Лев Портной - Копенгагенский разгром
— Не знаю, мадемуазель, насколько путешествие с нами окажется безопасным, — лукаво улыбнулся я.
— Ты думаешь, что разбойники могут напасть на поезд, который охраняют пятеро вооруженных гвардейцев?
— Я думаю, что ради моих сундуков могут собраться разбойники со всей Англии, — ответил я.
Виконтесса перевела взгляд на Оливера Годена. Его массивная фигура покачивалась в седле, свирепый взгляд был устремлен вперед.
Эх, останется ли он столь же свирепым, когда в грудь упрется ствол вражеского пистолета?
Время от времени из тактических соображений, одному ему ведомых, капитан Годен менялся местами с кем-либо из подчиненных. Проехав с половину мили, он возвращался и скакал пару миль подле нашего экипажа. А затем повторял свои маневры, каждый раз подсылая к нам нового гвардейца.
— Как вам служится с таким суровым капитаном? — спросила мадемуазель де Понсе очередного молодца.
— Превосходно, сударыня, — ответил тот. — Капитан Годен не верит ни в бога, ни в черта и отличается беспримерной храбростью.
Я отвернулся, не понимая, что за надобность кокетничать с солдатами. Однако Элен, похоже, не могла обходиться без внимания мужчин, причем неважно каких — лордов или лакеев.
Одновременно я злился на Николь и Жана, — особенно на Николь, а Жана — так просто убить хотелось.
— Мистер, скажите по секрету, это правда, что ваш капитан не верит в бога? — спросила виконтесса следующего гвардейца.
— Определенно так, сударыня, — ответил тот. — Он и черта не боится! Вечно играет со смертью.
— Играет со смертью? — удивилась Элен.
Но солдат не ответил, а повинуясь приказу капитана, вернулся к повозке. Я ожидал, что после услышанного виконтесса начнет с новым интересом разглядывать Оливера Годена. Но она отвернулась от него, как от давно знакомого и порядком надоевшего человека.
— Надеюсь, нам со смертью играть не придется, — промолвил я. — А все же кое-какие меры предосторожности следует предпринять.
— Теперь до самого Дувра God bless us with Goden, — ответила виконтесса.
— Есть идея, — сказал я. — Ярмут. Там превосходный порт.
— И что? — спросила виконтесса.
В эту минуту капитан Годен вновь поменялся местами с одним из гвардейцев.
— Мистер, — обратилась к тому мадемуазель де Понсе, — про вашего капитана говорят, что он любитель поиграть со смертью.
— Что ни на есть правда, — ответил гвардеец. — Видели его саквояж? Тот, зеленый который?
— И чем же этот саквояж примечателен? — спросила виконтесса.
— Капитан оставляет себе на память вещицу от каждого убитого им человека, — сообщил солдат.
— И возит эту коллекцию в саквояже?! — воскликнул я, содрогнувшись от омерзительной догадки.
— Вот-вот, — подтвердил гвардеец. — Наш капеллан ему не раз говорил, что однажды и его кто-нибудь поместит в свою коллекцию.
— А что же капитан? — с вызовом в голосе спросила мадемуазель де Понсе.
— Я же говорю, он любитель поиграть со смертью, — ответил солдат и добавил: — А вот и Дартфорд.
Послышался топот копыт, через секунду к нам присоединился капитан Годен, а наш собеседник осадил коня, дождался повозки с сундуками и занял свое место.
— Вот что, мистер Годен, — промолвил я. — Давайте-ка поедем другой дорогой.
— Какой другой, сэр? — удивился он. — В Дувр есть только одна дорога.
— Мы поедем не в Дувр, — сказал я. — А в Ярмут.
— В Ярмут? — переспросил он.
— В Ярмуте превосходный порт.
— Но ваш корабль стоит в Дувре, — возразил капитан Годен.
— И в Ярмут ехать в два раза дольше, — жалобным голосом добавила мадемуазель де Понсе.
— А мы пошлем в Дувр моего камердинера мосье Каню. Он передаст капитану приказ идти за нами в Ярмут, — ответил я, пропустив жалобу Элен мимо ушей.
В эту минуту я и сам не знал, чего больше хочу: избежать возможной засады на пути в Дувр или отослать подлого французишку подальше от Николь?
— В Ярмут — значит, в Ярмут, — пожал плечами капитан Годен.
Надо сказать, я готовился к спору и удивился покладистости сэра Оливера. По моему лицу он разгадал потайные мысли и добавил:
— Мое дело — обеспечить безопасность вашу и вашего груза до борта «Brunhild». А выбор пути — дело ваше. Конечно, я бы предпочел более короткую дорогу.
— Андрэ, — жалобным голосом протянула Элен, — эта тряска в карете меня утомляет. Я доберусь до корабля разбитой.
— Элен, возможно, меры предосторожности излишни. Но если по пути в Дувр мы угодим в засаду…
— Но отчего ты решил, что дорога в Ярмут безопаснее? — надулась она.
— На пути в Ярмут мы столкнемся разве что со случайной шайкой. Уверен, она не рискнет напасть на кортеж с гвардейцами. — Я кивнул на сэра Оливера Годена и его подчиненных. — А на пути в Дувр мы можем угодить в засаду хорошо подготовленную. Боюсь, слишком много людей знают, что мы везем и куда.
— Ну, хорошо, — согласилась мадемуазель де Понсе.
— Мы остановимся и разделимся прямо здесь, — сказал я.
Капитан Годен остановил кортеж. Французишка и Николь сразу же выбрались из коляски. Жан принялся разминать ноги, а горничная виконтессы хихикала над какою-то шуткой.
— Жан, — скомандовал я, — подай мне перо и бумагу.
Мосье Каню раскрыл несессер и достал походный письменный прибор. Он открыл чернильницу, передал мне гусиное перо, повернулся и наклонился, подставляя спину в качестве конторки.
В отдалении Николь переминалась с ноги на ногу и посылала моему камердинеру лучезарные взгляды. Видимо, подлый французишка исподлобья строил ей глазки. Я посильнее надавил на его спину и, продолжая писать, сказал по-французски:
— Ты поедешь в Дувр, передашь капитану «Brunhild», чтобы отправлялся в Ярмут.
Неожиданно для меня самого голос мой прозвучал с нарочитой громкостью. Глаза Николь потускнели, а подлый французишка из желания повеселить ее произнес скоморошьим голосом:
— Барин, сударь! Не проткните гусиным пером мою спину-с!
— Будешь хамить — уши оторву! — сказал я по-русски.
Закончив писать, я ткнул Жана кулаком в бок. «Конторка» выпрямился.
Николь взяла на руки кота, сделала несколько шагов и застыла возле кареты мадемуазель де Понсе, ожидая: пустят ли ее внутрь или велят сесть рядом с возницей. Потревоженный кот смотрел на меня ненавидящим взглядом.
— Давай-ка, Жан, отправляйся прямо сейчас, а мы поедем следом чуть погодя. И смотри мне, в Дартфорде не задерживайся! Прямиком в Дувр! Встретимся в Ярмуте.
Французишка вздохнул, бросил утешительный взгляд на Николь и полез в коляску.
— Трогайте, мистер, — сказал он кучеру. — Мы с вами едем в Дувр.
Возница щелкнул кнутом, экипаж покатился вперед. И вдруг раздался голос виконтессы:
— Постойте! Постойте!
Кучер натянул поводья, коляска остановилась. Жан привстал и обернулся, рассчитывая получить дополнительные указания. И я, и капитан Годен непроизвольно уставились на виконтессу. Элен, несколько смущенная всеобщим вниманием, приказала горничной:
— Николь, будь так добра, составь компанию мосье Каню! И Нуара с собою прихвати!
Девушка вернулась в коляску к Жану Каню. А кот посмотрел на меня презрительно. «Ну что, сударь, съели?!» — говорил его взгляд.
Глава 5
Жан Каню с Николь и котом Нуаром укатили вперед. Осела пыль, поднятая хэкни-коач, и мы двинулись следом. А от Дартфорда мы взяли на север, в Грейт-Ярмут.
Я сделался мрачен. Перед мысленным взором стояла самодовольная физиономия моего камердинера. Я испытывал потрясение из-за смерти Артемия, из-за того, что покинул Лондон, не дождавшись мало-мальски вразумительных результатов расследования, я не был уверен в безопасности миссии, а подлый французишка наслаждался интрижкой да еще имел наглость отпускать глупые шуточки.
— Шустрый он малый, этот твой Жан Каню, — промолвила виконтесса, словно прочитав мои мысли.
— Каналья, — буркнул я.
— Однако же ты его держишь, — улыбнулась она.
— Жан слыл знатоком античной литературы, и родители наняли его моим гувернером, — нехотя признался я.
— Вот как, — протянула Элен.
По ее лицу пробежала тень. Ни к чему было упоминать родителей в разговоре с девушкой, отцу и матери которой отсекли головы.
— Ну и как успехи с античной литературой? — нарочито бодро спросила она.
— Жан и впрямь оказался талантливым учителем, — ответил я. — Весь курс он преподал мне за несколько минут.
— За несколько минут?! — рассмеялась виконтесса.
— Да, — подтвердил я. — До сих пор помню слово в слово его лекцию.
— Сгораю от любопытства! — воскликнула виконтесса, а глаза ее — и впрямь жадным огнем загорелись.
Я вытянул губы трубочкой и пошевелил ими так, словно хотел достать ими до уха, а затем с грассирующим «р» заговорил:
