Алена Смирнова - Маска для женщины

— Конкретнее, пожалуйста, — подал голос полковник. — Всех нас можно сравнить с холодильником.

Ох, как он философски про холодильник-то… Ради тебя, — родной, все, что угодно, вплоть до конкретики.

Жена Мити заявила как-то: «Ты не посмеешь пренебречь моей жертвой, Орецкий». А Христос всем заповедовал не путать жертву с милостью. Потому что жертвуем мы ради себя. Гораздо позже костюмерша сказала, что Нина шагнула с балкона «из-за всего и из-за всех». «Из-за» — читай «для».

— Полина! — вскрикнул взбешенный Измайлов.

— Продолжайте, Поля, это любопытно, — попросил Митя.

— Я вам продолжу! — пригрозил Борис Юрьев.

Мне пришлось извиниться перед Орецким. Измайлов и Юрьев приняли это на свой счет и смягчились.

Итак, Нина была одарена гораздо скромнее мужа, тогдашняя прима не чуралась грязных козней против молодой балерины, а Митя вместо того, чтобы пробиваться в великие танцовщики, эмигрировать и перетащить за собой на Запад супругу, танцевал сам и пил сам, не просыхая. Вероятно, принцип: «лучше быть первой в деревне, чем второй в Риме» ее устраивал. Она договорилась о переезде в город N, определила сроки. Но исчезнуть из престижного театра хотелось красиво. И Митю наказать неизбывным чувством вины.

Женщина предприимчивая и энергичная, Нина умела добиваться своего. Поскольку официально они не сочетались узами брака, Мите не потребовалось для формальностей свидетельство о ее смерти. Она заплатила в морге и крематории на случай, если он позвонит. В задуманном ею спектакле из каких-то побуждений и на каких-то условиях согласились участвовать сестра и соседка.

— Точно, с другом соседка связалась, когда печальные мероприятия закончились и сестра якобы отбыла с прахом, — не утерпел Митя.

Борис Юрьев сверлил нас с Орецким медленно сатанеющим взглядом.

Нина сделала пластическую операцию. Взяла сценический псевдоним. Или при смене документов изменила имя, а после, выйдя замуж, и фамилию. Это не так сложно, как представляется человеку, дорожащему своей родословной. В N-ском театре карьера у нее задалась. Пусть в одной партии, но равных ей не было. И вот настал ее звездный час — приглашение на фестиваль. Неузнанная, она появилась на родной сцене. Навела справки о Мите. Увидела его…

— Стоп, — громко приказал Юрьев. — Идея, будто она сменила пол, тебя не щекотала, Поля? Кто из приезжих мужиков окажется Ниной? Не увиливай, лупи сразу.

Орецкого передернуло.

— Меня будоражила идея, что изводить Митю призраком жены через столько лет могла только сама жена. Я было выдумала племянницу, но она скорее пристрелила бы дядюшку.

— Полина, единственная женщина, которая посещала гримерную Вадима и, следовательно, могла брать халат, которая наведывалась к соседке, чтобы выяснить, не проболталась ли старуха, так, значит, Елена, — с суеверной робостью перебил Орецкий. — Вы полагаете… Господи, и Вадима мне назло она соблазнила? А кто ее убил?

— Хватит, — сорвался на свирепость, будто в пропасть провалился, полковник Измайлов. — «Выдумала племянницу» — неплохо сказано. Остальное тоже выдумала.

Я вытащила из сумки фотографию жены Орецкого.

— Вы же мне ее из рук в руки передали, — опешил Митя.

— Другую, вашу. Эту сунули за батарею в гримерке Вадима. Наверняка на ней полно отпечатков пальцев. Я тащила ее за правый верхний уголок. Снимок использовали как образец, гримируясь, а потом прятали. Второй прокол убийцы: шарил в поисках халата и не успел обнаружить фотографию.

— Короче, кого ты держишь за его жену? — гораздо миролюбивее, чем раньше, заговорил Борис.

— Виктор Николаевич лично вывел ее сегодня на чистую воду, — хрюкнула я.

— Меня не приплетай, — отстранился Измайлов.

— Почему? Татьяна уверяла, будто впервые попала сюда. Но ее коллега ляпнул про окраинный ресторанчик, который она облюбовала. Хотя все приезжие ругают цейтнот, времени не хватает и на посещение центра. Тогда, Виктор Николаевич, мы с вами подкараулили балерину возле гостиницы, и вы в свойственной вам неподражаемой манере выяснили у нее дорогу в Кленовый переулок.

— Так его же переименовали, — восстал Борис.

— Совершенно верно. Три, подчеркиваю, три года назад. С одной стороны, Татьяна может направить вас в переулок, не существующий для большинства местных, так он мал, с другой — не догадывается об изменении его названия. Жила она тут, но давно.

Полковник посекретничал с Юрьевым. Я разобрала только фразу: «Безусловно, поддается проверке». Я отдыхала. Мужчины насупились. Нервы не выдержали у Орецкого:

— Мы с женой часто ходили в гости в Кленовый. Не могу взять в толк… Татьяна — это Нина? Не в силах даже представить ее себе. Но кто же убил, Полина?

Кажется, Юрьев и Измайлов посмотрели на него с одобрением.

— Тот, кто навел лейтенанта на пистолет в бегемоте, — ухмыльнулась я.

— Аноним, — проворчал Борис.

Естественно. Не окажи я убийце услугу, мог бы пострадать Митя Орецкий. Мотив у него имелся, но улики необходимо было подкинуть. Иначе исчезал смысл убийства — подставить Орецкого. Преступнику ничего не стоило додуматься до физической расправы над ним. Дескать, раскаялся, христопродавец, и пустил себе пулю в лоб. И тут возникает Полина и орет на весь театр, что будет отбивать подушку до последней капли крови. Вот дорасправится с шастающим в белом халате с капюшоном типом и вручит трофей Орецкому. Я заговорила вслух:

— Пока мы грызлись с другом Вадима, убийца зашил пистолет в объемистое брюхо плюшевого зверя. А я поработала добросовестным курьером. Нитки и иголка, как правило, оказываются под рукой у женщины. Я голосила напротив артистической Татьяны. Елена уже была мертва, так что она в одиночестве дожидалась приятелей, чтобы повести их в тот самый ресторанчик. Изворотливая дрянь. Уговорила Елену поиздеваться над Орецким, отправила под каким-то предлогом проведать соучастницу давней мистификации, а потом двумя выстрелами избавилась и от конкурентки в театре и свидетельницы, и от любовника мужа.

— За уши не много ли притянула? — хмыкнул полковник. Я показала на часы:

— Ваш аноним зашил пистолет в подушку вчера днем. А проинформировал Бориса сегодня вечером. Мадам надеялась, что, пока вы будете возиться с Митей, она спокойно улетит.

— Не раньше, чем побеседует со мной, — проскрипел полковник Измайлов. — А вы пока развлекитесь письменными показаниями с лейтенантом Юрьевым. Все равно вам придется коротать ночь до получения результатов.

Под утро нас с Митей Орецким развезли по домам. Меня катал подобревший полковник. Аккуратистка Татьяна напоследок все себе испортила. Сунула в несессер нитки и иголку, в ушко которой забилась шерсть с подушки. И была настолько потрясена тем, что ее опознали (признали в ней Нину), что поюлила немного, разрыдалась и призналась в убийствах Елены и Вадима.

— Поля, с чего ты взяла, будто я спрашивал у дамы возле гостиницы, как попасть в Кленовый переулок? — поинтересовался посерьезневший Измайлов. — Ты видела, что мы общались, и только.

Я офонарела. Натужно хлопала слипающимися ресницами и мычала.

— Ладно, это чтобы не задавалась.

Я бы, наверное, подралась с Виком… если бы не заснула. И мне снился театр.