Дарья Донцова - Чудовище без красавицы
– Андрюшка не вредничает, просто у него небось и впрямь времени нет, ладно, погоди…
Приятель встал, запер сейф, сунул ключи в карман и вышел. Я расстегнула куртку, некоторые действия настолько привычны, что выполняются человеком автоматически. Юра ни на секунду не сомневается в моей честности, но сейф захлопнул и «открывалку» унес. Кстати, мог бы чайку предложить!
Минуты текли томительно, наконец Юрка вернулся и протянул мне… шнурки, брючный ремень, кольцо-печатку и листок бумаги.
– Что это? – оторопела я.
– Сделай милость, отдай родственнице Федулова, – велел Юрка, – тут все по описи, кольцо из желтого металла, похожего на золото…
– А шнурки с ремнем при чем? – спросила я, вглядываясь в бумажку. Слава богу, вот он, договор купли-продажи…
– Положено, – возвестил приятель. – У всех отбирают.
Я молча сгребла вещи в сумочку.
– А где Олег?
– Оперативная необходимость, – загадочно сообщил Юрка.
ГЛАВА 5
Марья Михайловна встретила меня странно. Вернее, совсем никак не встретила. И мне пришлось минут десять звонить в дверь, прежде чем я заметила, что замок не заперт.
– Добрый день! – заорала я, громко хлопая дверью. – Марья Михайловна, вы где?
В ответ – молчание. Сказать, что мне стало страшно, это не сказать ничего. Только вчера в квартире у Лены меня встретила точь-в-точь такая зловещая тишина.
– Марья Михайловна, – завопила я так, что на хрустальной люстре зазвенели тоненько подвески, – отзовитесь!
Но ни звука не доносилось из комнат.
Еле-еле передвигая ноги, я добралась до гостиной, сунула голову в комнату и завизжала. Все шкафы были открыты. Постельное белье вперемешку с хрустальными бокалами и тарелками валялось на полу. Здесь же расшвырянные книги, видеокассеты, газеты… Со стола сдернута скатерть, подушки с кресел и дивана валялись в разных местах. Но самое страшное не это. У окна, под самым подоконником, лежал, разбросав руки, Никитка. Светло-серый свитер мальчика, его белокурые волосы, голубые джинсы, бежевый ковер, на котором покоилось безжизненное тело, – все было залито яркой бордовой жидкостью. Не помня себя, я вылетела на кухню, схватила телефон и срывающимся голосом выкрикнула:
– Юрка! Сюда, ко мне, скорей…
Марьи Михайловны дома не оказалось. Дикий бардак царил по всей квартире, нетронутой оказалась лишь кухня. Наверное, негодяи, убившие ребенка и похитившие бабушку, нашли то, что искали.
Я сидела на кухне и сжимала в ледяных ладонях чашку с обжигающим чаем. Горячая жидкость огнем прокатывалась по пищеводу вниз, но меня парадоксальным образом трясло все больше и больше.
Юрка с оперативниками ходил по квартире. Потом послышался вой сирены, лязг носилок и нервный голос:
– Капельницу не задирай так, быстро течет.
Я мигом кинулась в коридор. Никитка лежал на носилках, которые двое мужиков несли вперед головой, а не ногами. Третий шел сбоку, держа в руках пластиковый мешок, от которого тянулась тоненькая прозрачная трубочка, теряющаяся под одеялом, прикрывающим мальчика.
– Он жив!!! – обрадовалась я.
– Скорее нет, чем да, – раздраженно бросил доктор, и медики исчезли на лестнице.
– Почему ты не вызвала «Скорую»? – налетел на меня Юрка. – При таких ранениях исход решают минуты…
– Но, – забормотала я, – но я не думала… Полагала, что он мертв, столько крови.
Юрка разинул было рот, но тут сзади, от входной двери, раздался бодрый голос Марьи Михайловны:
– Никиточка, детка, почему же у тебя дверь раскрыта? Сколько раз говорила, запирай аккуратно, иди сюда, смотри, что я принесла…
Я онемела, Юрка сразу тоже не сообразил, как поступить. Художница вошла в прихожую. В правой руке она держала большую хозяйственную сумку, в левой два шоколадных яйца.
– Ники… – начала она, но, увидав меня, осеклась. – Виолочка? Слава богу, это вы. А то уж я испугалась, кого Кит впустил. Ну как съездили?
Я растерянно протянула ей договор:
– Вот.
Марья Михайловна поставила кошелку и сказала:
– Ну спасибо, неужели…
Тут из гостиной высунулся фотограф и крикнул:
– Юрка, я тут все отщелкал.
– Что здесь происходит? – прошептала художница.
– Только не волнуйтесь, – начал Юра, – лучше пойдем на кухню, там сесть можно…
– Никиточка… – прошептала Марья Михайловна, – Никиточка…
– Он остался жив, – быстро сообщила я. – Только крови много потерял, на «Скорой» увезли.
Не говоря ни слова, женщина закатила глаза и опустилась на пол.
– Веня! – заорал Юрка.
Из гостиной выскочил парень, руки которого были обтянуты тонкими резиновыми перчатками.
Юра затолкал меня на кухню и с укоризной сказал:
– Ну ты даешь, Вилка. Знаешь анекдот, как полковник вызывает к себе сержанта и велит тому сообщить рядовому Петрову о смерти родителей?
– Нет, – буркнула я мрачно, – самое время сейчас веселиться.
Но Юрка, словно не услыхав последней фразы, спокойно продолжал:
– В общем, поставил полковник перед собой сержанта и приказывает: «Ты там поделикатней действуй, все-таки родные люди погибли». Ну сержант выстроил солдат и как гаркнет: «Эй, ребята, у кого отец с матерью живы, два шага вперед! А ты, Петров, куда прешься? Ты у нас со вчерашнего вечера сиротой стал!»
– Ты это к чему? – поинтересовалась я.
– Да просто так, – хмыкнул Юрка, – здорово с бабкой разобралась: жив пока, много крови потерял…
У Марьи Михайловны я просидела до позднего вечера. Милиция ушла где-то в районе семи. Но мне стало жаль старушку. Она с потерянным видом сидела на диване и повторяла:
– За что? Господи, за что? Павлик, Леночка, Никита… За что?
– У вас ничего не пропало? – осторожно поинтересовалась я. – Деньги, драгоценности…
Марья Михайловна покачала головой:
– Пенсию унесли, сережки золотые, два кольца и шубу каракулевую. Видно, что нашли…
– Почему же Никитка впустил грабителей? – недоумевала я.
– Он такой ребенок, – снова заплакала бабушка, – небось и не посмотрел в глазок, распахнул дверь, и все.
Я оглядела дикий беспорядок, царивший в комнате.
У меня Никита всегда спрашивал: «Кто там?» Ни разу не помню, чтобы он просто открыл дверь…
Марья Михайловна дрожащей рукой взяла пузырек с валокордином и принялась отсчитывать резко пахнущие капли.
Дзынь, дзынь – раздалось из прихожей.
– Виолочка, – прошептала женщина, – откройте, сделайте милость!
Я подошла к двери, посмотрела в глазок, увидела высокого, худощавого мужика и бдительно поинтересовалась:
– Вам кого?
– Марья Михайловна дома? – весьма вежливо ответил незнакомец. – Скажите, Вербов пришел, Максим Иванович.
Услыхав имя мужчины, бабушка Никиты изменилась в лице, но попросила впустить Вербова, а когда я, решив оставить ее с гостем наедине, собралась отправиться на кухню, замахала руками:
– Нет, Виолочка, останьтесь, у меня от вас тайн нет.
Максим Иванович оглядел разгром и с изумлением спросил:
– Что тут произошло?
Марья Михайловна вновь схватилась за валокордин, а я вкратце обрисовала гостю ситуацию. Тот пришел в ужас:
– Бедный мальчик, представляю, что вы пережили!
Старушка качала головой и ничего не говорила, повисло молчание, прерываемое только тяжелым дыханием мужчины. Потом он осведомился:
– Ну, надеюсь, мои деньги целы?
Марья Михайловна залилась слезами.
– Грабители небось узнали…
Максим Иванович растерянно протянул:
– Вы хотите сказать, что вся сумма…
Внезапно Марья Михайловна отшвырнула в сторону мокрый скомканный носовой платок и прошипела:
– Из-за этих проклятых бумажек убили мою дочь и почти уничтожили внука…
Мужчина испуганно ответил:
– Да, конечно, извините…
Старушка вновь принялась судорожно всхлипывать.
– Вам, наверное, лучше сейчас уйти, – тихо сказала я, – Марья Михайловна пережила слишком большой шок.
– Понимаю, – ответил гость, – действительно…
Проводив Максима Ивановича до двери, я осторожно спросила у бабули:
– О каких деньгах идет речь?
Старушка вздохнула:
– Я брала в долг у Максима Ивановича большую сумму, целых десять тысяч…
– Долларов?
– Ну что вы, рублей, конечно, ремонт делала. Потом у меня картину купили, вчера, утром. Ну я и договорилась, что Вербов сегодня придет… Совсем про него забыла, а тут такая штука произошла! Естественно, денег нет! Они лежали вон там, в шкафу, совершенно открыто, их никто не прятал… Теперь надо снова собирать… Господи, еще эти вещи разбросанные на место класть и в гостиной мыть…
Я вздохнула:
– Придется вам опять Ковригину Лиду звать, вроде она хорошо справляется с подобными поручениями…
Следующие два дня я просидела дома, стараясь не сталкиваться с гостями, но в среду вышла на кухню около одиннадцати и застала там Акима Николаевича, пившего чай. Увидав меня, свекор сжал губы, превратив их в «куриную жопку»:
