей на Комсомольском проспекте нас дожидались около тысячи распространителей "Завтра". И как только я и Василий вышли из кабины фургона, раздались бурные, продолжительные аплодисменты. Почитателей газеты сильно волновало: выйдет — не выйдет ее номер к годовщине расстрела Дома Советов. Он вышел. На том все интересное в истории издания "Дня" — "Завтра" закончилось.
В номенклатурно-мафиозном ельцинском капитализме, против которого мы воевали, с неимоверными усилиями выживали-таки нормально-трудовые частные фирмы. Одна из таких фирм во главе с моим брянским земляком Арсеновым находилась в Твери. Она взяла кредит в 300 тысяч долларов, купила типографскую машину и тиражировала на ней ею же учрежденную газету и прочие местные газеты.
Страшно высокие проценты за кредит заставляли Арсенова со товарищи рыскать в поисках заказчиков в Москве. На прибыльную, но нежеланную в государственных типографиях газету "Завтра" они вышли в тот момент, когда я ломал голову — где печататься после Орла. Арсенов заверил меня: "Будут у вас деньги, будем вас издавать, невзирая ни на что". Мы ударили по рукам.
Раз в полтора-два месяца я приобретал в Москве тонн 20 бумаги, грузил их в нанятый МАЗ и отправлял в Тверь. Больше у меня мороки не было. С Арсеновым мы работали на честном купеческом слове. Иногда я платил ему вперед за типографские расходы, иногда он печатал "Завтра" в долг. Организационных забот у меня поубавилось — времени на писанину прибавилось.
Писал я разное: от репортажей из Госдумы и Совета Федерации до портретов политиков. Писал с убеждением — хоть режим Ельцина и устоял, но земля под ногами его столпов не сегодня, так завтра загорится. Жизнь в стране — все сквернее. Нищета большинства нарастает, а спаянные с властью воры захватывают самую прибыльную собственность, деньги из бюджета и богатеют с каждым днем. Сколько такое можно терпеть?
В оппозиции уличной и парламентской мои публикации знали, и я не раз слышал добрые слова в свой адрес. Нежданно-негаданно интерес ко мне как журналисту снова проявил Сергей Потемкин.
Дня за три до Нового, 1995 года он под вечер застал меня на телефоне в кабинете редакции и через час появился на пороге. С лицом веселым, бодрым, загорелым. Расстегнул дубленку. Мы обнялись, и я показал ему на вешалку:
— Раздевайся.
— Нет, мне нельзя без шубы. — Потемкин снял с плеча сумку. — Сегодня я исполняю обязанности Деда Мороза.
Из сумки он изъял фотоаппарат, диктофон и вручил мне:
— Прими скромные новогодние дары, а в отместку составь компанию. Поедем в ресторан. Хряпнем водки, порубаем, и ты мне расскажешь: какие передряги в политике тут в Москве творились, пока я заштопывал дырки от пуль и накачивал одрябшую мускулатуру на теплых морях.
Благодетеля и благодарного слушателя в лице Потемкина я обрел надолго. Желание внимать моим суждениям про политику и политиков он не потерял ни в 1996-м, когда кандидат оппозиции Зюганов проиграл президентские выборы Ельцину, ни с момента передачи Ельциным Кремля Путину в 2000-м, ни после переизбрания Путина Президентом Российской Федерации на второй срок в 2004-м.
Встречались мы раз пять-шесть в году Обыкновенно Потемкин звонил и предлагал увидеться. Я всегда почти соглашался. Ему потребны были мои комментарии происходящих событий, мне льстило, что они любопытны успешному в бизнесе единомышленнику. Как правило, встречались мы в ресторане на Старом Арбате. Но — не только там.
Я, низкооплачиваемый журналист, пишущий против власти и капитала, никогда не просил у Потемкина материальной помощи. Он сам мне ее оказывал, угадывая мои нужды.
— Ты говорил, что обменял квартиру. Когда на новоселье позовешь? — спросил он меня весной 1998-го.
— Как порядок наведу — через месяц-другой, — ответил я.
— Все ясно, — Потемкин вынул из кармана пиджака кошелек, — у тебя дефицит капвложений.
Денег, им мне всученных, хватило не только на ремонт квартиры, но и на покупку кое-какой мебели.
Новоселья я не устраивал и, стало быть, Потемкина в новое жилище не пригласил. Но однажды в воскресенье он, проезжая мимо неподалеку от моего дома, позвонил и напросился в гости. Пришел, оглядел все в двух комнатках и в большой остановил взгляд на обшарпанном экране и затертых клавишах компьютера на письменном столе:
— И ты нетленные свои статьи настукиваешь на этом допотопном агрегате?
— А на чем же еще?
— Выброси его на помойку. Скоро праздник Троицы, и Святой Дух позаботится о твоем техническом вооружении.
