Картер Браун - Ностальгия по убийству
— Откуда такое похоронное настроение? — закричала Трейси с порога. — Кто умер?
— Бога ради, Трейси, помолчи, — зашипела на нее Нина. — И не надо играть перед нами. Я не сомневаюсь в твоих способностях. Ты — настоящая вамп.
— Да-да, — замурлыкал мистер Томчик. — Я убедился этой ночью...
Он покраснел.
— Ты был настоящим тигром, — заулыбалась Трейси, — а притворялся котенком.
Нина криво усмехнулась, а я подумала, что старички, видимо, провели бурную ночь. Интересно, как далеко они зашли?..
Уолтер подавился пирогом и закашлялся.
— Что-то вы все расслабились, — пробормотал Иган Ганн. — Ничего не имею против вечеринок, плясок и тому подобного, однако не мешало бы и поработать. Напоминаю, что на это утро у нас было запланировано очень много. Не так ли?
— Разумеется, — фыркнула Нина таким голосом, как будто композитор сказал нечто неприличное.
— Ну конечно! — поддакнул мистер Томчик.
— Это ваши проблемы, а не мои, — процедила Селестина, но на нее никто не обратил внимания.
— И должна вам заметить, мой дорогой мистер Ганн, — Нина прищурила глаза, — что вы напоминаете мне говорящего попугая: «Работать, работать...».
— Извините, если мое замечание задело вас, дорогая «подружка Бланта», — насмешливо улыбнувшись, парировал Иган Ганн. — Не шокирует, что я вас так называю? Мы ведь понимаем, что это шутка...
— Еще раз пошутишь, мальчик, — убью!
Глаза Нины Фарр налились кровью. Ну и дела!
Иган Ганн рассмеялся.
— Хорошо, все шутки — в сторону. Мне кажется, что...
В этот момент в столовую ввалился Алекс Блант, такой же помятый, как и остальные экс-звезды, и такой же мнимо веселый.
— Привет! — заорал он.
От его утробного рева у меня сразу заболела голова. Жаль, все же, что я не приняла аспирин.
— Ну что, живы? — вопрошал Блант, оглядывая Нину, Трейси и Уолтера. — Неплохо покувыркались, а? Ночная оргия завершается утренним кофе! Приветствую вас, дети мои!
— Явился фигляр, — тихо сказала Селестина. — Сейчас начнет мозги пудрить, обзывать «детьми», «придворными», «рабами»...
— Дорогой Алекс, — защебетала Нина,; — все прекрасно, но поубавь громкости. Твой голос — это какой-то звериный рык. Сохрани голосовые связки для следующей ночи. А днем говори потише, если не хочешь, чтобы твои гости оглохли.
— Ты права, милая, — и Алекс отвесил Нине поклон. — Извините, миссис Меннинг, что я оглушил вас.
— Миссис Меннинг? — встрепенулась я, сразу вспомнив ночной кошмар. — А кто тогда Джон Меннинг?
— Мой бывший муж, — отрезала Нина Фарр.
— И мой отец, — сказала Селестина.
— Твой отец?!
— Да, — Селестина удивленно посмотрела на меня. — Я думала, что ты это знаешь.
— Нет... Значит... Я как-то не сообразила, что у твоего отца есть имя... и фамилия...
— Джон Меннинг был не только моим отцом, но и самым лучшим другом.
Она вздохнула и принялась вертеть в пальцах хрупкую кофейную чашечку.
Алекс, даже не усевшись как следует за стол, тут же схватил самый большой кусок пирога и принялся торопливо запихивать его в рот — как будто кто-то мог отобрать у этого тучного быка его пайку. Жуя, он разговаривал сам с собой:
— Джон... Славный был парень. Второго такого человека я не встречал. В один прекрасный день он появился в моей жизни и сказал: «Мистер Блант, вы должны сыграть роль ковбоя в музыкальном сериале! Это будет настоящей сенсацией». И знаете что? Он оказался прав!
— На этот счет были разные мнения, — прошелестела Трейси.
— Помолчи, много ты понимаешь... — Алекс бросил в нее недобрый взгляд. — Джон видел дальше всех. Ну и что с того, что я не умел петь и, тем более, не умел скакать на лошади. В кино немые говорят и безногие танцуют. Самое главное — успех! Успех любой ценой. И он у меня был!
— Верно, Алекс, — сказала Нина, и голос ее стал сухим и ломким. — Но мне неприятны твои похвалы в адрес бывшего муженька: те пять лет, которые я с ним промучилась, были настоящим адом.
— Кто в вашей семье мучился больше: ты или Джон? — усмехнулась Трейси.
— Меня тошнит от вас! — выкрикнула Селестина и рывком встала из-за стола.
— Сядь и прекрати истерику! — прикрикнула на нее мамаша. — Что за детские выходки? Ты не ребенок! Создала культ папочки и молится! Лучше бы постаралась понять меня и разобраться в том, что было. Твой обожаемый отец — мерзавец! Он хорошо сделал, что умер, иначе...
Она поперхнулась своей злобой и умолкла. Селестина села, плечи ее опустились. Если бы не сотрапезники, которые не без интереса наблюдали за этой сценой, Селестина наверняка расплакалась бы. Я ощутила вдруг прилив необъяснимой нежности и сочувствия... Да, с такой мамочкой, как Нина, радости мало, это ясно.
— Тогда была другая эпоха, — изрек Иган Ганн. — Добиться успеха можно было легко, один раз удачно спев песенку или покрасовавшись на лошади. Золотое времечко!
— Что вы имеете в виду? — Трейси подняла брови и уставилась на композитора немигающим взглядом.
— В сороковых годах фильмы создавали особую атмосферу, которой так не хватало в реальной жизни. В пятидесятых, когда о войне уже забыли, все изменилось...
— Те фильмы были просто очень хорошими, — возразила Трейси. — Настоящие шедевры.
— Не думаю, — Иган взглянул на Нину. — Давно хотел спросить вас: почему вы перестали?..
— Что перестала? — быстро произнесла она.
— Почему вы перестали сниматься в кино? И вы, и Трейси Денбор вдруг так резко сошли с экранов...
Нина тревожно взглянула на Селестину и с трудом отвела глаза.
— Мы перестали сниматься, потому что... Просто студии стали приглашать других актеров.
— Поменялись вкусы, — вставил мистер Томчик. — Золотая жила оказалась выработанной. Зрители захотели чего-то другого, более современного, а ковбойские штучки приелись...
— У меня есть свое мнение на этот счет, — сказал Иган Ганн. — Я специально изучал материалы и вот что скажу: фильмы с участием Нины Фарр и Трейси Денбор все время приносили студии стабильный доход. Например, последний фильм с вашим участием — кажется, он назывался «Лунный свет хрустального замка» и вышел в сорок восьмом — дал два миллиона прибыли. Что еще надо! Но тем не менее, как это ни покажется странным, вас перестали снимать.
— Зато другие музыкальные фильмы принесли громадные убытки, и на студии перепугались, — пояснила Трейси. — Поэтому решили не рисковать.
— То же самое произошло и с моим поющим ковбоем, — протрубил Алекс Блант. — Продюсеры не хотели искушать судьбу и вкладывать деньги в постановку, которая может провалиться.
— И что же с вами было все эти годы? — не унимался композитор. — Вам не хотелось вернуться на экран или на сцену?
— Ради чего? — фыркнул Алекс. — У нас были слава и деньги. Разве не к этому стремится каждый? Потом появились отвлекающие моменты...
— Я, например, вышла замуж, — скривилась Нина. — Лучше бы пошла в билетерши.
— А вы? — Иган посмотрел на Алекса. — У вас не было желания вернуться к прежней работе?
— Для чего? Мне было и здесь хорошо.
— Ваш дом связан со скандалом. Убийство Мэри Блендинг и самоубийство Олтона Эсквита в сорок седьмом году...
— Ну уж нет! Я купил дом через два года, когда все забыли историю Эсквита. Купил задешево, между прочим!
— Он заплатил столько, сколько ему отвалили за одну ковбойскую песенку, — хихикнула Трейси.
— Так, значит, скандал произошел в сорок седьмом?! — воскликнула я. — Мне сказали, что Олтон Эсквит был звездой немого кино, и я решила, что все, связанное с этим домом, происходило еще до войны.
— Олтон действительно был звездой, — кивнула Трейси, — но к сорок седьмому году о нем стали забывать. Олтону повезло: он «взлетел» еще в те времена, когда налоги были просто смешными, и шутя сколотил состояние. После смерти на его банковском счете осталось несколько миллионов!
— Мне это надоело, я хочу прогуляться, — заявила Нина и встала. — Пойдем, Уолтер.
— Я с тобой, дорогая.
Я видела, что мистер Томчик еще не допил свой кофе, но он поспешно отодвинул чашку и встал.
— Какие замечательные темы для бесед за столом, — холодно произнесла Нина. — Сначала — про моего мужа-мерзавца, потом — про этого самоубийцу Эсквита!
— Когда же мы будем работать? — опять заныл композитор.
Алекс, жуя и заглатывая очередную порцию, глянул на часы. Едва прожевав, он сказал:
— В половине одиннадцатого собираемся в гостиной.
— Ладно, — бросила Нина и, схватив Уолтера под руку, потащила к двери.
Последним в столовую явился Берт Бэнкрофт. Пряча глаза, он пробормотал «Привет», уселся на место Уолтера Томчика и плеснул себе в чашку из серебряного кофейника.
— Как спали, гений? — саркастично спросила Трейси. — Или вы этой ночью творили? Писали стихи? Сочиняли новое либретто? Трудились над книгой?
