Дарья Донцова - Чудовище без красавицы
– А зачем папеньку прихватил?
Муж развел руками:
– Я так понимаю, что Аким его окончательно под себя подмял…
– Но почему к нам?
– У них никого в столице нет, гостиницы дороги. Кстати, они сегодня весь день мой адрес искали, – ответил муж. – Еле-еле добрались.
– И надолго?
Супруг тяжело вздохнул:
– Не знаю. Завтра Филя поедет в академию, и вечером услышим об их планах.
– Черт знает что, – прошипела я, – только свекра с деверем мне не хватало, или с шурином, я никогда не знала, как точно называется брат мужа. Хорош отец, который даже адреса любимого сына не знает! Почему мы должны их тут терпеть?
– А что делать? – пробормотал Олег, вытягиваясь на одеяле. – Выгнать вон? Как-то совесть не позволяет!
Я встала, приоткрыла окно, вдохнула прохладный, сырой ночной воздух и сказала:
– Только имей в виду, я не буду пресмыкаться перед этими субъектами…
Супруг молчал.
– И хамство терпеть тоже не стану!
Олег не издавал ни звука. Я повернулась и увидела, что муж крепко спит поверх одеяла, забыв снять брюки и свитер. Неожиданно мне стало жаль его, злость испарилась. Я аккуратно стянула с Олега штаны, но, попробовав вытащить из-под стокилограммового тела одеяло, потерпела неудачу. Накрыла его пледом, захлопнула окно, выключила свет и улеглась на свою половину кровати.
В конце концов, родителей не выбирают.
– Вилка, – прошептала Тома, тихонько приоткрывая дверь, – ты спишь?
– Еще нет, – тоже шепотом ответила я.
– К телефону подойдешь?
– Кто это? – удивилась я, влезая в халат.
– Какая-то Марья Михайловна, – пожала плечами Тома.
Я схватила трубку:
– Слушаю.
– Бога ради, Виолочка, извините за столь поздний звонок, – прозвучал голос бабушки Никиты Федулова, – вы, наверное, уже легли…
– Нет, нет, – поспешила я возразить. – Все в порядке. Что-то случилось?
Марья Михайловна вздохнула:
– Да уж, хуже не бывает. Леночка в морге, а Павлик в тюрьме…
Я удрученно молчала. А что тут скажешь? Молчание затянулось. Пожилая женщина всхлипывала. Наконец она справилась с рыданиями:
– Виолочка, дорогая, извините, но вам придется теперь ездить ко мне, в Кузьминки, правда, дом прямо у метро. Никиточка и слышать не хочет о другой учительнице. Кстати, я ему пока ничего не сказала про Леночку, пусть думает, что мама просто заболела. Как считаете, это правильно?
– Не знаю, – растерянно пробормотала я, – может, вы и правы, зачем ребенку такой стресс! Хотя все равно ведь придется когда-то объяснить…
– О господи, – снова заплакала Марья Михайловна, – ну за что? Кому она помешала?
– Успокойтесь, – попыталась я утешить бабушку, – вам нельзя так нервничать, еще Никиту надо на ноги ставить. Павла-то небось судить будут, мальчик у вас останется…
Неожиданно Марья Михайловна деловито сказала:
– Виолочка, боюсь, десять долларов мне теперь не по карману. Честно говоря, пока я не слишком представляю, на какие средства мы будем существовать с Китом.
– Ста рублей за урок вполне достаточно, – быстро ответила я. – Впрочем, могу работать в долг, расплатитесь, когда сумеете, мне не к спеху.
– Сто рублей мне по силам, – обрадовалась Марья Михайловна. – Вот спасибо так спасибо, и еще…
Она замолчала.
– Говорите, говорите, – приободрила я ее, – я постараюсь для вас все сделать!
– Понимаете, – снова принялась вздыхать Марья Михайловна, – у Никиточки с собой нет никаких сменных вещей, у меня здесь только пижамка и домашний костюмчик. Не могли бы вы завтра с утра подъехать на квартиру к Леночке и взять его вещи?
– Пожалуйста, – ответила я, – только как я попаду внутрь?
– Там с восьми утра будет женщина, Лида, – пояснила бабушка, – она вам откроет, я предупрежу ее.
– Ладно.
– Спасибо, ангел мой, – прошептала Марья Михайловна. – Понимаю, что глупо, но я просто не могу войти в эту квартиру, ноги не идут…
– Конечно, конечно, – поспешила я успокоить ее, – мне совсем не трудно.
– Вещи уже сложены в такой довольно большой чемоданчик из крокодиловой кожи, темно-коричневый, – пустилась в объяснения бабушка, – он стоит у них в кладовке, между шкафами, извините, но он, кажется, заперт, просто для того, чтобы не открылся случайно. Лена собиралась завтра отправить Никиту со школой во Францию. Да только теперь нам не до поездок.
ГЛАВА 4
Утром я звонила в квартиру к Федуловым. Дверь распахнулась сразу, словно женщина специально поджидала меня у порога. Полная, в резиновых перчатках и спортивном костюме, она моментально сказала:
– Вы Виола! Хозяйка вас очень точно описала!
Я вошла в знакомую прихожую и принялась расстегивать ботинки.
– Идите так, – велела Лида, – все равно мыть.
Я покосилась на ее резиновые перчатки. У Лены работала в прислугах интеллигентная дама лет пятидесяти, Ольга Львовна, бывшая преподавательница химии, волею судеб поменявшая класс с учениками на ведро с тряпкой. Эту же бабу я вижу впервые. Странно, однако, Марья Михайловна говорила, что нуждается и не может платить мне десять долларов, а наняла прислугу…
– Вы теперь будете тут убирать? – поинтересовалась я у Лиды.
Та улыбнулась.
– Нет, только один день. Я не простая домработница.
– Да? – я из вежливости поддержала разговор. – А какая?
Терпеть не могу людей, которые корчат из себя бог знает что. Если стоишь в чужой квартире с веником и совком, то, как ни называйся, суть одна. Поломойка она и есть поломойка. Я в своей жизни только и делала, что возила тряпкой по комнатам и коридорам. Ну и что? Но Лида, очевидно, стесняется своего занятия, да она не одна такая!
Видели когда-нибудь в метро, при входе на станцию, у касс бумажку: «Требуется оператор для работы в зале на машине»? Долгое время я никак не могла сообразить, на каком таком автомобиле предлагается разъезжать по станции и при чем тут оператор? Мне что, дадут видеокамеру? В действительности же оказалось, что это просто объявление о найме уборщицы. А машина – такая серая штука с бешено крутящимися внутри щетками, которую следует толкать перед собой, оставляя сзади мокрую полосу свежепомытого мрамора…
– Вот, – продолжала Лида, – возьмите визитку, вдруг когда понадобится, не дай бог, конечно!
Ничего не понимая, я взяла карточку и уставилась на цифры и буквы: «Лидия Ковригина, уборка квартир и офисов после террористических актов, убийств и аварий».
– Это чья? – глупо поинтересовалась я. – Ваша?
Лида хихикнула:
– Конечно.
– Так вы моете…
– После преступлений, – пояснила женщина. – Знаете, родственникам-то не слишком приятно. Вот вчера кабинет уделали, жуть! Кровищи везде! Все стены, пол и даже на потолок попало. Здесь-то сегодня чисто, подумаешь, чуть на стол натекло, ерунда! А что, правда, будто тут совсем молодую убили?
Я подавила легкую тошноту.
– Да.
– Вот горе, вот горе, – запричитала Лида, но глаза ее горели любопытством.
Никакой жалости к погибшей Лене уборщица не испытывала, ну да это и понятно.
– Где же находите клиентов? – поинтересовалась я.
– В «Из рук в руки» объявления печатаю, визитки раздаю, иногда сама предлагаюсь. Прочитаю в «Московском комсомольце», кого где убили, и звоню…
Внезапно тошнота опять подступила к горлу, и я пошла в кладовку за чемоданом.
Элегантный саквояж из крокодиловой кожи нашелся там, где и говорила Марья Михайловна. Я попыталась поднять его и охнула. Маленький на вид баульчик оказался очень тяжелым. С трудом оторвав его от пола, я пошла к двери.
– Уходите? – весело спросила Лида.
– Да, – ответила я.
– Ну счастливо вам, – улыбнулась уборщица, – визитку мою не потеряйте, вдруг пригодится.
– Типун вам на язык, – обозлилась я и ушла.
Марья Михайловна не обманула. Ее дом, самая обычная пятиэтажка из желтых блоков, стоял в двух шагах от станции «Кузьминки». На небольшом пятачке шумел рынок. Я обогнула полосатые палатки и вошла в подъезд.
Марья Михайловна открыла дверь и мигом заплакала, увидав меня с саквояжем в руках. Я растерянно пробормотала:
– Ну, ну, успокойтесь.
– Проходите, Виолочка, на кухню, – сморкаясь в платочек, сказала хозяйка. – Оставьте чемоданчик вот тут, около вешалки.
– Он тяжелый, – сказала я, – давайте отнесу к Никите в комнату.
– Спасибо, – вежливо отозвалась Марья Михайловна. – Ничего, пусть пока тут постоит!
Мы двинулись на кухню. Хозяйка извинилась и ушла. Из ванной послышался шум воды. Я села на стул и огляделась. Большое помещение, метров двадцать, было обставлено самой простой, отечественной мебелью. И плита, и холодильник оказались здесь советскими, купленными небось еще в 70-е годы. Такие кухни у большинства малообеспеченных москвичей. Удивила меня только кубатура помещения, обычно в «хрущобах» пятиметровые пищеблоки. Наверное, Марья Михайловна в свое время разбила стену между крохотной кухонькой и прилежащей к ней комнатой.
