Брошки с Блошки - Елена Ивановна Логунова
Странный разговор, похожий на светскую беседу доброго психиатра с тихим сумасшедшим, продолжался минут сорок. Потом тетушка решила, что правила хорошего тона уже позволяют нам откланяться, и сердечно распрощалась с подругой. «Мадамы» расцеловались в душистые мягкие щечки, я ограничилась улыбкой и подобием малого реверанса – от личности, которую гостеприимная хозяйка явно не сумела идентифицировать, большего и не требовалось.
– Уф-ф-ф, – выдохнула тетя Ида, когда обитая красным дерматином высокая дверь закрылась за нами с мягким чавкающим звуком. – Это было серьезное испытание нервов на прочность!
– А вы действительно так похожи на эту бабу Люсю? – поинтересовалась я.
– Я плохо помню ее пожилой дамой, но Марфиньке в этом смысле можно доверять, у нее отличная память на лица и костюмы, – сухо ответила тетушка.
– Отличная память – это уже не про Марфиньку, мне кажется, – не удержалась я.
Тетя Ида вздохнула, но ответить мне не успела. Дверь квартиры Марфы Ивановны снова открылась, и на площадку тихо выступила Светочка.
– Пс-с-с! – призывно посвистела она нам. – Я что сказать-то хотела: неладно у нас.
– Да, мы заметили, – вздохнула тетушка.
– Я не про это. – Светочка оглянулась на дверь квартиры, в которой осталась Марфинька, и покрутила пальцем у виска. – Наша-то давно уже не дружит с головой, к ее провалам в памяти я привычная. А что не так у нас, так это вот: в квартире кто-то чужой побывал. Кто – не представляю! Знаю только когда: нынче утром, пока я нашу из больницы забирала.
– Из квартиры что-то пропало? – спросила я.
– Вот то-то и оно. – Светочка сокрушенно вздохнула, всколыхнув могучую грудь, и стиснула руки на кармане передника. – Платья я что-то не нахожу! Того самого. – Она с намеком посмотрела на тетю Иду.
Я глянула на тетушку вопросительно.
– Потом расскажу, – отмахнулась она и снова обратилась к Светочк: – Только платья нет? А украшения целы?
– Вроде все на месте, но в ларце точно шарились, некоторые цацки не в своих гнездах лежат.
Тут я и без объяснений поняла, о чем она. Марфинька неоднократно демонстрировала мне свою коллекцию «цацек», она у нее хорошо систематизирована: каждое украшение хранится в отдельной ячейке с биркой-подписью.
– А вот этого у нас раньше не было, нашла, когда полы перед вашим приходом намывала. – Рука Светочки нырнула в кармашек и извлекла оттуда какую-то мелкую вещицу.
Пытаясь ее разглядеть, близорукая тетушка клюнула носом:
– Это что?
– Пуговка. – Я потянулась и забрала у Светочки ее находку. – Металлическая, с буковками. Я бы сказала – с какой-то джинсовой одежки.
– Мы джинсов не носим, – с большим достоинством молвила Светочка и оправила на себе передник. – Так что это точно не наше.
– Вторженец потерял, – предположила я. – Отлично, вот и улика для полиции…
Тетушка и Светочка посмотрели на меня одинаково скептически и синхронно затрясли головами. При этом на тетиной шляпке из серебристой соломки весело заплясали цветные солнечные зайчики, просочившиеся сквозь витражное окно над подъездной дверью.
– Вы что? Надо же сообщить! – возмутилась я.
– Очень нужно полиции разбираться с закидонами сумасшедшей бабки, – прямо высказалась Светочка и, сочтя разговор законченным, повернулась и скрылась за дверью.
Мы с тетей остались стоять на лестнице: она – с печалью во взоре, я – с пуговицей в руках.
– Неправильно это, – неуверенно сказала я, не видя поддержки. – Надо же разобраться…
– Идем, ты хотела про платье узнать, я тебе расскажу по дороге. – Мудрая тетушка сменила тему и двинулась к выходу из подъезда.
Обещанного рассказа мне пришлось подождать: повествовать на ходу или в метро тетя Ида не пожелала, чтобы не смазать впечатление. Наконец мы присели на лавочку в тенистом Александровском парке, и только тогда тетушка соизволила начать былинный сказ:
– Давным-давно, когда Марфинька была еще молодой и красивой…
– Это при царе Горохе, что ли? – не выдержала я.
– При каком царе? – обиделась тетя. – Марфинька тридцать восьмого года рождения, а я даже моложе, – она кокетливо поправила шляпку, – Брежнев тогда у нас был, вот кто, а никакой не царь. А у Марфиньки как раз случилась очередная любовь, ее сердечным другом стал один видный московский партиец, она даже перебралась в столицу… на пару лет, пока у них все не закончилось.
Я покивала, поскольку тетушка сделала паузу, явно дожидаясь моей реакции, а мне ее намеки вполне понятны. Марфинька по молодости лет была той еще кокеткой-сердцеедкой и романы крутила – как сельский пастух хвосты коровам: с завидной регулярностью.
– А Марфинькин амант имел какое-то отношение к отечественному кинопроизводству, что-то там курировал, контролировал, одобрял или, наоборот, не санкционировал. Короче, был влиятельной персоной на «Мосфильме».
Она снова сделала паузу, и я опять покивала – на сей раз уважительно.
– А Марфинька же, ты знаешь, актриса, – продолжила удовлетворенная сказительница. – Она всегда мечтала попасть в кино, а ее почему-то не брали.
«Потому что плохая она актриса!» – захотелось сказать мне, но я, конечно, удержалась.
Ни на экране, ни на сцене я Марфиньку не видела, а те маленькие домашние представления, которые она устраивает на публику в нашем со Светочкой лице, все же не позволяют уверенно судить о масштабе актерского дарования.
– И вот Марфинька как-то упросила своего Викентия – это ее кавалера так звали, – пристроить ее в новый фильм. Да не к кому-нибудь, а к известному режиссеру. Он как раз
