Дарья Донцова - Замок храпящей красавицы
В театральной среде ходит огромное количество историй про разные казусы. Ну, например, о том, как во время исполнения пьесы «Изгнание из рая» бутафор то ли с пьяных глаз, то ли из желания отомстить актеру, исполняющему роль змея, в кульминационный момент подал ему не яблоко, а банан. Артист привычно схватил реквизит и понял, какой фрукт держит, лишь через пару секунд, уже произнося текст: «Так вкуси же от этого самого прекрасного плода на свете». Зычное ржание, донесшееся из полутемного зала, сорвало продолжение спектакля. Вот почему умные актеры никогда не ссорятся ни с гримером, ни с костюмером, ни с бутафором: «невидимки» могут отомстить, и кое‑кто из них делает это с особой радостью и изобретательностью. Но Михаил Степанович никогда не совершит подлость, он милейший дед, готовый всегда прийти вам на помощь, очень позитивный и не по возрасту улыбчивый. Пенсионер не злится на весь свет, как многие старики. А еще он никогда не сплетничает и не выдает чужих тайн.
Я села на табуретку возле верстака.
– Дядя Миша, за завтрашний день я непременно найду номер Вересаева. Я не его фанатка, не намерена стоять с букетом у подъезда телезвезды, не журналистка, которая мечтает об эксклюзивных фото Алексея, и не собираюсь вешаться ему на шею с воплем: «Любимый, я вся твоя». Хочу предупредить его о грозящей ему опасности. Кто‑то решил убить Вересаева. Первая попытка не удалась, значит, скоро последует вторая. Дай бог, чтобы ничего ужасного не случилось, пока я буду обзванивать знакомых, разыскивая мобильный Леши. Но вдруг наемный убийца поджидает его сейчас в подъезде дома?
Михаил Степанович полез в карман пиджака.
– Осторожно, вы чем‑то испачкали рукав, – остановила я его, – очень похоже на кровь.
Рабочий замер, потом поднес руку к глазам.
– Ба! Это и есть кровь.
– Вы поранились! – испугалась я.
– Бутафорская, – улыбнулся Михаил Степанович. – Я брал у Фаины бутыль и капнул. Теперь придется чистить. Ладно, Фая справится!
Михаил Степанович снова полез в карман, выудил допотопный сотовый аппарат, потыкал пальцем в кнопки и отдал мобильный мне.
– Говори.
Я приложила трубку к уху и услышала:
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Несколько следующих попыток тоже не увенчались успехом, и я забеспокоилась:
– Надо предупредить Филиппа Леонидовича, пусть он пошлет кого‑нибудь на квартиру к Вересаеву. Вдруг я опоздала, и на Лешу напали, он сейчас лежит в подъезде без сознания или умирает один дома.
Дядя Миша потер рукой затылок.
– Может, он торопился на свидание. Любовь у Лешика, выключил парень телефон, не до звонков ему. С чего ты подумала про опасность?
Я рассказала Михаилу Степановичу про вырванную из пояса петлю.
– Надо пойти взглянуть, – спокойно произнес он, когда мой рассказ иссяк.
Мы неторопливо дошли до владений Фаины и обнаружили, что дверь заперта.
– Отправилась на боковую, – констатировал Михаил Степанович, – до завтра подождать придется.
– Можно взять ключ и войти на склад, – предложила я.
Дядя Миша потер ладонью ухо.
– Нехорошо без разрешения в чужой вотчине рыться! Неприлично это!
– Если ремень испортили нарочно, то нужно срочно приставить к Леше охрану, – воскликнула я, – но если вы, осмотрев пояс, придете к выводу, что петля оторвалась случайно, тогда можно спать спокойно. Как мы будем с вами себя чувствовать, узнав завтра о нападении на Вересаева этой ночью?
Михаил Степанович одернул пиджак и двинулся в другой коридор. Я поспешила за ним, отлично зная, куда он направился. В тупиковой части узкой галереи находится железный ящик, где висят запасные ключи от всех помещений. Двери его закрыты на электронные замки, но дядя Миша знает код доступа.
Михаил Степанович свернул налево, ковровая дорожка закончилась, дальше пол был покрыт белой блестящей плиткой. Мне показалось, что она мокрая, и я притормозила, боясь поскользнуться, а дядя Миша размашистыми шагами двигался вперед. За ним тянулись небольшие темно‑синие пятнышки. Я улыбнулась. Ну надо же, бутафор, как и мой Юра, польстился на обувь якобы солидной фирмы. Смотрятся ботинки прекрасно, но при ходьбе от подошв отваливается верхний слой, они не из натуральной кожи, а из прессованных кусочков‑обрезков.
– Отвернись, – приказал он, когда мы очутились на месте.
Я покорно встала спиной к шкафчику, услышала тихое попискивание и посмотрела вниз, взгляд наткнулся на круглый предмет. Я подняла розовую искусственную жемчужину и сказала:
– Девочка! Она тут пробегала!
Глава 5
– Припевочка‑красавица, – протянул дядя Миша, звеня ключами, – ты о ком болтаешь?
– Фаина боится детей, – выпалила я.
– Не пори чушь, – остановил меня он, – Фая никогда ребенка не обидит.
– Я о страхе, – уточнила я, – она даже разговаривать не смогла! Аж затряслась вся!
Михаил Степанович закрыл шкаф.
– Фая никогда не пугается. С чего бы ей паниковать?
Я тут же рассказала про малышку в розовом платье. Вообще говоря, я ожидала, что дядя Миша засмеется и скажет что‑то вроде: «Ох уж эти бабы! Вечно чудят». Но он отреагировал странно.
– О Господи! А ну, пошли.
– Куда? – удивилась я. – Там тупик.
Михаил Степанович молча схватил меня за руку, подтянул к стене, оклеенной дорогими обоями, имитирующими шелк, ткнул пальцем в золотой орнамент, и панель разъехалась.
– Лифт! – ахнула я.
Дядя Миша впихнул меня в кабину, нажал на кнопку, лифт медленно пополз вниз. Оцените мое удивление: сначала я узнала про подъемник, а теперь поняла, что в театре есть подвальное помещение.
Вскоре мы очутились в коридоре. Пол покрывала обычная плитка, а стены были выкрашены в цвет морской волны. И в комнате, куда меня привел Михаил Степанович, доминировал тот же оттенок.
– Садись, – приказал рабочий, показывая на большое кресло. – Чаю хочешь?
– Нет, наелась на банкете, – ответила я, удобно устраиваясь.
Дядя Миша выудил из кармана допотопный мобильник и сказал в него:
– Зайди немедленно.
– Я понятия не имела, что тут есть жилые помещения, – воскликнула я, когда Михаил Степанович бросил трубку на диван.
– Это моя квартира, – объяснил рабочий. – Две комнаты, спальня и гостиная, плюс санузел, кухня с чайником, кофе‑машиной, холодильником и СВЧ‑печкой. Можно готовить, да зачем? Я у хозяина кормлюсь. Не жизнь, а малина, на всем готовом.
Дверь в квартиру распахнулась без стука, в комнату вошел Владимир Михайлович Корсаков, начальник охраны Филиппа Леонидовича. Я неоднократно виделась с этим безукоризненно одетым и подчеркнуто вежливым человеком, он всегда находится за спиной у хозяина, и, судя по тому, как Верещагин общается с Корсаковым, это не просто служащий на окладе, а некто более близкий. Когда Филипп Леонидович присутствовал на генеральном прогоне спектакля, он спросил у Владимира:
– Ну и как тебе?
– Нормально, – ответил Корсаков, – но, думаю, лучше, если Колобок все же будет говорить какие‑то слова, иначе зритель не поймет, по какой причине он спешит к Бабе Яге.
Верещагин повернулся ко мне.
– Виола Ленинидовна, сколько вам потребуется времени для вставки в пьесу?
– Полчаса, – пообещала я, – если я правильно поняла, нет необходимости в пространном монологе.
– Отлично! – обрадовался Корсаков. – Вас охарактеризовали как крепкого профессионала, но забыли сказать, что у прозаика Арины Виоловой покладистый характер. Нам с вами повезло, правда, Филипп Леонидович?
– Абсолютно согласен, – улыбнулся шеф, – до сих пор все писатели, с которыми мы имели дело, яростно отстаивали свои варианты пьесы. А с вами очень легко. Не согласитесь ли еще писать для моего театра? Нам нравятся талантливые люди, способные идти на компромисс. Верно, Володя?
Понимаете теперь, почему я решила, что Корсакова и Верещагина связывают дружеские узы? С простым секьюрити хозяин так обходиться не станет.
– Привет, папа, – сказал главный охранник. – Надеюсь, не случилось ничего неприятного?
Я изо всех сил постаралась не выдать своего изумления. Начальник охраны – сын дяди Миши? Сегодня у меня день открытий.
Михаил Степанович сел на диван.
– Она видела девочку. В розовом платье. За кулисами.
Владимир щелкнул языком.
– Живую?
Я не поняла вопроса.
– В смысле?
– Ребенок был настоящим? – уточнил Корсаков, чем еще сильнее озадачил меня.
– Мертвые дети не разгуливают по дому, – ответила я.
– Кое‑кто может с тобой поспорить, – встрял Михаил Степанович.
– Может, показалось? – прищурился Владимир.
Последний вопрос адресовался мне, я рассердилась.
– Я не подвержена галлюцинациям. И, кстати, вот искусственная жемчужина, лежала в коридоре. Точь‑в‑точь такие украшали платье ребенка.
